Матрёшка. Перезагрузка

Его тянуло к ней. Может, из-за выставленной напоказ доступности. Даже в грязной спецовке, в замазанной косынке она манила, обещая что-то новое, непонятное. Но когда наклонялась к нему, от неё пахло вчерашним перегаром и куревом, вперемешку с запахом красок и ацетона. Саша готов был отшатнуться и под любым предлогом отходил подальше. Потом забывал, снова подходил, загипнотизированный подмигиваниями, хриплым шепотком, рассказами об очередном ухажёре. И снова отбегал.

Однажды после смены Ксюша подхватила Сашу под локоток: «Куда торопишься, к мамочке?» Ехидное замечание обезоружило, и он нехотя поплёлся за подружками. В нормальной одежде они казались моложе. Даже рыжая подружка, кокетливо завязавшая хвостик, стала симпатичнее. Мужеподобная не старалась прихорашиваться, широко шагала в джинсах, сутулясь и по-мужски сплёвывая.

– Ксюха! Кончай совращать ребёнка, – подхихикивали подружки, подходя к дому Ксюши.

– Санёк, у тебя бабки-то есть? Девушек угостить? – ухмыльнулась мужиковатая.

Саша полез за деньгами, вытащил мятые сотни. Спутницы заржали, так нелепо он выглядел – взъерошенный, покрасневший, с каким-то ужасом смотревший на грубую деваху. Нет, не так представлял Саша, какие должны быть отношения. Не таких «девушек» рисовало просыпающееся мужское воображение.

– Ладно, не бзди, – рыжая потрепала его по щеке, – У-у, какой холёсий.

Саша дёрнулся, сжал зубы. Так говорят о щенках, о котятах. Он им покажет, никакой он не «холёсий».

Сели за наспех накрытый стол, с бутылкой дешёвой водки посередине. Глядя на сковородку с дымящимися макаронами с тушенкой, Саша вспомнил о вкусных бабушкиных котлетках. «Что я здесь делаю?» – так и хотелось спросить себя. Краем зацепила мысль, что бабушка, наверное, волнуется, маме звонит, та тоже дёргается. Глянул на телефон – пять пропущенных, вышел из-за стола.

– Что, девушка потеряла? – Ксюша прижалась к нему в маленьком коридорчике. Туго обтянутая грудь была хитро поднята почти к подбородку, Саша машинально упёрся в неё взглядом, боясь снова почувствовать отвратительный запах курева. И тут же забыл о звонках. Ксюша томно посмотрела на него, запрокинув голову. Саша заметил светлые корни волос. Она оказалось блондинкой, покрашенной в жгуче-чёрный. Он почему-то пожалел её, почувствовав за напускной весёлостью грусть и заброшенность.

Девчонки, хихикая, включили в комнате музыку. Заиграл тягучий «медляк». Ксюша прижалась к Саше в проёме двери и стала рассказывать о себе, то и дело поднимая голову, заглядывая в глаза.

Жила она со старенькой тёткой. Мать пила и давно её бросила. После училища пошла работать, и ничего ей не надо – всё у неё классно. Мужики её любят…

Саша топтался под музыку, чувствуя себя неловко. Жутко хотелось есть, даже макароны показались аппетитными. Девчонки уже вовсю жевали, не дожидаясь, разлили по рюмочке. А Ксюшка не отпускала Сашу, вцепившись в него, всё говорила и говорила. Дотягивалась рукой до его макушки, проводила по щеке. Саша никогда не чувствовал такой дикой смеси в себе: голод, усталость после тяжёлого дня и одновременно восторг от того, что взрослая женщина прижималась к нему, Всё глубже и глубже пробивала дрожь. Ксюша вжалась в него ещё сильнее, уводя от двери. Сама положила его руки себе на бёдра. Саше было неудобно, но он послушно держал её. И уже сам повёл рукой выше, наткнулся и наконец-то потрогал торчащую грудь. Нащупал только твёрдый лифчик.

– Ну, ты чё? В первый раз, что ли, ученик? – Ксюша прислонилась к вешалке, за её спиной топорщились кучей навешанные куртки, пальто не по сезону, раскинув рукава в приглашающих объятьях. Саша уткнулся в удушающий старушечий запах. Ксюша молчала, полузакрыв глаза и тяжело дыша. Какая-то часть Саши понимала, что необразованная девочка так представляла себе страсть и, скорее всего, переигрывала. Что-то было не так, Саша чувствовал. Слишком отталкивающие декорации: грязная прихожая, обшарпанные стены, запах бедности. В комнате звенели вилками, переговаривались и громко чокались подружки.

Всё. Всё было не так, если быть честным. Но Ксюша, прежде всего, была женщиной, и это всё перевешивало.

Она устала ждать, закатив глаза, поцеловала его. Умело впилась, сама расстегнула кофточку, не переставая целоваться, взяла Сашину руку и снова положила на грудь.

«Неужели это будет прямо здесь?» – Сашины мысли беспомощно метались между желанием, захватившим его и брезгливостью. Желание побеждало, Ксюша ловко расстегнула ему брюки. Мысли перестали метаться, всё стало предельно просто и ясно. Сейчас, ещё немного… он начал неумело стягивать невидимые в темноте колготки. Ксюша извивалась, помогая, постанывала.

Послышался хруст. Вешалка не выдержала напора, рухнула. Старые пальто, взмахнув рукавами, накрыли барахтающихся на тумбочке.

За спиной Саша услышал гогот. Девчонки выскочили на шум и громко комментировали.

– Ну, Ксюха, мужика-то не покормила, не напоила, сразу в дело пустила!

– Ха! Глянь, чё творят, мебель раздолбали, вот это любовь!

– Санёк, тебе помочь? Может, фонариком посветить? Ха-а!

– Да ничё, найдёт. У Ксюхи там насквозь светло, не зря столько лет старалась!

Ксюшка, только что томно стонавшая, аж прихрюкнула от смеха. Из-под упавших курток высунула смеющуюся мордаху. Саша поспешно натянул штаны, раздраженно стряхнул с себя упавшую с вешалки одежду. Девчонки включили свет. «Роковая Женщина», подтягивая колготки, вылезла, наконец, сгибаясь от смеха:

– Пойдём, любовничек, и, правда, хавать охота. Потом дотрахаемся.

Саша так и стоял посреди прихожей, ему было мерзко. От этого слова. Оттого, что Ксюха с размазанными глазами ему совсем не нравилась, оттого, что слишком быстро она поменяла стоны на смех. И запах, и пьяненькие подружки – всё было неправильно.

Как только девчонки ушли в комнату, всё ещё покатываясь со смеху, Саша брезгливо, носком туфли, раскидал упавшую кучу, вытянул свою курточку и ушёл, не закрыв дверь.

То есть, по всем показателям, он так и не стал мужчиной, нечем было прихвастнуть.

Когда парни из компании Легыча рассказывали о своих похождениях и звали «погудеть с девчонками», Саша отказывался. Не вёлся на «слабо», выдерживая подколы. С одной стороны, ему хотелось, но с другой… Он боялся там увидеть Ксюшу или кого-то похожего. Молодых, но уже опустившихся девочек на одну ночь.

Они ярко красятся, запросто знакомятся с парнями, спят с ними и считают себя крутыми и раскрепощёнными. Ими пользуются, а они – счастливы. Потому что хотя бы в таком виде получают желанный кусочек любви, мечту быть нужными и дорогими. В их громком хохоте, смачном матерке, киношных заимствованных «страстях» одна мольба: «Люби меня, пожалуйста!».

Саша ещё не понимал всего, но уже почему-то чувствовал жалость к ним. Это совсем не то, что он хотел испытать. Такие девчонки «на один раз» – мечта всех парней. Но он хотел любить сам.

Ему было приятнее мечтать о девушке, которой можно восхищаться, с которой будет хорошо без всяких лишних угрызений.

И ещё. Наслушавшись дружков Легыча, с их похабными историями, содрогался при мысли, что мог чем-то заразиться тогда от Ксюши.

«Нет, – думал Саша, так и эдак взвешивая свой «взрослый» опыт, – Ну, нафиг эту любовь, пусть девки себе придумывают».

Варя

Он смотрит сквозь меня, что-то мурлычет под нос. Красавец мужчина. Как это называется: «холёный». Интересная седина, небольшие синие глаза. Прямо артист. Наверное, в молодости он был такой же симпатичный, как Олег. Только Олег ростом пониже. Такие же длинные ресницы, прямой нос. Нос, ну почему у меня не его нос?

В последний раз он был у нас где-то месяц назад. А мама-то на что надеется? Ворона. Завернулась в шёлковый халатик, напекла его любимых пирогов. Наверное, психоаналитик посоветовал «как завоевать мужа». А толку-то. Он смотрит сквозь неё, намурлыкивая песенку.

– Ну что, как дела? – дурацкая фраза, фальшивая интонация. Неграмотные арабы на курортах и то душевнее произносят. Мама подобострастно хихикает. Конечно, психоаналитик посоветовал изображать, что всё хорошо, всё отлично. Врать и делать вид, что у них нормальные цивилизованные отношения. Ненавижу.

– Ну и хорошо, что всё хорошо. – Он смотрит на часы. Раньше я называла его «папа», но когда он бросил нас, не называю никак. Да ему это и не нужно. У него теперь своя семья, молодая девочка родила ему сына. Наконец-то. А я вот неправильно уродилась. Я же знаю – он хотел именно сына. В детстве упорно дарил мне машинки и пистолеты. На Новый год как-то подарил сабельку. Большую, тяжёлую, как настоящую, а я хотела куклу, конечно же, куклу! В платье принцессы. Никогда его не прощу. Я так хотела, чтобы он меня любил! Взяла эту саблю дурацкую и делала вид, что обрадовалась, скакала, как парень, рубила что-то. А он хохотал, довольный, пока не увидел, как я тихонько завернула саблю в пелёнку и положила в коляску. Дохлый номер, папаша, вместо желанного сына-красавца родилась страшненькая девочка.

«Учись, Варвара. Ты ведь некрасивая, тебе надо хорошо учиться». Представляю, что сказал бы на это психоаналитик! Такое напутствие от папочки! И я с этим жила, училась, как дура, лучше всех. И что – ему всё равно теперь. Пусть бы он поскорее ушёл, я спрячусь в комнату и буду сидеть, как всегда, одна. Что лучше – быть умной, но несчастной или глупой, но счастливой? Лучше всего быть красивой – вот ответ. «Красота – это обещание счастья», Ницше сказал. Как может Анжелка быть несчастной? Глупая кукла.

Люди несчастны, одиноки, они притворяются, что счастливы, но никогда не поборют свои страхи и свою нелюбовь к себе.

Антон

Уже стемнело. Тетя Галя устало бредёт, держится за меня, чтобы не поскользнуться. Вдруг остановилась: «Чуешь?» Она дурашливо раскинула руки и вдохнула: «Весной пахнет, так здорово!» Тётка у меня слегка «улетевшая» и может сказануть что-то или сделать невпопад, но так-то она ничего. Я скорей тяну за рукав, может, никто не заметит, а то со стороны кажется, что я с девушкой иду. Тетя Галя ещё не старая, ей двадцать пять, и сзади похожа на молодую. Только что веселила детей, прыгала и хохотала, а теперь устало бредёт. Такой вот «праздник». Хорошо бы, парни из двора всё-таки не увидели. Хотя, так устал под вечер, что мне всё равно. Тяжёлую сумку с реквизитом пришлось тащить домой, в выходные снова работать, в другом месте. Сегодня было два праздника подряд, а мамка ещё заставит уроки делать: «Конец учебного года! О чём ты думаешь!» – захнычет опять.

Стоят. Тёмная кучка посреди двора, под детским грибком.

– Глянь-ка! Суслик с тёлкой гребёт!

– Да он мужик, оказывается!

– А матрёшка-то ничё.

– Да только старовата, а, Легыч? Оулд секси бич!

И ржут. Это любимый прикол Легыча. Тёлок он делит на две категории: «Секси бич» и «Оулд секси бич». Молодая и старая. Третьего не дано, все остальные – стрёмные лохушки.

Я инстинктивно дёрнулся, Галя только повыше задрала голову:

– Не обращай внимания. Это же, вроде, комплимент, как я понимаю, – она ещё и смеётся, – Пусть проорутся. – Специально чмокнула меня в щёку и пошла, она дальше живёт.