Преступление, искупление и Голливуд

Я не раз сбивался с пути, а вот Фрэнк оставался чистым и трезвым со своего первого собрания АА. Когда мы встретились, он посмотрел на меня и неодобрительно покачал головой.

– Боже, Дэнни, выглядишь дерьмово. Чем ты закидывался?

– В основном алкашкой.

– Мужик, давай-ка приведем тебя в порядок и пойдем на собрание. Вот черт, – выругался он.

– Че?

– На тебе до сих пор казенные боты. Все поймут, откуда ты откинулся.

Я связался с Фрэнком до освобождения, и он пообещал, что к моему приезду в Долину Сан-Фернандо все будет готово. В старые времена это означало, что тебя будет ждать спальный матрас, шлюха, пистолет и машина. Но в этот раз Фрэнк подготовил для меня реабилитационную программу: расписание собраний АА и их «Большую книгу». Я не понимал, как Фрэнку удается хранить такую верность трезвости, и даже немного ему завидовал. Я знал, что программа из двенадцати шагов работает по-настоящему: даже такие матерые гангстеры, как Джонни Харрис, умудрялись спастись, пройдя ее. Сам я исправляться не особо хотел, но понимал, что опять окажусь за решеткой, если начну употреблять. К тому же, посещение собраний АА было обязательным условием моего досрочного освобождения.

– Докинь меня до дома, там и переоденусь.

Я переоделся в штаны цвета хаки, которые мне отдали на выходе – больше у меня ничего не было. Мы с Фрэнком сходили на собрание, а потом я заселился в какой-то домишко под крылом у федералов— меня туда определил мой офицер по условно-досрочному. Он знал, что мы с предками не ладили и что мне лучше жить под присмотром. Местечко оказалось не самым хреновым. На выходных, правда, действовал комендантский час – домой нужно было приходить до десяти вечера, но меня это не парило. Я привык к ограничениям, а по сравнению с тюремным режимом комендантский час был полной фигней.

В ИШМ Фрэнк освоил ремонт автомобилей и после выхода стал работать на Фрэнка Карлисси, с которым мы были знакомы с детства. Он был единственным стабильным чуваком в округе, гангстером с большим сердцем и слабостью к отсидевшим преступникам. Карлисси брал нас на работу сразу после отсидок, не задавая лишних вопросов. Нам чертовски с ним повезло. Если за тобой числится срок, хрен тебе, а не нормальная работа. Офицеры по условно-досрочному постоянно говорят о необходимости занятости, но работу сложно найти – никому не нужны бывшие зэки.

Карлисси расчистил место на своей автомобильной свалке, чтобы Фрэнк Руссо организовал там автомастерскую. Я пообещал им обоим, что налажу свою дерьмовую жизнь, и стал там работать. Мы с Фрэнком шлифовали машины, ремонтировали их и красили, а по вечерам посещали собрания АА.

Оставалось понять, что делать с Лорой – моей женой, которая развелась со мной, пока я был за решеткой.

В 1962 году, отсидев в очередной раз, я пришел в гости к Фрэнку, чтобы повидаться с ним и познакомиться с девушкой, о которой он мне писал. Но мое внимание привлекла не она, а ее младшая сестра Лора – высокая, стройная, умопомрачительно красивая девушка с рыжими волосами и в мини-юбке. Весь вечер она не сводила с меня глаз. Когда я ловил ее взгляд, она с улыбкой отворачивалась. Я понял, что это и есть любовь с первого взгляда – мы оба ее чувствовали.

– Иди сюда, – позвал я.

Она поднялась и подошла ко мне, словно чудесное видение.

– Садись, – я похлопал себя по колену.

Ей было восемнадцать, как и мне, но я уже повидал столько дерьма, что чувствовал себя старым. Лоре это нравилось, она любила бунтовщиков, плохих парней и бывших заключенных. Но одно дело – западать на плохишей, и совсем другое – жить с одним из них.

У нас быстро завязались серьезные отношения. Ее родители ненавидели мексиканцев и зэков и, конечно, не одобряли, что их младшая дочь встречается с чуваком «два-в-одном». Они выгнали ее из дома, идти ей было некуда, поэтому мы решили пожениться. Свадьбу сыграли на заднем дворе в доме моих родителей. Народу была тьма, праздник удался. Пиво лилось рекой, тако[17 - Тако – блюдо мексиканской кухни, состоит из кукурузной или пшеничной тортильи c разнообразной начинкой.] и тамале[18 - Тамале – мексиканская закуска из теста, обернутого кукурузными листьями, начинкой служит фарш, сыр, фрукты, овощи.] не кончались. Лора поражала всех своей красотой. Когда она проходила мимо, мои друзья, тетушки, кузины и дядюшки смотрели на меня с немым вопросом: «И как ты ее только захомутал, старичок?».

Я чувствовал себя на вершине мира. У меня была красавица жена и хорошая работа. Я работал на крупного застройщика Сола Пика, строил первую в мире геодезическую крышу для кинотеатра «Синерама». Я зарабатывал большие деньги на бетономешалке и параллельно толкая колеса работягам. Мы вкалывали круглыми сутками, чтобы построить крышу вовремя, так что я продавал парням бенни (амфетамины), чтобы они не засыпали, а потом давал им «краснушки» (секонал и барбитураты), чтобы они могли заснуть.

Спустя пару месяцев после свадьбы Лора вернулась домой с работы и обнаружила на нашем диване шлюх и россыпь наркотиков. Ее личико искривила настоящая, глубокая боль. Я уже видел такое раньше, и в дальнейшем столкнусь еще не раз. Ее нижняя губка задрожала, она была готова разрыдаться. А мне было похер. Тогда я не считал, что женские чувства достойны внимания.

Плохиши теряют свое очарование, когда их близкие понимают, что внутри у них гниль. Некрасивая реальность перестает быть сексуальной и загадочной. В ту ночь Лора в слезах убежала ночевать к своей сестре и Фрэнку. Фрэнк был моим лучшим другом, но даже он понимал, что слезам моей жены не будет конца и края, пока я употребляю.

Девчонок, которых Лора обнаружила на моем диване, звали Рита и Донна, они были абсолютно дикими и готовыми на все. Лора оказалась не такой уж крутой, как мне показалось в день нашей встречи. А вот Рита и Донна были невероятными.

Однажды вечером я попросил Риту подкинуть меня до дома кузена Пончи, а в итоге променял брак с Лорой на тюрьму. Пончи был женат на моей двоюродной сестре Мари Кармен, которую мы после того случая в доме нашей бабушки прозвали Кошечкой. Они продавали травку, которую я им поставлял. Какое-то время назад я скинул им два килограмма, а теперь планировал забрать часть выручки.

Рита притормозила у их дома и осталась ждать на улице. Я поднялся на крыльцо и постучал. Дверь тут же распахнулась. Передо мной вырос офицер Маллинс из госнаркоконтроля Северного Голливуда. Я уже сталкивался с ним раньше.

Я тут же перемахнул через перила и побежал вокруг дома, но меня быстро скрутил здоровый легавый и воткнул дуло пистолета мне в подбородок.

– Шевелись, Трехо, или вышибу твои гребаные мозги!

– Пошел ты, – выплюнул я, пытаясь храбриться, хотя колени у меня тряслись, как у ссыкуна. Я понимал, что доигрался.

Коп втащил меня на крыльцо, и я увидел, как машина Риты стремительно исчезает за поворотом. Офицер Маллинс все еще стоял в дверях, другой коп маячил рядом с Пончи в гостиной, а пять их с Мэри детей сидели на полу и ревели. На кофейном столике лежала куча травы и котлеты из наличных.

– Я сказал им, что это мое, молчи. Ничего не говори. Это мое, – по-испански выпалил Пончи.

Маллинс кивнул на детей на полу.

– Ну и что нам делать, Трехо?

– Иди ты к черту, огрызнулся я. – Это мое. Все это – мое.

– Нет, мое! – воскликнул Пончи.

– Да в жопу их, Пончи. Отделаюсь условным.

Копы засмеялись, прекрасно понимая, какую чушь я несу. Я уже нарушил условия своего условно-досрочного, мне грозило не меньше полугода за решеткой, а то и годы. Я улыбался, словно ничего страшного не случилось, но моя душа ревела белугой.

Меня заковали в наручники и вывели на улицу.

– Правильно сделал, Дэнни, – оценил офицер Маллинс. – Правильно сделал.

Думаю, Маллинс испытал облегчение из-за того, что ему не пришлось разбираться с детьми. Мы оба знали, что, если Пончи и Мэри Кармен арестуют, ребятишек распределят по приемным семьям или отправят в детский дом.

До суда меня оставили в полицейском участке Северного Голливуда. В камере временного пребывания я сидел с другими неудачниками – парочкой пьяниц, которых приняли за распитие на улице. Мы почти заснули, но тут раздался жуткий грохот, и в черный вход полицейского участка врезалась машина. Дверь слетела, словно картонная. За рулем оказались Рита и Донна. Эти чокнутые решили устроить мне побег. Они понятия не имели, что я сидел за решеткой и никак не мог добраться до двери.

Дикие девчонки, честное слово.

Копы выскочили на улицу, но лихая тачка уже сворачивала за угол. Она наверняка была краденой, так что отследить ее не было шанса. Легавые только и смогли, что поржать над абсурдностью ситуации.

– Твои дружки, Трехо?

Именно после того ареста я попал в ИШМ. Неудивительно, что пока я был там, Лора прислала мне бумаги на развод. Я записывал на них результаты игры в домино. Мне все равно не хотелось превращаться в бедолагу, которого дома ждет старушка, я не хотел ждать писем и открыток, которые рано или поздно перестанут приходить. Не хотел испытывать боль…

Но мой срок закончился, я стал посещать собрания АА. Как-то я попросил Фрэнка осторожно узнать у своей девушки, стоит ли мне загладить вину перед Лорой.

– Лучшее, что ты можешь для нее сделать, Дэнни, – это держаться от нее как можно дальше, – ответил Фрэнк.

Так я и поступил.

Я продержался 29 дней, всего день не дотянул до месячной отметки трезвости. Несколько недель отходив на собрания АА с Фрэнком, я действительно почувствовал себя лучше, мне захотелось исправиться. Оставаясь трезвым, я убивал двух зайцев сразу: производил хорошее впечатление на своего офицера по условно-досрочному и держался как можно дальше от тюрьмы. Я понимал, что если облажаюсь, то сразу вернусь на кривую дорожку. Но даже осознание того, насколько высоки ставки, не избавило меня от отравляющих мыслей.

Однажды в пятницу мы с Фрэнком пришли на собрание АА в Бербэнке. Настроение у меня было ниже плинтуса.

– Я бухал пятьдесят лет, – начал свою историю какой-то старикан.

Я тут же потерял к нему интерес. Мне было всего двадцать один год, я совершал вооруженные ограбления, был плохишом с большой буквы «П». Если этот хрен пропил полвека, то у меня впереди были десятилетия. Он все трещал, как начал знакомство с алкоголем с пива, потом перешел на крепкач, бурбон и виски, а очнулся шестидесятилетним стариком, хлещущим вино в грязном переулке.