Эксперимент

– Его нельзя не заметить. – Тоби потянулась к своей сумочке. – Он в костюме Адама.

Тоби подъехала к своему дому, остановилась рядышком с «хондой» Брайана и заглушила мотор. Она не сразу вылезла из машины, а задержалась на некоторое время: сидела и слушала тихое пощелкивание остывающего двигателя, наслаждаясь мгновениями покоя, когда никто ничего не требует. Как же их много, этих требований! Она сделала глубокий вдох и откинула голову на подголовник. Девять тридцать, тихое время в округе, населенной провинциальными интеллигентами. Родители ушли на работу, дети отправлены в школу или детсад, дома опустели в ожидании домработниц, которые все отдраят и пропылесосят, а затем исчезнут, оставив после себя характерный лимонный запах полироли. Это был безопасный район с ухоженными домиками; не самая изысканная часть Ньютона, но вполне удовлетворявшая потребность Тоби в том, что касалось упорядоченности жизни. После неожиданностей ночного дежурства в неотложке начинаешь ценить тщательно подстриженную лужайку.

Чуть дальше по улице внезапно пробудился садовый пылесос. Затишье кончилось. Служба наружной уборки на своих пикапах уже вторглась в округу.

Тоби неохотно покинула «мерседес» и поднялась на крыльцо.

Брайан, помощник ее матери, поджидал у двери, скрестив на груди руки и неодобрительно щурясь. Он был похож на жокея, изящный, миловидный молодой человек, однако преграду он представлял собой значительную.

– Ваша мама сегодня прямо на стенку лезла, – сообщил он. – Не стоит так с ней поступать.

– А ты разве не сказал ей, что я задержусь?

– Без толку. Знаете же, она этого не понимает. Она ждет, что вы придете рано, а если нет, она принимается за свое – ну, знаете, подходит к окну и в ожидании вашей машины начинает раскачиваться взад-вперед, взад-вперед до бесконечности.

– Прости, Брайан. Я ничего не могла поделать.

Тоби вошла следом за ним в дом и положила сумку на стол в прихожей. Нарочито медленно вешая куртку, она твердила про себя: «Спокойно, спокойно. Не кипятись. Он тебе нужен. Он нужен маме».

– Мне-то все равно, задерживаетесь вы на два часа или нет, – продолжал он. – Я свое получаю. И получаю очень неплохо, спасибо вам. Но вот вашей маме, бедняжке, это не растолкуешь.

– У нас проблемы на работе.

– Она не притронулась к завтраку. Вон у нее в тарелке остывшая яичница.

Тоби хлопнула дверцей стенного шкафа:

– Я приготовлю ей другой завтрак!

Молчание.

Она стояла к нему спиной, продолжая держать руку на дверце. В голове крутилось: «Я не хотела отвечать так резко. Я просто устала. Я так устала!»

– Что ж, – проговорил Брайан, обозначив этим все. Обиду. Поражение.

Тоби повернулась к молодому человеку. Они были знакомы уже два года, но так и не стали настоящими друзьями, никогда не заходили дальше отношений работника и нанимателя. Она ни разу не была у него дома, не видела Ноэля, его соседа по дому. И все же в этот момент она понимала, что зависит от Брайана больше, чем от кого-либо. Именно он делал ее жизнь относительно нормальной, и Тоби не могла потерять его.

– Прости, – извинилась она. – Мне просто не потянуть сейчас еще и это. У меня была премерзкая ночь.

– Что случилось?

– Мы потеряли двух пациентов. За час. И я до сих пор чувствую себя просто ужасно. Я не хотела на тебе отыгрываться.

Он слегка кивнул, неохотно принимая извинения.

– А как у вас прошла ночь?

– Она проспала всю дорогу. Я только что вывел ее в сад. Это всегда успокаивает.

– Надеюсь, она не повыдергает весь салат.

– Не хочу вас огорчать, но салат пошел в семена уже месяц назад.

«Ну вот, теперь я еще и садовник никудышный», – подумала Тоби, направляясь через кухню к черному ходу. Каждый год с самыми радужными надеждами она разбивала огородик. Она сажала салат, цукини и зеленую фасоль, и ростки успешно всходили. Но затем наваливались всевозможные дела, и она забрасывала огородные хлопоты. Салат зацветал, желтая перезревшая фасоль висела на плетистых стеблях. Тоби с отвращением все обрывала и давала себе клятву на следующий год постараться как следует, но прекрасно знала, что и следующий год принесет урожай несъедобных цукини, больше похожих на бейсбольные биты.

Она вышла во двор. Сначала она не заметила маму. Сад разросся, превратившись в полные сорняков джунгли; цветы и вьющиеся растения доходили в высоту до подбородка. Этот сад всегда отличался приятным художественным беспорядком: клумбы, разбитые без всякого плана, просто по прихоти садовника, расползались вширь год от года. Когда Тоби купила этот дом лет восемь назад, она собиралась повыдергать самые непокорные растения и установить безжалостный садовый порядок. Но тогда Эллен отговорила ее; Эллен объяснила, что в саду надо культивировать как раз беспорядок.

И вот теперь Тоби стояла у задней двери и оглядывала сад, разросшийся так, что не было видно мощеных дорожек. Что-то зашуршало среди цветов, и в поле зрения появилась соломенная шляпка. Эллен, стоя на коленках, ковырялась в земле.

– Мамочка, я дома.

Шляпка запрокинулась, открыв круглое загорелое личико Эллен Харпер. Увидев дочь, она помахала ей; рука ее что-то сжимала. К тому времени как Тоби прошла через двор и шагнула в заросли переплетенных стеблей, мама поднялась на ноги, и Тоби увидела, что у нее в кулачке зажат пучок одуванчиков. По иронии судьбы в этом состояла одна из особенностей болезни Эллен: она разучилась готовить и умываться, но не разучилась – и, наверное, уже никогда не разучится – отличать сорняки от цветов.

– Брайан говорит, ты еще не ела, – сказала Тоби.

– Мне кажется, ела. А разве нет?

– Ладно, я собираюсь приготовить завтрак. Не хочешь пойти в дом и позавтракать со мной?

– Но у меня еще так много дел. – Эллен со вздохом оглядела клумбы. – Я, наверно, никогда не смогу все закончить. Ты видишь вот это? Эту гадость?

Она помахала зажатой в кулачке вялой зеленью.

– Это одуванчики.

– Да. Они везде. Если я их не повыдергиваю, они полезут дальше, вон в те фиолетовые. Как ты там их называешь…

– Фиолетовые? Честно, мам, даже и не знаю.

– Все равно места ведь больше не будет, значит придется все расчищать. Это борьба за место. Так много дел, и вечно не хватает времени.

Она придирчиво оглядела сад, ее щеки раскраснелись от солнца. «Так много дел, и вечно не хватает времени». Это была типичная присказка Эллен, прямо-таки мантра, уцелевшая после распада остальной части памяти. Почему только эта фраза сохранилась в сознании? Неужели жизнь овдовевшей матери двух дочерей до такой степени сдавливалась узкими рамками времени, бременем неисполненных дел?

Эллен опустилась на колени и снова принялась копаться в земле. Что она искала, Тоби не знала – наверное, снова ненавистные одуванчики. Тоби подняла глаза и увидела, что на небе ни облачка, день выдался приятный и теплый. Эллен можно спокойно оставить тут и без присмотра. Калитка заперта, сама Эллен выглядит вполне довольной. Здесь она обычно и проводит летние деньки. Тоби сделает ей сэндвич и оставит на кухонном столе, а потом пойдет спать. В четыре часа пополудни она проснется, и они с Эллен вместе пообедают.

Она услышала, как отъехала машина Брайана. В половине седьмого он вернется, чтобы остаться с Эллен на ночь. А Тоби снова уйдет на свое обычное дежурство в клинику.

«Так много дел, и вечно не хватает времени». Эта мысль стала мантрой и для Тоби. Что матери, что дочери – обеим вечно не хватает времени.

Она сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Вызванный утренней нервотрепкой адреналин выветрился, и теперь усталость каменной глыбой навалилась на плечи. Тоби знала, что ей лучше сразу пойти спать, но шевельнуться не было сил. Она продолжала наблюдать за матерью, думая о том, как молодо та выглядит, похожа скорее на круглолицую девочку в панамке, чем на пожилую женщину. На девочку, которая радостно лепит куличики из земли.

«Теперь мама – я», – пронеслось в голове Тоби. И как любая мать, она внезапно осознала, насколько быстро летит время, проносятся мгновения.

Она присела на корточки рядом с мамой.

Эллен покосилась на нее, в голубых глазах мелькнуло удивление.

– Тебе что-то нужно, дорогая? – осведомилась она.