– Рыжий, господин.
Оплеухи не последовало, значит, угадал, уже хорошо.
– Сейчас езжай, заправь машину. Ремонт нужен?
– Нет, господин, – уверенно ответил Гаор.
– Тогда вернёшь её сюда, и вон туда тебе, понял?
Гаор посмотрел в указанном направлении и увидел внутренний глухой забор в полтора роста высотой с узкой калиткой. Внутренняя зона? Для рабов?
– Да, господин.
– Пошёл.
Гаор развернулся и побежал к фургончику. Подогнав машину на заправку, он вышел помочь местному рабу вставить пистолет заправочного шланга и шёпотом спросил.
– Кто это?
Тот, видимо, видел, с кем он разговаривал, и так же шёпотом ответил.
– Дежурный смотритель. Сегодня не сволочь.
Гаор понимающе кивнул. Больше он спросить ничего не успел, потому что подъехала ещё одна машина, легковушка с бритым юнцом за рулём, и разговаривать стало опасно.
Вернув фургон на прежнее место на стоянке, Гаор вышел и быстро огляделся. Смотритель издали повелительно махнул ему рукой, и Гаор затрусил «хитрым мерином» к указанной калитке. Осторожно открыл её и вошёл. И оказался… среди своих!
Длинное приземистое здание, слева навес над длинным столом со скамьями, справа место для курения: скамьи вокруг врытой в песок железной бочки с водой, дальше, похоже, отхожее место, но главное – ни одного надзирателя не видно, только мужчины и парни, лохматые, бородатые, щетинистые, и все в ошейниках. Гаор невольно радостно улыбнулся и поздоровался.
– Мир дому и всем в доме!
– И тебе мир! – разноголосо и вполне дружелюбно ответили ему.
Его сразу окружили, и посыпались вопросы: кто таков, откуда, с кем приехал, водила или самого куда везут…
– А ну отзыньте! – скомандовала высокая женщина в мужской одежде, разгоняя толпу, – ему поесть, небось, надоть, а вы лезете!
– Точно, Мать, – ответил ей Гаор, – жрать хочу, аж на ногах не стою.
– Садись. Карточка есть? – спросила женщина, указывая ему место за столом.
– Какая карточка? – спросил Гаор.
– С хозяином, что ли ча, приехал?
– Да.
– Ну, тогда мы тебе квиток выпишем, – непонятно пообещала женщина, – сейчас поешь. Хлеб сам бери.
На столе стояла большая глубокая миска, наполненная толстыми ломтями хлеба, а в другой, поменьше, навалом лежали ложки. Гаор взял ложку и хлеб, девчонка лет тринадцати, не больше, принесла и поставила перед ним миску с густым наваристым супом, в нём даже кусок мяса плавал.
– Будем жить, паря! – весело сказал ему сидящий напротив мужчина с короткой густой светло-русой бородой, с азартной старательностью выскребавший кашу из миски.
– Живём, брат! – ответил Гаор.
Он впервые услышал такое пожелание и ответил по наитию, но правильно. Во всяком случае, остальные за столом поддержали его улыбками и невнятным из-за набитых ртов, но явно доброжелательным бормотаньем.
К концу миски Гаор понял, что единого обеда нет, как сел за стол, так тебе миску и поставили, а из общего разговора стало ясно, что здесь и приезжие, и местные, ну, кто в заведении работает. Заведение круглосуточное, работают посменно, так и едим, и спим, когда кого отпустят. Бабам, конечно, морока, считай, день да ночь стряпают, ночью, конечно, полегче, но дежурные завсегда есть, когда ни приедь, тебя и накормят, и спать, если тебе не сразу в рейс, уложат, и все прочие удовольствия. Ну, это когда без хозяина, когда один едешь, тогда да, а так-то… только понимашь рассупонишься, так кличут, хоть без штанов выскакивай.
– Эй, паря, как тебя?
– Рыжий, – ответил Гаор, принимаясь за кашу, которую поставила перед ним та же девчонка, забрав миску из-под супа.
– Ты чей будешь?
– А хрен его знает, мне он не назвался. Слышал, капитаном называли.
– Коррант, – сказал усаживавшийся наискосок от него молодой парень в промасленном комбинезоне. – Мать, меня только на кашу отпустили, Коррантом твоего звать, он к нам хоть раз в месяц, – Гаор для себя быстро перевёл: через две декады в третью или четвёртую, – да заедет, – парень ловко говорил и ел одновременно, напомнив Гаору Плешака. – Я ему и заправлял, и мыл, когда, да с декады две назад, это он, значитца, за тобой и ехал.
Гаор, конечно, засомневался, что в Аргат из Дамхара ездили специально за ним, но спорить не стал.
– Так-то он ничего, чаевые завсегда дает, но, если оплошаешь в чём, жаловаться не бежит, сам влепляет.
– Так на новогодье он тебе приварил? – засмеялись за столом. – На полморды фингал светился.
Большинство знало друг друга, болтали, вспоминая какие-то известные всем события. Гаора как новенького расспрашивали кто, да откуда, да у кого раньше работал. О Сторраме не слышали, но что такое торговый комплекс, знали, только здешний и тоже агромадный называется Байгуром, ну, по хозяину тамошнему. Что Гаор обращённый, тоже, к его радостному удивлению, не вызвало особой реакции, спросили только: давно ли, и услышав, что третий год пошёл, кивнули. Даже причиной не поинтересовались.
После каши ему дали кружку горячего чая или чего-то ещё – такие мелочи Гаора не интересовали – во всяком случае, жидкость была горячей и сладкой, и хлеба не считано. И Гаор встал из-за стола сытым и даже немного опьяневшим.
– Айда, паря, покурим, – предложил ему парень в комбинезоне.
– Мотри, Тягун, – покачала головой Мать. – Сказал, на кашу отпустили, а сам-то… Вот ввалят тебе по полной, опять на животе спать будешь.
– А пошли они, Мать… – отругнулся парень, – ты ж за столом курить не дашь.
– И не дам, – строго сказала Мать.
– Ну вот, а не покуривши, я это… неэффективно-дефективный, – и парень заржал.
Засмеялся и Гаор, усаживаясь на скамейку у бочки с водой и доставая сигареты.
Девчонка, уже другая, постарше прислуживавшей за столом, принесла Тягуну сигарету.
– Тягун, затянуться дай, – попросила она, стреляя на Гаора хитрыми тёмно-карими глазами.
– У меня просишь, а глазки ему строишь! – притворно рассердился Тягун, прикуривая от сигареты Гаора, – а ну вали, Лиска, пока я добрый и не врезал!
Лиска пренебрежительно фыркнула и убежала под общий смех.