Правда

– Ошибся чуток. Это все невнимательность, – пробормотал Гунилла, потянувшись за другими буквами. Уильям остановил его.

– Не знаю, – сказал он. – Гм. Оставьте как есть… только «с» уберите, а «п» сделайте заглавной.

– Вот и хорошо, – сказал Гунилла. – Все готово. Ну что, парень? Сколько тебе надо копий?

– Э… двадцать? Тридцать?

– А как насчет пары сотен? – Гунилла кивнул в сторону гномов, принявшихся за работу. – Зачем станок зря по мелочи гонять?

– Да вы что! В городе не наберется столько жителей, готовых заплатить пять долларов!

– Ну так и проси с них по полдоллара. Сам заработаешь пятьдесят и столько же отдашь нам.

– Боги! Правда? – Уильям уставился на сияющего гнома. – Но мне же придется их еще и продавать, – сказал он. – Это же не горячие пирожки. Их не станут…

Он шмыгнул носом. Глаза у него заслезились.

– Ой-ой, – сказал он. – К нам идет очередной гость. Мне знаком этот запах.

– Какой запах? – удивился гном.

Дверь со скрипом отворилась.

Вот что нужно знать о Запахе Старикашки Рона – вони столь мощной, что она обрела собственный характер и полностью оправдывала заглавную букву: после первого потрясения органы обоняния сразу сдавались и отключались, словно так же неспособны были познать это явление, как устрица не способна познать океан. В его присутствии уже через несколько минут у людей из ушей начинала вытекать сера, а волосы выцветали.

Запах развился до такой степени, что вел теперь почти независимую жизнь и частенько сам по себе ходил в театр или читал небольшие поэтические томики. Он был выше классом, чем его хозяин.

Руки Старикашка Рон убрал в карманы, однако из одного выползала веревка, точнее, несколько веревок, связанных в одну. Она охватывала шею маленького сероватого песика. Возможно, это был терьер. Он прихрамывал и в целом передвигался как-то скрытно, как будто пытался незаметно просочиться сквозь окружающий мир. Это была походка пса, который давно уяснил, что в этой жизни в твою сторону скорее полетит ботинок, чем вкусная косточка. Это была походка пса, в любой момент готового броситься наутек.

Песик устремил на Уильяма окаймленные коркой глаза и сказал:

– Гав.

Уильям почувствовал, что должен выступить в защиту человечества.

– Прошу прощения за запах, – сказал он. Потом посмотрел на песика.

– Да о каком запахе ты говоришь? – спросил Гунилла. Заклепки на его шлеме начинали окисляться.

– Он, э, принадлежит господину… э… Рону, – сказал Уильям, все еще подозрительно глядя на пса. – Говорят, это железы виноваты.

Он был уверен, что уже видел этого пса. Всегда почему-то краем глаза – хромающим по улице или просто сидящим на углу, глядя, как мир проходит мимо.

– И что ему нужно? – спросил Гунилла. – Может, он хочет, чтобы мы что-нибудь напечатали?

– Сомневаюсь, – ответил Уильям. – Он что-то вроде попрошайки. Только из Гильдии Попрошаек его выгнали.

– Он ничего не говорит.

– Ну, обычно он просто стоит на месте и ждет, пока ему что-нибудь дадут, чтобы он ушел. Э… вы слышали о таких приветственных визитах, когда всякие соседи и торговцы навещают тех, кто только что переехал?

– Да.

– Так вот, это их темный вариант.

Старикашка Рон кивнул и протянул руку.

– Так-то, господин Угорь. Ты мне тут не ля-ля, остолопыш, говорил я им, я при лордах молчок, разрази их гром. Десница тысячелетия и моллюск. Чтоб его.

– Гав.

Уильям снова уставился на пса.

– Тяв, – добавил тот.

Гунилла почесал что-то в глубине своей бороды.

– Насколько я успел заметить, – сказал он, – в этом городе люди готовы купить на улице что угодно.

Он взял пачку новостных листков, все еще влажных после станка.

– Ты меня понимаешь, господин? – спросил он.

– Разрази меня гром.

Гунилла пихнул Уильяма локтем под ребро.

– Как думаешь, это значит «да» или «нет»?

– Наверное, «да».

– Отлично. Значит, слушай, что я скажу: если будешь продавать вот эти штуки по, скажем, двадцать пенсов – сможешь оставить себе…

– Эй, нельзя же продавать их настолько дешево, – сказал Уильям.

– Почему это?

– Почему? Потому что… потому что… потому что тогда кто угодно сможет их прочитать, вот почему?

– Ну и хорошо – это значит, что кто угодно сможет заплатить за них двадцать пенсов, – спокойно ответил Гунилла. – Бедняков больше, чем богачей, а деньги они отдают охотнее.

Он скорчил гримасу, разглядывая Старикашку Рона.

– Может, это и странный вопрос, – начал он, – но у тебя друзей, случайно, нет?

– Говорил я им! Говорил! Разрази их гром!

– Кажется, есть, – сообщил Уильям. – Он часто ходит с компанией… э… бедолаг, которые живут под мостом. Ну, не совсем ходит. Скорее ковыляет.