Аналогичный мир. Том первый. На руинах Империи

Автор

Татьяна Николаевна Зубачева

Жанр

Социальная фантастика

Год написания книги

2019

<< 1 ... 25 26 27 28 29 30 31 32 33 ... 475 >>

На страницу:

Перейти

29 из 475

Настройки чтения

Размер шрифта

Высота строк

Поля

– Два года с небольшим, – сразу отвечает Женя.

– А… а оттуда ты давно уехала?

Женя не сразу поняла, о чём он спрашивает, а потом улыбнулась той мягкой улыбкой, какой улыбаются воспоминаниям.

– Я там и не жила, – она рассмеялась над его недоумением и стала объяснять. – Я училась тогда и жила в студенческом городке. Паласа там не было, и девочки ездили в Мейкрофт. И меня однажды уговорили.

– Мейкрофт, – повторил Эркин. – А я и не знал.

– Не знал города, в котором живёшь? – удивилась Женя.

– Я не жил, – в его голосе помимо воли зазвучала горечь. – Я в Паласе работал. Нас когда продают, не говорят, куда.

– Продавали, – поправила Женя.

Он не сразу понял её, а, поняв, улыбнулся.

– Я ещё не привык.

– Привыкай, – засмеялась Женя. – Да, а сапоги ты так и носил на босу ногу?

– Нет, только у меня портянки украли.

– Портянки украли, а сапоги оставили? – удивилась Женя.

– Сапоги я под голову положил, – мрачно ответил Эркин, – а портянки оставил, – и вдруг усмехнулся. – На сапогах я проснулся. Ну, когда за них дёрнули.

Потерю портянок он переживал долго. Ноги собьёшь – потом с ними долгая морока, и портянки совсем новые крепкие. Но прямо с ног смотали, а он не проснулся. Это было обиднее всего.

– Ладно, – перебила его мысли Женя. – Раз ты к портянкам привык, я тебе найду. А то носки есть.

– Да, – он приподнялся на локтях, – а кто это дал? Ну, рубашки, трусы. Ты не сказала.

– Доктор Айзек.

– Доктор Айзек, – повторил он, запоминая. – Это он для меня дал? Ты ему рассказала обо мне?

– Нет, – Женя даже отложила шитьё и подошла к нему, села на край кровати. – Нет, я просто сказала, что интересуюсь медициной, и немного рассказала. Не о тебе, а о болезни. Ты тогда в жару лежал. Понимаешь? – Эркин кивнул. – Я не знаю, что он понял, но он дал мне лекарства, эти пакетики с таблетками. А потом, как раз в день перед грозой встретил на улице, дал этот свёрток. Понимаешь, это то, что нужно, а покупать в магазине я не могу, сразу разговоры всякие пойдут, – Эркин часто закивал, – и это не костюм, который можно опознать. И вещи целые, но ношеные, ну… ну, никто не заподозрит.

– Да-да, я понимаю.

– Я ему ничего не говорила, он сам догадался. Как? – Женя пожала плечами. – Убей, не пойму.

Эркин высвободил из-под одеяла правую руку, осторожно коснулся её руки.

– Ему можно… Нет, не так. Ты ему доверяешь?

– Не знаю, Эркин. Я его сегодня видела. Он только поздоровался издали, и всё. Знаешь, его все знают, и я о нём ничего плохого не слышала. Ни от кого.

Она обеими руками держала его большую кисть и немного покачивала её как бы в такт словам. Каждое покачивание отзывалось в плече болью, но он не замечал этого.

– И он обмолвился о Мише, у него был, видно, сын, Миша, и погиб. Я думаю, это вещи сына. Тебе ведь не обидно будет их носить?

– Нет, конечно, – он даже дёрнул головой.

– Ну вот. Странно всё это, конечно, но… но доктора Айзека я не опасаюсь. И потом, Эркин, он же врач. Врач не может вредить людям.

Эркин несогласно промолчал. Ему приходилось иметь дело с врачами и не раз. Ещё в питомнике он узнал их и научился бояться. Но спорить с Женей не стал, не мог он этого.

Женя положила его руку на одеяло. Погладила обнажившееся плечо. Её пальцы скользили по чёрно-багровому пятну мягко, не причиняя боли. И так же осторожно она погладила его щёку, рядом с зудящим рубцом, провела пальцами по краям глазницы, по брови.

– Не больно?

– Нет.

Конечно, нет, глупый вопрос. От её рук боли не бывает. Но он вдруг пожалел, что обветрилась и загрубела кожа, стала шершавой и неприятной на ощупь. И ладони загрубели, в буграх мозолей, в шрамах от порезов и ссадин. Не спальником был, скотником. А ему так хотелось перехватить её руку, погладить, но куда ему лезть с его лапами…

Женя осторожно убрала руку и встала.

– Пойду, Алису позову. Вечер уже.

И вечер шёл своим чередом. Он уже знал все эти шумы и звуки и дремал под них спокойно, и голос Алисы уже не тревожил его.

Он проснулся на секунду, когда Женя укладывалась спать. Она заметила это.

– Спокойной ночи, Эркин.

– Спокойной ночи, – машинально ответил он.

Женя задула коптилку и легла. Он слышал, как она повозилась под одеялом и затихла. Осторожно шевельнулся. Женя не откликнулась. Значит, спит.

И тогда он, молча, с размаху ткнул себя кулаком в здоровую щёку. Только сейчас сообразил, да? Что кровать одна, и она всё это время спала на полу? А жрал он эти дни чьё? Сколько он так валяется? Дни путались в счёте, но больше положенного – это уж точно. Спальник поганый, лёг на мягкое и ни о чём уже не думаешь. Так жар был – сам себе возразил он. А то тебе в жар не приходилось работать? Не сдох бы, дублёная шкура. Он осыпал себя всеми мыслимыми ругательствами, пока не заснул тяжёлым усталым сном…

…Он сам пришёл в пузырчатку. Как и было велено, после всего. И ждал надзирателя у двери, из-за которой доносился беспрерывный слабый то ли стон, то ли вой. И не сочувствие, а глухую тоскливую злобу чувствовал к вывшему. Пришёл, что-то дожёвывая, Грегори и загремел ключами, отпирая пузырчатку. Вой стих, как ключи загремели, так что добавки лежащий не получил. Он уже знал здесь всё и сам, не дожидаясь приказа, разделся, сложил одежду у стены.

– Знаешь, за что? – Грегори сосредоточенно разбирал висящие на стене цепи, выбирая нужную пару.

– Да, сэр. За мешок, сэр.

Грегори быстро обернулся к нему.

– За мешок, значит? Ну…

Обычно он смотрел себе под ноги или на руки надзирателя, но тут… не отвёл, не опустил глаз. Грегори смотрел в упор, но без злобы или издевательской ухмылки превосходства.

– Ну, раз за мешок, – повторил Грегори и усмехнулся одними губами. – Тогда иди сюда.

Он пошёл, чувствуя босыми ступнями, как шипы сменяются гладкими бугорками. Хотя и на них за ночь намаешься. Сам лёг, закинул за голову вытянутые руки. Знакомо лязгнули замки, и Грегори ушёл, погасив свет. Пока ложился, он заметил лежащего на шипах индейца, но разглядеть толком не успел, и ждал, что, как закроется за Грегори дверь, тот опять завоет. А вой этот как наказание лишнее. Но индеец молчал, только быстро надсадно дышал. Дурак, от такого тело только больше дёргается. Он не выдержал.