Мемуары Муми-папы

– Ладно, – сказала она. – Опять придётся воду греть. Где этот ваш дом? Далёко?

Я повёл её к ручью, и, пока шёл, в мои пятки закралось страшное предчувствие и поползло выше, к самому животу. Тем временем мы приблизились к месту.

– Ну? – сказала ежиха.

– Любезная госпожа, – жалобно произнёс я, указывая на своё строение на песке. – Вот таким я задумал мой дом. Перила на веранде украшает резной узор из сосновых шишек. Вернее, если вы одолжите мне лобзик… – Я совершенно запутался.

Понимаете ли, дорогие читатели, я так увлёкся строительством, что и вправду поверил, будто дом готов! Это, безусловно, свидетельствует об очень живом воображении – качестве, которое в будущем станет определяющим в моей жизни и жизни моих близких.

Ежиха ничего не сказала. Она окинула меня долгим взглядом, пробормотала что-то, чего я, к счастью, не разобрал, и ушла домывать свою посуду.

Я шагнул в ручей и, ни о чём не думая, побрёл по прохладной воде. Ручей бежал так, как обычно бегут ручьи, причудливо и неторопливо. Местами он был прозрачный и мелкий, с камушками на дне, а местами делался глубже, и тогда вода темнела и замирала. Солнце – очень красное – спустилось уже совсем низко и светило на меня из-за сосен, а я, прикрыв глаза, шёл себе дальше.

Наконец снова раздался щелчок: клац! – и в голову мне пришла свежая мысль. Сами рассудите, если бы я построил дом на прекрасной полянке с прекрасными цветами, то я бы испортил полянку, правда? Дом лучше строить рядом с полянкой, а рядом с полянкой места для постройки, представьте себе, не было. И ещё – я бы стал домовладельцем. Спрашивается, может ли домовладелец быть в то же самое время искателем приключений? Нет! Это, скажу я вам, исключено!

Теперь подумайте дальше: а вдруг мне всю жизнь пришлось бы жить по соседству с этой ежихой? Ведь у неё, вероятно, огромная ежиная родня, и все они, полагаю, точь-в-точь такие же, как она. То есть вообще-то мне очень повезло: я избежал разом трёх больших неприятностей.

Сейчас, оглядываясь назад, я думаю, что строительство дома стало моим первым жизненным Опытом, имевшим величайшее значение для моего развития.

Итак, не потеряв свободы и самоуважения, я брёл по течению, пока странный негромкий звук не нарушил хода моих мыслей. Посреди ручья крутилось замечательное водяное колесо, собранное из веточек и плотных листьев. Я в изумлении остановился. И вдруг услышал чей-то голос:

– Эксперимент. Считаю обороты.

Сощурив глаза против огромного красного солнца, я увидел два внушительных уха, торчащих из кустов черники.

– С кем имею честь?.. – спросил я.

– Фредриксон, – ответил мой ушастый собеседник. – А вы кто?

– Я муми-тролль, – сказал я. – Беглец, рождённый под совершенно особенными звёздами.

– Какими же? – с явным любопытством спросил Фредриксон, и я очень обрадовался, потому что впервые за всю свою жизнь услышал умный вопрос.

Я вылез из ручья, сел рядом с Фредриксоном и рассказал обо всех знамениях и знаках, сопровождавших моё появление на свет. Он ни разу не перебил меня, и я поведал о прекрасной корзиночке из листьев, в которой нашла меня Хемулиха. Рассказал о её ужасном доме и о моём детстве, прошедшем среди непонимания. О приключении на весеннем льду, и о драматическом бегстве из приюта, и о полном опасностей пути через пустоши и лощины.

Наконец я объяснил Фредриксону, что хочу стать искателем приключений. (Про дом и ежиху я решил не упоминать – зачем придавать значение второстепенным деталям?)

Фредриксон серьёзно слушал, помахивая ушами ровно там, где это было уместно. Когда я умолк, он ещё долго думал, а потом сказал:

– Странно. Всё это довольно странно.

– Правда же?! – благодарно поддакнул я.

– Хемули – неприятные создания, – пояснил Фредриксон.

Он задумчиво достал из кармана кулёк с бутербродами и протянул мне половину.

– Ветчина, – сказал он.

Потом мы немного посидели рядом, глядя на исчезающее солнце.

В течение всей нашей долгой дружбы с Фредриксоном я не раз изумлялся тому, как ему удаётся успокоить и убедить собеседника, почти ничего не говоря и не прибегая к словам с большой буквы. Обидно, что я так не умею, но меняться я не собираюсь.

День закончился восхитительно. Советую всем, у кого тревожно на душе, понаблюдать, как крутится посреди ручья сделанное на славу водяное колесо. Искусству мастерить такие колёса я впоследствии научил моего сына Муми-тролля. (Делается это так: срежьте две небольшие рогатины и воткните в песок на дне ручья на некотором расстоянии друг от друга. Найдите четыре продолговатых плотных листка и проткните их в середине веточкой, так, чтобы из них, вместе взятых, получилась звезда. На картинке показано, как скрепить всю эту конструкцию тонкими прутиками. Наконец, положите веточку с листиками в развилки рогатин, и колесо завертится.)

Когда лес стал совсем чёрный, мы с Фредриксоном пошли на мою полянку и там заночевали. Мы спали на веранде моего дома, только Фредриксон об этом не знал. Зато я окончательно продумал узор с сосновыми шишками для перил. Я понял, как построить лестницу на верхний этаж. Я был убеждён, что дом совершенен и в некотором смысле готов. Теперь о нём можно до поры до времени забыть.

Главным сейчас было то, что я нашёл своего первого друга, а значит, моя жизнь началась всерьёз.

Глава вторая,

где я ввожу в повествование Шусселя, представляю читателю дронта Эдварда и красочно описываю «Морзкой оркестор» и его незабываемый спуск на воду

огда я проснулся, Фредриксон ставил в ручье сеть.

– Привет, – сказал я. – Здесь водится рыба?

– Нет, – отвечал Фредриксон. – Подарок на день рождения.

В этом был весь Фредриксон. На самом деле он просто хотел сказать, что сеть ему подарил племянник, который сам её сплёл и очень бы огорчился, если бы Фредриксон её не опробовал. Со временем я узнал, что племянника зовут Шуссель[5 - Шуссель – это такой маленький зверёк, который носится взад-вперёд очень быстро и бестолково, опрокидывая и роняя всё вокруг. (Примеч. автора.)] и что родители его погибли во время генеральной уборки. Теперь он жил в банке из-под кофе – такой, знаете, синей – и собирал главным образом пуговицы. Не самая длинная история, правда? Но Фредриксон ни за что не смог бы рассказать её всю целиком за один раз.

Он слегка поманил меня ухом и двинулся через лес, указывая дорогу. Мы остановились перед кофейной банкой. Фредриксон достал кедровый свисток с горошиной внутри и свистнул два раза. Крышка слетела, из банки выскочил Шуссель и радостно бросился к нам, пища и суетясь.

– Доброе утро! – закричал он. – Как здорово! Кажется, ты говорил, чтобы сегодня я ждал сюрприза?! А кого это ты привёл? Какая честь! Жаль только, я не успел прибрать в банке…

– Не волнуйся, – отвечал Фредриксон. – Муми-тролль.

– Добрый день! – выкрикнул Шуссель. – Очень рад! Я сейчас… Одну секунду, мне только надо кое-что захватить…

Шуссель исчез в банке и стал с ужасным грохотом копошиться там. Вскоре он вылез, зажав под мышкой небольшую коробку, и мы втроём пошли через лес.

– Племянник, – вдруг сказал Фредриксон. – Ты рисовать умеешь?

– Ещё бы! – воскликнул Шуссель. – Однажды я нарисовал именные карточки для застолья – всем своим кузенам, чтобы знать, где кто сидит! У каждого была своя, особая карточка! Хочешь, я и тебе такую сделаю, глянцевую, блестящую? Или выведу какой-нибудь афоризм? Прости, но что именно тебе нужно? Это как-то связано с твоим сюрпризом?

– Секрет, – ответил Фредриксон.

Тут Шуссель запрыгал от возбуждения, верёвочка, которой была перехвачена его коробка, развязалась, и в мох посыпались все его пожитки, а именно: медные спиральки, резинки для чулок, ролики для выкроек, серёжки, двойные розетки, баночки, сушёные лягушки, сырорезки, сигаретные окурки, множество пуговиц и прижимная пробка для бутылки.

– Спокойно, – сказал Фредриксон и собрал всё обратно.

– Раньше у меня был отличный шнурочек, но он потерялся! Простите! – сказал Шуссель.

Фредриксон вынул из кармана шпагат, перевязал коробку, и мы пошли дальше. Уши Фредриксона выдавали тайное волнение. Наконец он остановился у густого орешника, повернулся и серьёзно поглядел на нас.

– Там твой сюрприз? – благоговейно прошептал Шуссель.

Фредриксон кивнул. Мы торжественно заползли в орешник и вскоре оказались на полянке, посреди которой высился корабль, большой корабль!