Счастливо оставаться!
Муми-тролль,
непохожий на других.
Жребий брошен! Я отправился в путь, ведо?мый звёздами своей судьбы и не знающий о том, какие удивительные происшествия ждут меня впереди. Ещё совсем юный муми-тролль, я печально брёл по лугам, ронял вздохи в тишине диких лощин и прислушивался к жутким звукам ночи, которые лишь обостряли моё одиночество.
Воспоминания о несчастливом детстве так растрогали Муми-папу, что, дойдя в своём рассказе до этого места, он решил немного передохнуть. Он закрутил колпачок ручки и подошёл к окну. В Муми-долине было совсем тихо. Только вечерний бриз что-то шептал в саду, да верёвочная лестница Муми-тролля раскачивалась у стены. «А что, я легко мог бы сбежать и теперь, – подумал папа. – Ведь я ещё хоть куда!»
Хихикнув себе под нос, он свесил ноги с подоконника и взялся за лестницу.
– Привет, папа, – поздоровался Муми-тролль, высунувшись из соседнего окна. – Что ты делаешь?
– Гимнастику, сын мой, – ответил Муми-папа. – Очень полезно! Шаг вниз, два наверх, шаг вниз, два наверх! Укрепляет мышцы.
– Смотри не упади, – сказал Муми-тролль. – Как там твои мемуары?
– Хорошо, – ответил папа и перекинул дрожащие лапки обратно через подоконник. – Я только что сбежал. Хемулиха рыдает. Будет очень драматично.
– Когда ты нам почитаешь? – спросил Муми-тролль.
– Скоро. Как только дойду до корабля. Это так увлекательно – читать то, что сам написал!
– Это точно, – зевая, откликнулся Муми-тролль. – Пока.
– Пока, – ответил папа и открутил колпачок ручки. – Так-так. На чём я там остановился?.. Ага, я бежал, а потом, наутро… Нет, это было позже. Надо добавить красок в описание ночи бегства…
Всю ночь я брёл по незнакомым, унылым местам. Как же мне жалко себя теперь, когда я оглядываюсь назад! Я не смел остановиться, не смел оглядеться по сторонам. Мало ли что скрывается в темноте! Я пробовал петь «О, этот нехемульский мир» – утренний марш найдёнышей, – но голос дрожал так, что становилось только страшнее. В ту ночь был туман. Густой, как овсяная каша Хемулихи, он накрыл пустошь, обратив кусты и камни в бесформенные чудища – они ползли на меня, тянули руки… Бедный я, бедный!
Даже сомнительная компания Хемулихи могла бы утешить меня в тот миг. Но повернуть назад – ни за что! Тем более после такого шикарного прощального письма!
Наконец тьма рассеялась.
А на заре случилось кое-что восхитительное. Туман стал розовым, как вуаль на выходной шляпке Хемулихи, и в один миг весь мир тоже стал дружелюбным и розовым! Я стоял неподвижно и смотрел, как уходит ночь, я полностью расквитался с ней, и теперь меня ждало утро, моё первое, личное, только моё утро! Дорогие читатели, вообразите себе, с какой радостью, с каким ликованием я сорвал с хвоста ненавистный сургуч и зашвырнул его подальше в вересковую пустошь! А потом – в брезжущем свете холодного весеннего утра – сплясал муми-танец в честь обретённой свободы, навострив свои маленькие изящные ушки и гордо задрав мордочку.
Теперь мне никогда больше не надо будет мыться! Никогда больше меня не заставят ужинать лишь потому, что часы пробили пять! Не надо никому салютовать хвостом – кроме разве что короля – и спать в грязно-жёлтой прямоугольной комнате! Долой хемулей!
На небо выкатилось солнце, засверкало на паутине и на мокрых листьях, и сквозь тающий туман я увидел Дорогу. Петляя по лугам, она вела прямо в мир, в мою жизнь, которая станет необыкновенной, славной жизнью, не похожей ни на чью другую.
Первым делом я съел тыквенное пюре и выкинул банку, избавившись тем самым от единственного своего имущества. Никакие дела меня не ждали, а делать что-либо просто по старой привычке я не мог, потому что всё вокруг было новым. Никогда ещё мне не было так хорошо.
Это потрясающее настроение не покидало меня до вечера. Я так упивался свободой и самим собой, что наступающие вечерние сумерки ничуть меня не беспокоили. Распевая песню, которую я сложил из самых важных слов (теперь, к сожалению, позабытую), я шагал прямо в объятия ночи.
Ветер дул в лицо, и незнакомый, приятный запах наполнял меня предвкушениями. Тогда я не знал, что так пахнет лес, что это аромат мха и папоротников и тысяч больших деревьев. Устав от ходьбы, я свернулся калачиком на земле и подтянул к животу замёрзшие лапки. Кто его знает, может, и не стоит открывать приют для маленьких хемулей. Их, кстати говоря, находят крайне редко. И не лучше ли стать искателем приключений, чем просто знаменитостью? В конце концов я решил стать знаменитым искателем приключений. И перед тем как уснуть, подумал: завтра!
Когда я проснулся, надо мной простирался новый, ярко-зелёный мир. Я очень удивился, и меня нетрудно понять – ведь за всю свою жизнь я не видел ни единого деревца. Эти деревья были так высоки, что захватывало дух; на прямых, как копья, стволах несли они свои зелёные своды. Листва легко покачивалась и светилась на солнце, а птицы сновали взад-вперёд и голосили от восторга. Я немного постоял на голове, чтобы собраться с мыслями. А потом крикнул:
– Доброе утро! Чьё это такое красивое место? Надеюсь, хемули тут не водятся?
– Нам некогда! Мы играем! – крикнули птицы в ответ и спикировали вниз, рассекая листву.
И тогда я пошёл в лес. Мох был тёплый и очень мягкий, но под папоротниками покоились глубокие тени. Куда ни глянь, всюду шебуршали ползучие и летучие создания, но они, разумеется, были слишком малы для серьёзных разговоров. Наконец мне повстречалась пожилая ежиха, которая сидела в одиночестве и начищала ореховую скорлупку.
– Доброе утро! – приветствовал я её. – Я – одинокий беглец, рождённый под совершенно особенными звёздами.
– Вот как, – буркнула ежиха без особого интереса. – А я работаю. Делаю плошку для простокваши.
– Чудесно, – сказал я и понял, что проголодался. – А кто же владелец этого прекрасного места?
– Никто! Все! – ответила ежиха, пожимая плечами.
– И я тоже? – спросил я.
– Да пожалуйста, мне-то что. – И ежиха продолжила чистить скорлупку.
– А вы точно уверены, что это место не принадлежит кому-нибудь из хемулей? – с беспокойством спросил я.
– Кому? – переспросила ежиха.
Надо же, эта счастливица в жизни не встречала хемулей!
– У хемулей ужасно огромные ноги и отсутствует чувство юмора, – объяснил я. – Нос у них выдающийся, слегка приплющенный, а волосы растут непонятными клочками. Хемули ничего не делают просто ради удовольствия, а делают только то, что нужно, и всё время учат других, что им делать, и…
– О ужас! – воскликнула ежиха и попятилась в папоротники.
Что ж, подумал я, слегка обиженный (мне хотелось гораздо больше рассказать о хемулях). Это место – ничьё, и в то же время – общее, а значит, и моё тоже. Чем же заняться?
И я сразу придумал чем – новые идеи быстро приходят мне в голову. Клац – и готово. Если есть муми-тролль и есть некое Место, то можете не сомневаться, что на этом месте появится Дом. Какая восхитительная мысль: дом, который я построю сам! Дом, который будет принадлежать только мне! Неподалёку я нашёл ручей и зелёную полянку, показавшиеся мне очень подходящими для муми-тролля. А в излучине ручья был даже маленький песчаный пляжик.
Я взял палочку и принялся рисовать на песке мой дом. Я не сомневался ни секунды – я точно знал, как должен выглядеть дом муми-тролля. Я сделал его высоким и узким, со множеством балкончиков, лестниц и башенок. На верхнем этаже я устроил три маленькие комнаты и чулан для всякой, знаете, всячины, а нижний этаж заняла большая, нарядная гостиная. Снаружи – остеклённая веранда: тут я буду сидеть в кресле-качалке, смотреть, как бежит ручей, а рядом поставлю поднос с большим стаканом сока и длиннющей вереницей бутербродов. Перила веранды я украсил искусной резьбой с сосновыми шишками. Остроконечную крышу дома венчала изящная луковка, которую я позже обязательно позолочу. Я долго думал, как быть с традиционной печной дверцей – памятью тех давних времён, когда все муми-тролли жили за печкой (то есть ещё до того, как кто-то придумал батареи парового отопления). В результате я решил обойтись без латунной дверцы и сложил в гостиной огромную печь, покрытую изразцами.
Вообще говоря, дом и сам определённо походил на изразцовую печь. Я был просто зачарован этим прекрасным строением, выросшим с такой сказочной быстротой. Полагаю, тут дело в наследственных качествах, но также в таланте, критическом мышлении и способности трезво оценивать свои возможности. Однако, поскольку творцу не пристало расхваливать собственное творение, я описываю вам результат своей работы лишь в общих чертах.
Внезапно похолодало. Тень от папоротников расползлась на весь лес, близился вечер.
Я так устал и проголодался, что голова моя шла кру?гом и я не мог думать ни о чём другом, кроме как о ежихиной простокваше. К тому же, кто знает, вдруг у неё найдётся золотая краска для луковки на крыше… На негнущихся от усталости лапах я пошёл назад через чернеющий лес.
– Опять вы здесь, – сказала ежиха. Она мыла посуду. – Только не вздумайте снова рассказывать мне о хемулях!
Я широко взмахнул лапой и ответил:
– До хемулей, любезная госпожа, мне нет теперь ни малейшего дела. Я построил дом! Непритязательный двухэтажный домик. Я устал, я счастлив и невероятно голоден! Я привык ужинать в пять часов. И ещё мне нужно немного золотой краски для луковки на…
– Вот как? Золотой краски! – недовольно перебила меня ежиха. – Новая простокваша ещё не заквасилась, а старую я съела. Вы явились как раз к мытью посуды.
– Пусть так, – отвечал я. – Что такое чашка простокваши для искателя приключений? Но прошу вас, любезная госпожа, бросьте вы эту посуду и взгляните на мой новый дом!
Ежиха недоверчиво посмотрела на меня, вздохнула и обтёрла лапки полотенцем.