– Работяге с тунеядцем хлеб не делить, правильно, – сказал кто-то.
Что такое «тунеядец», Эркин не знал, но о смысле догадался и искоса поглядел на сказавшего. А тот, неспешно натягивая большие брезентовые рукавицы, продолжил:
– Там контейнеров ещё десятка два. Так мы туда. Ты как, Старшо?й?
– Идите, – кивнул Медведев.
Эркин меньше всего думал, что это и его касается, и потому, когда его дёрнули за рукав, удивился:
– Чего?
– Пошли-пошли, – явно немолодой мужчина, который говорил о тунеядцах, смотрел на него в упор.
Ну, так ведь всё равно с кем. И Эркин пошёл за ним.
Теперь они работали вчетвером. Молодой, чуть старше Андрея, парень, которого остальные называли Колька-Моряк, веснушчатый зеленоглазый Геныч и позвавший Эркина Саныч. Контейнеры оказались большими, тяжёлыми и с придурью. И на колёсах, и с ручками, а с места не стронешь, а поедет – не завернёшь и не остановишь. И опять: со склада на платформу, да не по прямой, а с объездами, спусками и подъёмами. Проклянёшь всё трижды и четырежды. Чем Колька-Моряк от души и занимался. Но злобы в его ругани не было, и Эркина она не трогала. А насчёт крутизны… он от Андрея и похлеще слыхал. Затащенный на платформу контейнер крепили на стопор и растяжки. И шли за следующим.
– Слушай, а вправду, ты чего в обед в столовую не пошёл? – спросил Эркина на обратном пути Колька.
Спросил так, что Эркин честно ответил:
– Я не знал про столовую.
– А-а, – протянул Колька. – А Ряха трепал, что ты из принципа. Дескать, компанией брезгаешь, его прогнал…
Это так удивило Эркина, что он переспросил:
– Я прогнал Ряху?!
– Ну да.
Колька смотрел открыто, без подвоха, и явно ожидая ответа, но ответил вместо Эркина Саныч.
– Про тебя Ряха тоже интересно рассказывает.
Колька заметно смутился, а Геныч коротко хрипло рассмеялся.
И они взялись за следующий контейнер. Саныч шёл впереди, таща серую в рост человека металлическую коробку за неудобную переднюю ручку и коротко командуя им:
– Пошёл… стопори… вправо… пошёл…
И они втроём то толкали эту махину, то повисали на ней, стараясь замедлить, затормозить или повернуть. А уж на платформу затащить… сдохнешь.
– Давайте, мужики, – появился вдруг бригадир. – На вторую смену их нельзя оставлять.
– Давай ещё четверых, – ответил Саныч.
– Откуда я их возьму?! – рявкнул Медведев. – Все при деле!
– И Ряха? – удивился Колька.
И заржал. Засмеялись и остальные.
– Кто освободится, подошлю, – пообещал Медведев, исчезая.
Эркин окончательно убедился, что бригадир здесь не так сам ворочает, как остальных расставляет. Ну, это не его проблема. Его вон стоит, серая, с красными цифрами и буквами на боку. И видно, в них всё дело, потому что Саныч берёт контейнеры не подряд, а с выбором. Но спрашивать ни о чём не стал, молча ожидая, на какой ему укажут. Ага, вон тот, дальний. Ладно, надо ему дорогу освободить, если сдвинуть эти два… а если… если их сейчас перетасовать по-нужному, чтобы потом сразу брать…
– Саныч, – решил рискнуть Эркин, – а после этого какой будет?
– Это тебе зачем? – спросил Геныч.
А Колька засмеялся:
– Наперёд думаешь?
Но Саныч смотрел молча и внимательно, Эркин понял, что надо объяснить.
– Если их сразу по-нужному расставить, потом просто скатывать будем.
– Соображаешь, – кивнул Саныч. – Берёмся, мужики. Этот… теперь тот… на стопор поставь, а то укатится… так… вон тот теперь…
К концу перестановки Эркин приспособился выбивать и вставлять стопор ударом сапога. Саныч только буркнул:
– Полегче. Штырь погнёшь.
Эркин кивнул. Ну вот, расстановка закончена. Можно тащить первый.
– Отчаливай! – весело скомандовал Колька. – Полный вперёд!
И Эркин улыбнулся.
Когда они волокли последний контейнер, прозвенел звонок. Эркин ещё в Джексонвилле на станции привык, что постоянно что-то звенит, гудит, лязгает и громыхает, и потому не обратил звонок внимания, но остальные заметили.
– Во! Управились! – радостно заорал Колька.
– Не кажи гоп, – осадил его Саныч. – Стопори, яма… теперь вправо возьми… на подъём… пошёл…
Они втащили контейнер на платформу и закрепили его.
– Вот теперь всё, – удовлетворённо сказал Саныч.
Геныч стащил рукавицы и закурил.
– Всё, свалили.
Эркин огляделся. По всему двору с весёлым, уже нерабочим гомоном тянулись люди. Что, смена закончилась? Он посмотрел на часы. Три ноль семь.
– Всё, мужики, по домам айда, – Геныч спрыгнул с платформы.