Живая мозаика

Живая мозаика
Тира Видаль

Рассказ «Живая мозаика» из серии экстрасенсорный детектив «Уполномочен завершить или Полицейские будни».

Можно ли оправдать жестокие убийства, если речь идет о любимом человеке, жизнь которого висит на волоске?

Подполковник Ракишов вновь делает свою семейную жизнь заложницей следовательской работы. Итоги расследования массового убийства молодых женщин заставляет его задуматься о человеческой сущности. Впервые он идет на перекор рекомендациям своего шефа и доводит дело до конца. Но как ему работать дальше, если он разочаровался в тех, кто вершит людские судьбы.

Тира Видаль

Живая мозаика

Я все-таки считаю себя счастливым человеком. Родные меня поддерживают. Работа приносит мне удовлетворение, особенно, когда я закрываю дело о поимке очередного преступника и сдаю его в архив. Конечно, этому предшествуют недели, а иногда и месяцы кропотливой изматывающей морально и физически работы, но осознание того, что я причастен к тому, что Земля становится чище от уродов, психов и разной шушеры, греет душу.

Но иногда попадаются такие дела, которые кровавой полосой проходят по сердцу и оставляют на нем шрамы на всю оставшуюся жизнь. И я потом еще долго вспоминаю их, анализирую, корю себя за ошибки, которые совершил…

Вера, моя жена, преподаватель гуманитарных наук в Университете, не раз говаривала мне о том, что ошибок не бывает, события которые приходят в нашу жизнь, необходимы для того чтобы мы научились чему-то новому или особенно важному.

– Вот, посмотри на себя со стороны. – продолжала она разглагольствовать. – Каждое очередное твое дело – это наука, для того, чтобы ты научился анализировать, логически мыслить и не брать близко к сердцу то, что порой творят люди.

– Тебя послушать, так если бы не было преступлений, я остался бы старым слабоумным идиотом, не способным связать свои мысли воедино и запомнить, сколько будет дважды два. И бог настолько любит меня и заботится о маем развитии, что допускает убийство одним из своих детей, другого. В мире ежеминутно совершается три крупных преступления и еще дюжина «бытовых», и все ради меня?

– Фу, Боря, не передергивай! Не было бы зла, человечество бы не поняло, что такое добро!

– Ага, верно. А на кой нам сравнения? Ну не знали бы мы зла – какой ужас, кругом царит любовь, гармония и достаток… Не в этом ли замысел Бога?

– Ну, ладно, проехали, я не хочу с тобой спорить. Лучше не поднимать такие темы, если не хотим рассориться.

– Так ведь, по твоим словам – мы и не знали бы, что живем хорошо, если бы не разругались

вдребезги. Зато будем вспоминать, как замечательно нам было когда-то.

– Ну согласись, когда ты берешься за новое дело, расследуешь его, строишь свои гипотезы, разве тебе не приходят на ум воспоминания о том, что такое уже было, тебе это знакомо, все всегда повторяется?.. И тогда дело сдвигается с мертвой точки и расследование потом идет быстрее?

– Очень редко! – возразил я. – Как раз мне достаются такие дела, которые можно ставить на полочку, и любоваться ими как уникальными.

Как бы то ни было, дело, которое я только что окончил было настолько необычным, жестоким и порочным, что я не вспомнил ни одного эпизода, чтобы можно было опереться на мой опыт.

В ту ночь мне снился кошмар. Я бежал, пытаясь спастись от монстра, лица которого было не разобрать. Густой туман, словно парное молоко окутал всё пространство вокруг, и я никак не мог понять в какую сторону мне следует двигаться. Я не знал что это за злобное существо, которое меня преследует, что ему от меня нужно, и от этого становилось не по себе. Вдруг до моих ушей стали доноситься стоны, мольбы о помощи, и вереница женских лиц начала неистовое кружение вокруг моей головы.

– Спаси нас! – слышался зловещий шепот. – Спаси нас!

Я силился что-то сказать, спросить кто все эти… люди ли? Призраки? И тут лица стали меняться, превращаясь в кровавое месиво и холодные руки облепили мое тело, стараясь затянуть в небытие. А я не мог пошевелиться, задыхался, лишь осознавая, как кровавые потоки льются на меня со всех сторон.

– Отпустите! – наконец смог прохрипеть я. – Я помогу вам.

– Хорошо! Иначе ты отправишься с нами, чтобы оберегать нас…

Я вздрогнул всем телом и открыл глаза. Резко сел на постели и попытался понять – сон это или реальность? Я весь был покрыт липким потом. Сердце колотившееся о ребра, никак не хотело успокаиваться, а дыхание сбилось и было учащенным. Постепенно морок рассеялся, и я с облегчением вздохнул, когда обнаружил себя в своей квартире, в собственной кровати. С трудом перевел взгляд на часы – половина восьмого утра.

– Твою ж мать. Я опаздываю на работу. – но спустя мгновение понял, что у меня отгулы за очередное раскрытое дела. И только вчера мне выдали грамоту, поощрили деньгами, весьма внушительной суммой, и по этому поводу состоялся банкет. Меня все поздравляли, хлопали по плечу, отдавали честь… говорили, что гордятся тем, что я работаю в их отделении и прочую ерунду в том же духе. Коллеги накрыли стол, и мы, что говорится «накушались» до поросячьего визга. Я даже не помнил, как вернулся домой.

Посмотрев на себя я обнаружил, что раздет, укутан в одеяло, а вся моя одежда аккуратно висит на плечиках на ручке шифоньера. Голова непрестанно гудела, во рту пересохло, и я сам чувствовал, какие источаю миазмы перегара. Уснуть скорее всего у меня больше получится, поэтому я свесил ноги с кровати, нащупал ногой тапки и поплелся в ванную, чтобы смыть остатки ночного кошмара и вчерашних возлияний.

Я включил воду погорячее, в надежде быстрее прийти в себя, потом переключил душ на холод и так чередовал минут двадцать, пока наконец головная боль не отступила, а в глазах перестало рябить.

Растирая себя полотенцем, я услышал, как проснулся Женька и теперь грохотал посудой на кухне, намереваясь сварганить завтрак.

Я вознес хвалу небесам, за такого золотого племянника, которого неожиданно несколько месяцев назад послало мне поведение и продолжил обтирание, напевая веселенький мотивчик, услышанный вчера на импровизированной дискотеке в отделении.

Вполне счастливый и довольный, я выполз из ванны, отправился на кухню выпить чашечку крепкого кофе и взбодриться, пока племянник готовит кулинарные шедевры по своим собственным рецептам.

Когда-то он мечтал поступить в кулинарный техником, но связался с дурной компанией, подсел на наркоту и был сослан моей сестрой, своей матерью ко мне, на перевоспитание.

Сначала я сопротивлялся этой нагрузке, но потом понял всю прелесть жизни с таким «подарочком». В то время мы с Верой претерпевали не лучшие времена нашей совместной жизни, и она перебралась жить к дочери «перезагрузиться и подумать о наших отношениях», и племянник заменил жену во всех домашних делах – я оказался абсолютно недееспособный в быту и с ужасом думал о будущем, когда Вера ушла из дома. К тому же он оказался «с изюминкой», когда происходили наркотические срывы, он давал мне весьма ценные советы относительно дел, над которыми я работал. Мой начальник знал о способностях ясновидения у парня и весьма поощрял его, хвалил за успехи и помощь – даже предлагал ему ставку консультанта в нашем отделении… это было бы здорово, если бы не одно но… свои подсказки Женька мог воспроизвести только в состоянии полной отключки, и потом нам с полковником не раз приходилось вытаскивать бедолагу с того света.

Каждый раз я обещал себе, что пользуюсь услугами парня последний раз, но как только оказывался в тупике, вновь обращался к нему за помощью.

Мои родные для меня весь мир. У меня практически нет друзей, с моим образом жизни и работой это практически невозможно – постоянные задержки на работе, звонки коллег, новые дела, которые выматывают душу, и после которых я лежу, не двигаясь и не реагируя на реальность, почти неделю. А потом снова начинается бег по кругу – засады, писанина, допросы, слежка… итог моей работы – нервный срыв и ночи в кошмарном бреду. Когда выпадают редкие выходные, я наслаждаюсь домом и одиночеством, правда Вере удавалось пару раз вытащить меня в «люди», но это скорее исключение, чем закономерность.

Смерть – это далеко не весело, а когда приходит мысль, что все мы смертны, становится совсем грустно.

Олег Остряков потерял родителей, едва ему исполнилось четыре года. С тех пор его воспитанием занялась бабушка – папина мама. Жизнь со старушкой была не сахар, денег вечно не хватало, много ли можно позволить себе на небольшую пенсию?! Получать детские Елизавета Семеновна не могла – отказалась писать заявление в органы опеки, боясь, что внука у нее отберут в виду преклонного возраста. Так они и жили вдвоем, пока парню не исполнилось восемнадцать лет.

Несмотря на откровенную нищету, Олег не роптал – бабушка была для него всем, заменила отца и мать, друзей и приятелей. Умудрялась совмещать воспитание внука и работу. Могла и соседям помочь, естественно за копеечку, и дома прибраться, и из «топора» кашу сварить, и в лес за грибами да за ягодами съездить, пока внук в школе учился, и шить умела, все отцовские рубашки перешила под мальчишку и вроде бы даже прилично получилось – как-то неожиданно, стильно, хоть и не по моде, и игрушки мастерила, и сказки знала…

После окончания школы Олег засобирался в столицу. Елизавета Семеновна отговаривать не стала, собрала нехитрые пожитки, сняла с книжки скудные накопления и перекрестив внука, помахала ему на прощанье рукой.

– Даже не всплакнула. – обиделся парень. – Говорила что любит, а сама не слезинки не проронила, отговаривать не стала. – видно так хотелось ей поскорее сбросить с себя эту обузу, снять груз с плеч. – Ну и черт с ней. Проживу как-нибудь.

Уже много позже, став директором крупной IT компании, он понял, что такое настоящая любовь, жертвенная и всепрощающая, осознал, что дала ему в жизни старенькая женщина, посвятившая себя внуку и ничего не требовавшая в замен. А он? Уехал и забыл. Звонил конечно, но только по большим праздникам – восьмое марта, да новый год… А уж приехать, попроведать… такая мысль и в голову не приходила! Считал, что и так баба Лиза всё ему отдала, пора и отдохнуть… Зачем лишний раз тревожить пожилого человека своим приездом – на стол ринется накрывать, нервничать начнет, давление повысится. А может и вовсе не желала она видеть своего внука, натерпелась с ним в детстве, а потом – с глаз долой из сердца вон.

Долго пытался он оправдать себя нехваткой времени, работой, всё тянул с визитом, не торопился и со звонком. Так и жил, пока её соседи не сообщили, что его бабушка умерла.

Звонок раздался, когда он проводил совещание. Выслушал, сухо пообещал приехать. И только дома осознал, что не стало единственного в мире человека, который его любил по-настоящему, бескорыстно… И запоздалая вина пролилась раскаянием.

До города добрался часов за шесть на своем «Бентли», и сам удивился, как оказалось близко жила его бабуля, мог бы и на выходные наведаться, хоть иногда… В какой-то момент нервы не выдержали, и мужчина остановившись на обочине, дал волю слезам.

– Подлец! Какой подлец! – бился он в истерике. – Подонок! Дебил! Урод!.. Просрал всё! Польстился на деньги… на престиж! Стыдно было старой родственницы, стеснялся!..

Добрался до места лишь к вечеру, когда совсем стемнело. Как последний трус, оглядываясь по сторонам, бочком протиснулся в подъезд, поднялся на второй этаж и открыл старенькие двери двухкомнатной квартиры. Увидел скромный гроб на двух табуретках, свечу в изголовье, соседок, шепчущихся о делах досужих. Тихо поздоровался и сел в сторонке. Никто его не узнал, никто не поинтересовался – кто он, откуда,, и что принесло его в эти края? Потом одна за другой женщины, поклонясь покойнице в последний раз, стали расходиться по своим квартирам – у всех дела, свои семьи.

Лишь одна осталась дежурить, Олег помнил ее молодой, доброй теткой, к которой он не раз забегал после школы, когда бабули не оказывалось дома. Соседка его привечала, не гнала, кормила пирогами, угощала конфетами. В такие моменты мальчик до боли сжимал кулаки, злился на бабушку за то, что не могла она дать ему всего, чего хотелось, на родителей, что бросили его так рано, на жизнь, которая не удалась…

Мария Федоровна узнала его сразу, но не стала разглагольствовать при посторонних – зачем выносить сор из избы, нагнетать. Она поманила гостя пальцем, указав на табуретку рядом с собой. Завела разговор.

Только сейчас Остряков узнал от неё, что Лизонька каждый день ходила в церковь и ставила ему свечу за здравие, скучала и плакала целыми днями напролет.

– Как же он там? Один, без помощи, без поддержки? – причитала она всякий раз, когда подружки встречались за чаем по выходным. – Хоть бы написал, дал весточку о себе.