Браш заорал в лицо мужчине:
– Вы отравлены... Это любой легко заметит... Вы умираете. О душе надо подумать.
– Ха, ха, ха! – отозвался мужчина.
Шум в вагоне вырос до всеобщего гвалта. Браш по проходу добрался до туалета. Его била дрожь. Держась руками о стенку туалета, он уткнулся в нее лбом. Ему казалось, что его вот-вот вырвет, и он все время еле слышно повторял: «Он насквозь прогнил от виски и сигарет». Потом прополоскал горло холодной водой и, успокоившись, вернулся в вагон для некурящих. Не поднимая глаз, он дошел до своего прежнего места, сел, обхватив голову руками, и уставился в пол.
– Я не должен ненавидеть людей.
Час спустя поезд прибыл в Веллингтон. Браш снял номер в гостинице, нанял машину и съездил за портфелем. Потом весь день обзванивал деканов местного колледжа. Выйдя после обеда из столовой, он подошел к письменному столу в холле, аккуратно написал на промокашке несколько библейских изречений и рано лег спать.
На следующий день ему исполнялось двадцать три года.
* * *
Встав ни свет ни заря, он до завтрака отправился на прогулку. В руке он держал черновой список пожеланий самому себе на ближайший год, а также реестр своих достоинств и недостатков. В холле он заметил, что на письменный стол положили новую промокательную бумагу. Он подошел к столу, вынул авторучку и несколько мгновений постоял в нерешительности. Потом, не садясь за стол, аккуратно вывел по верхнему краю: «Ты, Боже, видишь меня». Негр, сидевший на полу и драивший плевательницы, медленно поднял на него глаза и сказал со сдержанной злобой:
– Вам бы лучше не писать на промокашке. Мистер Джиббз ужасно расстроится. Он уже ее сегодня один раз поменял, он очень расстроится.
– Кому от этого вред? – спокойно спросил Браш, возвращая авторучку в карман.
– Людям не нравится. Мистер Блоджетт, он живет у нас, злился почем зря.
– Ну что ж, передай мистеру Блоджетту, что я хочу с ним побеседовать. С удовольствием познакомлюсь с мистером Блоджеттом, – ответил Браш, наливая себе из бачка стакан охлажденной воды.
В этот момент в холл вошел хозяин гостиницы с двумя постояльцами – мужчиной и женщиной. Мужчина был невысокий и толстый, на его красном лице выразительно двигались темные кустистые брови. Он подошел к столу и взял лист почтовой бумаги.
– Посмотрите-ка, – неожиданно закричал он, указывая на промокашку. – Вы только посмотрите. Уже второй раз. Боже, у меня от этого голова начинает болеть.
– Нет на них управы, мистер Блоджетт, – грустно сказал хозяин гостиницы. – В прошлом году у нас остановился парень...
– Хотел бы я встретить этого типа. Я бы ему выложил все, что о нем думаю.
Хозяин что-то зашептал мистеру Блоджетту на ухо, указывая большим пальцем на Браша.
Блоджетт присвистнул.
– Вот те на! – сказал он.
Женщина громко вмешалась:
– Вечно ты, Рем, связываешься с сумасшедшими. Когда-нибудь допрыгаешься. Пойдем завтракать и оставь его в покое.
– В дороге надо время от времени развлекаться, сестра, – сказал Блоджетт. – У тебя будет такая возможность. Сейчас увидишь.
Когда Браш направился к выходу, Блоджетт протянул руку.
– Слушай, парень, – сказал он тихо, подняв одну бровь, – где ты устраиваешь свои собрания?
– Я не устраиваю собраний, – ответил Браш, пожимая протянутую руку и глядя пытливо в его глаза. – Если не ошибаюсь, вас зовут Блоджетт. А меня – Джордж Браш. Джордж Марвин Браш. Я коммивояжер, торгую учебниками. Рад познакомиться с вами, мистер Блоджетт.
– Да, сэр, я тоже, – сказал Блоджетт. – Доремус Блоджетт, фирма «Вечный трикотаж». Значит, вы коммивояжер?
– Да.
– А что это вы промокашки пачкаете? Молодой и здоровый мужчина – смекаете?
– Рад поговорить на эту тему, – сказал Браш.
– Вот и замечательно. Послушайте, Браш. Вы же разумный человек. Мы боялись, что вы один из этих фанатиков – смекаете? Браш, я хочу вас представить самой красивой девушке в мире, моей кузине, миссис Марджи Маккой.
– Рад познакомиться с вами, – сказал Браш.
У миссис Маккой было большое, пухлое, обильно напудренное лицо. Оно венчалось копной оранжево-каштаново-черных волос. На представление она никак не отреагировала.
– Как мужчина мужчине, – продолжал Блоджетт, – скажите мне все же, зачем вы пишете на промокашках? Ну, я понимаю, если бы вы были проповедником. Им за это платят.
– Когда я нахожу прекрасную мысль, мистер Блоджетт, мне хочется поделиться ею с другими.
– Оставь его, Рем, оставь его, – сказала миссис Маккой, призывая своего кузена в столовую кивками и хмурыми взглядами в нужном направлении.
– Мне это не по душе, – продолжал ее кузен неожиданно воинственным тоном.
– Если вам это не по душе, – продолжал Браш, – то только потому, что вы, как сами знаете, живете неправильно.
Блоджетт перешел на крик:
– Вы, вонючие реформаторы, думаете, что все люди...
В этот момент миссис Маккой встала между двумя мужчинами.
– Давай сначала позавтракаем, ради всего святого. Перестань. Перестань сейчас же. Всегда лезешь в драку. Забыл, что сказал доктор? Сохранять спокойствие.
– Я не дерусь ни с кем, миссис Маккой. Пусть он скажет все, что хочет.
Блоджетт снова заговорил, уже спокойнее:
– Я бы ничего не сказал, если бы речь шла о проповеднике, но что меня бесит больше всего... Черт возьми, всему свое место.
– Ах, перестань и пойдем выпьем кофе, – сказала миссис Маккой, добавив шепотом: – Он чокнутый. Оставь его.
– Слушай, а почему ты не проповедник? Почему ты не в церкви, где тебе самое место? – спросил Блоджетт.
– На то есть своя причина, – ответил Браш, уставившись не мигая на стену за Блоджеттом.
– Что, денег не хватило?
– Нет, дело не в этом... У меня чисто личная причина.