Мир Гаора. Коррант. 3 книга

Поверка, раздача одеял, стук дубинок по решеткам и крик:

– Отбой! Тихо, волосатики! Услышу кого, всем набью.

Пения, значит, не предвидится. Гаор завернулся в одеяло, несколько раз глубоко вздохнул, проталкивая застрявший в груди на сортировке комок и державшийся там весь день несмотря на сон, еду и трёп. Как ему сказал тогда Бурнаш: «У первой категории торги последними не бывают», а Ворон, что на пятом хозяине разница непринципиальна, так сколько раз ему ещё стоять голым среди нелюдей, которые будут его щупать, разглядывать и решать, жить ему или не жить. Ладно, прошёл и не скули, переживёшь. А вот то, что есть былины и старины, и есть люди, знающие и могущие рассказать, вот что важно, это запомни. А остальное… остальное по хрену. Ты должен выжить и выполнить задание, и запомни: одно без другого невозможно.

Ночь прошла спокойно, хотя и шумели в дальней камере, но никто не проснулся, и когда утром после подъёма проволокли на тележке чей-то труп, никаких комментариев это не вызвало. Гаор, как и все, проводил тележку вяло заинтересованным и абсолютно не сочувственным взглядом. На лбу лежавшего вверх лицом трупа он успел разглядеть «кубик» – квадрат с точкой. Так что… всё ясно-понятно, туда и дорога.

Весна 3 декада 10 лень

Сдача одеял, поверка, обыск, паёк, и почти сразу после того, как они сдали кружки, пришёл надзиратель со списком и стал выкликать номера.

Вызвал не меньше десятка, и среди них и Гаора. Так помногу вызывают только на торги, но чего-то слишком быстро, в тот раз он декаду просидел в камере. Жаль, только собрался о былинах и бывальщиках расспросить, да не судьба.

Снова коридоры и лестницы, а интересно, на хрена такой лабиринт? Комната, где они разделись и сбросили рубашки и штаны в ящики, комната перед душевой… Гаора подёргали за волосы и отправили на стрижку. Но обкромсали только сзади, а он и не знал, что у него там настолько отросли волосы, спереди-то на глаза не падают. А на лице щетина у него короткая, даже бороды настоящей нет. По приказу взяли по куску мыла и мочалке, выстроились в затылок.

– Запускай.

Медленно открывается тяжёлая толстая с глазком посередине – он уже знает, почему она такая и зачем глазок – металлическая дверь. Зал с лампами и рожками, дверь за их спинами так же медленно задвигается, плотно, без щелчков и лязгов входя в пазы, и напряжённое ожидание. Что пустят: воду или газ? Он помнит: Ф16 – без запаха и цвета, тяжелее воздуха, нарывного действия, ФТ5 – желтоватый, запах тухлых яиц, парализует дыхательный центр, Ф17У – без запаха и цвета, нервно-паралитический… и дальше не меньше десятка, какой из них? Великий Огонь, Мать-Вода, Судьба-Сестра…

Из рожков хлестнули тугие, обжигающие кожу струи воды, и из десятка глоток вырвалось ликующее: «Живём!».

Вместе со всеми Гаор яростно мылся, соскрёбывая с себя липкий пот смертного страха, тёр чью-то спину и блаженно покряхтывал, лёжа на скамье, под чьими-то руками, снова и снова намыливался, и бросался под душ, смывая пену. Живём, браты, живём!! Кажется, он даже орал что-то и бессмысленно ругался, будто снова шёл в атаку. Хотя… додумать он не успел.

Проверещал звонок, и, громко хлюпнув в трубах, выключилась вода. Отфыркиваясь, мотая головами, чтобы стряхнуть воду с волос и бород, они выстроились у выходной двери.

Снова медленное движение вбок, и они шагают через порог в комнату с коробками для обмылков, мочалок, полотенец и… так, четвёртой коробки с полотенцами, которыми следует прикрываться на аукционе, нет. Так что? Совсем нагишом?

Надзиратель у дверей, поигрывая дубинкой, скучающе-невидяще смотрит на них. Не торопит, но… медлить и тянуть нечего. Гаор ещё раз привычно протёр шею, сдвинул ошейник и бросил использованное полотенце в коробку.

Надзиратель жестом приказал им выстроиться вдоль стены, оглядел, удовлетворённо кивнул и распахнул следующую дверь.

– Руки за спину. Вперёд марш.

Снова то ли коридоры, то ли длинные комнаты с множеством дверей – интересно, а почему все комнаты без окон? Чтоб не попытались сигануть, или чтоб снаружи никто не увидел, что здесь творится? И номерки им не привязали, хотя… почему он решил, что каким был тот аукцион, такими будут и все остальные? И… аггел, а ведь на сортировке он в этот раз не услышал про аукцион. Так что? На него есть заявка? Тоже слышал, ещё тогда, от Седого, ох, если это всё-таки тот капитан, то… то кранты, полный амбец без вариантов.

Очередная комната, заполненная сидящими вдоль стен голыми рабами.

У некоторых на ошейниках болтаются номерки. Похоже… да, в этой, или в такой же он тогда сидел после аукциона и ждал, пока купивший его Сторрам оформит бумаги и оплатит его одежду. Гаор нашёл свободное место у стены и сел на пол, скрестив ноги и подобрав под себя ступни: хоть ноги и не болят, но лучше их погреть. Знакомых – он быстро огляделся – не было. Даже тех, с кем он вышел из камеры. Куда-то они делись по дороге. Что ж, будем ждать. Интересно, сколько за него заплатили? Или заплатят, если это все-таки предпродажная… ожидалка – нашёл он слово.

– Триста двадцать один дробь ноль ноль семнадцать шестьдесят три!

Гаор вздрогнул и вскочил на ноги.

– Я!

– Ты, ты, волосатик, – хмыкнул надзиратель у двери. – Пошёл!

Заложив, хотя приказа и не было, но на всякий случай руки за спину, Гаор вышел в указанную дверь.

Ожидалка была всё-таки послепродажной. Стеллаж с одеждой, прилавок поперёк комнаты, у стеллажа раб в оранжевом с зелёным комбинезоне, у прилавка лейтенант с зелёными петлицами, а за прилавком улыбающийся… его новый хозяин? Тот самый капитан?! Вот теперь, в самом деле – всё.

– Тот самый? Будете проверять номер? Дополнительный осмотр? – скучающе равнодушно спрашивает лейтенант. – Пожалуйста, как хотите. Полный комплект, номер два, – быстро окинул его взглядом, – размер три.

К ногам Гаора падают трусы, майка, штаны, рубашка, портянки, резиновые сапоги, тонкая оранжевая куртка-ветровка, каскетка без кокарды.

Гаор одевался быстро, опустив глаза, чтобы не видеть ухмылки отныне полновластного хозяина его жизни и смерти.

– Получите и распишитесь.

Капитан, по-прежнему улыбаясь, расписался в положенных местах.

Лейтенант открыл перед Гаором прилавок и выпустил к хозяину.

– Иди за мной.

Всё как тогда, и… и всё… Он брёл за капитаном, заложив руки за спину и опустив голову, а в голове крутилось одно слово: всё, всё, всё… не было сил ни ругаться, ни о чем-то думать, даже страха не было, и всё ближе подступала серая непроницаемо плотная пустота.

Светило солнце, между машинами на стоянке перед Рабским Ведомством суетились воробьи и прохаживались голуби, бегали мальчишки-разносчики, визгливо предлагавшие свой товар, – ничего этого Гаор не видел и не слышал, отгороженный от мира серым коконом пустоты.

Ридург Коррант остановился у своего фургончика и оглянулся на покупку. Рыжий раб стоял перед ним, заложив руки за спину, с бледным, даже каким-то землисто-серым лицом и совершенно пустыми мёртвыми глазами. Однако… чтобы за трое суток в отстойнике довести до такого… аггел, если у парня съехала крыша, а он вовремя не заметил и расписался в получении и отсутствии претензий… вот влетел! Но… ладно, может, и отойдёт по дороге. Коррант открыл заднюю дверцу.

– Залезай.

Гаор молча полез в кузов. За ним захлопнули дверцу, и он остался в полумраке. Осторожно огляделся. Уф-ф, кажется, один. Кузов почти пустой, у левой стены несколько ящиков, закреплённых настенными ремнями, вдоль правой мешки, а посередине… как раз ему лечь и вытянуться. А свет откуда? Передняя стенка сверху до половины матерчатая, и ткань просвечивает. Уже легче. Не в полной темноте, не «ящик» все-таки. Заурчал впереди мотор, фургончик сильно дёрнуло, и Гаор, чтобы не упасть, сел на пол. Всё, поехали, вернее – он заставил себя усмехнуться, отодвигая серую пустоту, – повезли.

Ридург Коррант прислушался. Сзади было тихо. Ладно, отъехать подальше и где-нибудь на полянке выпустить раба размяться и для необходимых при покупке процедур. Вообще-то это надо было сделать прямо там, на стоянке, но парень был прямо-таки невменяемым. Ну, так смазать по морде и дать чего-то пожевать никогда не поздно, а если возникнут инциденты и парня придётся сразу ломать, лучше, чтобы без свидетелей. Ломать-то можно по-разному, иногда – Коррант усмехнулся – иногда лучше без битья. Прозвище можно оставить: просто, понятно и соответствует. К тому же больше рыжих у него в хозяйстве нет. Вообще рыжие – редкость, недаром и у Сторрама так прозывался.

Гаор сидел на дне кузова, охватив руками колени. Ну что, одежду тебе дали, полный комплект, не связали и не приковали. Цени и будь благодарен. Бывает и по-другому. Пожрать новый хозяин не дал, но и не избил. Отложил на потом, или обойдётся без этого? И не знаешь, как лучше. Ладно, пусть бьёт, морит голодом, лишь бы не лез. Гаор снял каскетку и провёл ладонью по мокрой изнутри тулье. Здорово же он труханул. Ну, так… «Дурак – возразил он сам себе – не стал бы этот тип тебя трахать прямо при лейтенанте». И тут же подумал: «А почему и нет?» Хозяин. Что хочет, то с тобой и сделает. И если без членовредительства, то Рабское Ведомство вмешиваться не станет. И всё равно, не психуй. Пока ещё ничего, кроме того лапанья, не было. И пока едем – а, похоже, сволочь самолично за рулем, шофёра в кабине видно не было – ты в безопасности. Так что не дёргайся попусту. Но как же есть хочется. Аж голова кружится. Или это от страха? Гаор осторожно лёг и вытянулся во весь рост. Места как раз хватило, свёрнутую каскетку и капюшон от куртки он подложил под голову и закрыл глаза. Нет, он ещё поборется, так просто он не дастся. Ещё посмотрим, кто кого поимеет.

Выехав из Аргата, Ридург почувствовал облегчение. Не то, чтобы он не любил городов вообще, а Аргат всё-таки – столица, но вне высоких стен с рядами безликих окон куда легче и свободнее. Всё-таки он сельский житель и останется им.

Мотор гудит ровно, хорошо отрегулирован, и рессоры хорошие – не трясёт, а покачивает. Гаор не так спал, как дремал, оставаясь настороже, но отдыхая. Вернее, стараясь отдохнуть. Как перед боем. Загадывай не загадывай, наперёд не угадаешь, но голова должна быть ясная, а оружие в исправности. Да, вот чего нет, и не будет. Хотя… рукопашный бой – единственное оружие, которое невозможно конфисковать. Так что… жаль, что на этом и так всё кончится, но сдаться нельзя. Сдаться, покорно лечь подстилкой – это себя потерять, и ты тогда не человек. Ты и сейчас не человек – ядовито возразил он сам себе вместо Ворона – ты раб. Накласть мне и на ошейник, и на клеймо. Я сам определяю, до какого предела я – человек. «Не дай себя сломать», – просил Седой. Ну, так и не дам. Понадобится, зубами грызть буду, но не дамся. Но долго как едем, и давно остановок не было, по городу так ездить негде, значит, за городом, а… стоп, ведь его не случайно капитан про Дамхар спрашивал. И потом эти их разговоры про сельскую глубинку. Так что, в Дамхар его везут? Но туда за день не доедешь, туда сутки, а то и двое, смотря по сектору. И если всю дорогу без жратвы, то будет он с голодухи как больная муха, что жужжать жужжит, а взлететь не может. Хреново.

Яркая весенняя трава, опушённые молодой листвой деревья, летящий под колеса бетон шоссе. Нет, не может быть такого, чтоб он отвалил двенадцать тысяч и пролетел. Судьба, конечно, злодейка и стерва, но не настолько. Да и все рабы из отстойника ошалелыми выходят. Достаточно вспомнить, каким он забрал оттуда Лутошку, когда возил мальца на переклёпку ошейника. Те же трое суток, а мальчишка ревел всю дорогу до дома, и Нянька потом отпаивала его своими травами. А Джадд… хотя нет, там другие… нюансы и аспекты. Но ведь и остальные, у которых только накопитель, и тоже… крыша набекрень. Сзади тихо, ни истерического плача, ни такого же истерического смеха, как заливалась Балуша, тогда трижды пришлось останавливаться, поить водой и бить по щекам. А то были местные провинциальные отстойники с теми же «патриархальными нравами», что тогда говорить про Центральный, где чудеса и высоты цивилизации, после которых боевой сержант как после мясорубки. Ага, вон как раз подходящая полянка просвечивает. Туда и свернём.

На повороте Гаора покатило по полу, а торможением бросило к передней стенке. Приехали? Хлопнула передняя дверца, открылась задняя, и он зажмурился от ударившего в глаза солнечного света.

– Вылезай, – приказал весёлый и по-хозяйски властный голос.

Гаор проморгался, встал и медленно, расправляя затёкшие мышцы, выбрался наружу.

Лесная поляна, кусты, деревья, с дороги не увидишь, фургончик загораживает… хозяин решил получить удовольствие? Ну…

– Оправка, – объяснили ему причину остановки привычной командой.

– Да, хозяин, – настороженно ответил Гаор и, оглядевшись, пошёл к кустам.

Окрика не последовало. Ему дали уйти из поля хозяйского зрения и не торопили с возвращением. Ладно, посмотрим, что дальше будет. Ворохнулась надежда, что, может, и обойдётся. Всё-таки… аггел, ведь он хочет жить, выжить, а если придётся отбиваться, то это смерть, да, сейчас он никого за собой не потянет, он даже не знает, есть ли у этого… капитана ещё рабы, так что о вполне вероятном дегфеде можно не думать, но… Гаор ещё раз, словно напоследок, вдохнул пряно щекочущую ноздри смесь весенних лесных запахов и повернул обратно, к фургончику, к хозяйскому приказу.