Пройти через лабиринт

Этот вопрос заставил Нору расхохотаться.

– Да, есть одна проблема, – вслед за сестрой оглядев его сверху донизу, фыркнула Лера. – Ты стал еще красивее, чем три года назад. Держи себя в руках, договорились?

– Я должен пообещать, что не прикоснусь ни к одной из девчонок, проживающих на ферме? Ладно.

– Ты серьезно? – прищурилась Лера.

– Вполне.

– Что ж… я ценю это, Герман.

И тут эльф отколол номер, подобных которому Нора повидала впоследствии немало, но этот был первым в ряду, поэтому произвел особенно сильное впечатление. Шагнул к Лере, присел на корточки возле ее кресла, заглянул в лицо… и вдруг с блаженным вздохом опустил свою темноволосую голову ей на колени.

Лера захихикала. Аркадий угрожающе заворчал, но даже не изменил позу, продолжая сидеть нога на ногу с дымящейся сигаретой в одной руке и кружкой пива в другой, из чего Нора сделала вывод, что такие игры у них в порядке вещей.

– Раз ценишь, скажи нашему доброму доктору, что мне нужно повидаться с Леонидом. Мои доводы он игнорирует.

– Нужно? – прищурилась Лера, ласково перебирая волосы у него на затылке.

– Совершенно необходимо. А док приставил к нему мымру в белом халате, которая на любой визит вежливости реагирует так, будто ее пытается изнасиловать в извращенной форме пьяный матрос.

– И много попыток ты уже предпринял?

– Две.

– Маринка визжала?

– Еще как!

– Попробуй ее соблазнить, – посоветовала Лера. – В порядке исключения. – И пояснила специально для Норы: – Когда она не знает что делать, она визжит.

С притворным сожалением Герман покачал головой.

– Я без любви не могу.

Слушая их, Нора чувствовала, как лицо само собой расплывается в улыбке.

– Объясните мне кто-нибудь, – она повернулась к Аркадию, – почему Герману не разрешают навестить больного друга?

Тот мрачно посмотрел на коленопреклоненного эльфа.

– Они и порознь-то не особо управляемы, а уж вместе…

– Но ты ведь взялся помогать. Я права? Помогать и управлять – не одно и то же, Аркадий.

– Ты права, Нора. – Интонации его голоса едва заметно изменились, и она поняла, что наступила на больное. – Опять я взялся помогать человеку, который не нуждается в моей помощи.

– Леонид не безнадежен, – сердито сказал Герман.

– Безнадежен, просто иначе. В отличие от Данилы, он принимал наркотики не потому, что физически не мог без них обходиться, а потому, что хотел все больше и больше удовольствия, которое доставляет прием. Поэтому обязательно захочет повторить.

Вот оно. Три года назад Герман привез на ферму человека, которого Аркадий не сумел спасти. «Тебе следовало поторопиться», – так сказал Аркадий, констатировав смерть, о чем Нора узнала, разумеется, от сестры. И чуть позже: «Он был безнадежен еще вчера». Теперь Герман привез другого джанки[2 - Джанки – сленговый термин, обозначающий наркомана (от англ. junkie).]. И глядя на Леонида, Аркадий вспоминает Данилу и ненавидит Германа за то, что своим внезапным появлением тот воскресил воспоминания, одинаково мучительные для обоих.

– Снять метаболическую зависимость – это даже не половина дела, это одна десятая часть дела, – добавила Лера. – Остальные девять десятых – снять зависимость психологическую.

Герман тяжело вздохнул и уселся, скрестив свои длинные ноги, на дощатом настиле террасы.

– Я не планирую проносить в лазарет ни оружие, ни наркотики.

– Да ты сам – и оружие, и наркотики. Полный комплект.

– Маринка сказала, он не спит. И снотворное не помогает. Разреши мне приходить к нему в любое время суток и оставаться сколько угодно, тогда он будет спать.

– Нет, – отрезал Аркадий. Глаза его потемнели. – Запомни, Герман: все, что ты здесь видишь, это плод неустанных трудов на протяжении восьми лет. Моих трудов и трудов Леры. Каждое наше решение является обоснованным, каждое правило – неоспоримым. Мы больше не ставим психологических экспериментов. Каждая ошибка обходится слишком дорого. Твой питомец и так не отличается сговорчивостью, а ты еще…

Тут Герман просто встал и ушел. Не дослушав и не попрощавшись. С каменным лицом доктор Шадрин сидел и смотрел на цветущие кусты, за которыми скрылась его худощавая фигура.

Лера кашлянула.

– Знаю, знаю, – хмуро проворчал он. Вздохнул так же тяжело, как Герман пять минут назад, и потянулся за следующей бутылкой. – Интересно, успеем ли мы сыграть еще одну партию, прежде чем последует продолжение.

Успели.

Он как раз тасовал карты, чтобы сдать их по новой, когда на дорожке, извивающейся между кустами шиповника, послышался дробный топот…

– Вторая часть Марлезонского балета! – объявил Аркадий.

…и на террасу, дважды споткнувшись и чудом не упав, взбежала раскрасневшаяся Марина. Да-да, та самая горемычная медсестра.

Опустив веер карт, Лена молча уставилась на нее.

– Там… – начала Марина, с трудом переводя дыхание и тыча указательным пальцем в направлении Барака. – Эти двое… я говорила, но они меня не слушали… – Голос ее срывался от обиды и возмущения, растрепавшиеся волосы липли к потному лбу. – Они открыли окно, и… и… представляешь, они лежат в одной постели! Парни! Ты представляешь?

– Ну и что? – в сердцах сказала Лера, раздосадованная не столько тем, что теперь придется вылезать из кресла и идти подавлять бунт, сколько тем, что докторские предсказания сбылись возмутительно скоро. – Я иногда с кошкой в одной постели лежу. Что с того?

– Но… но… – заикалась Марина.

Нора искоса взглянула на Аркадия. Тот сидел, уткнувшись в свои карты, и мужественно боролся со смехом.

– Что «но»? Тебе больше заняться нечем, кроме как кляузничать? Иди полы помой. Крепче будешь спать.

– Но доктор ему запретил! – выпалила Марина. И схватилась за опорный столб террасы, вероятно, чтобы не лишиться чувств. – Запретил! А он наплевал на запрет, отодвинул меня и вперся прямо в палату.

– Доктор запретил. Он наплевал на запрет. А ты иди и помой полы, раз уж не смогла обеспечить порядок на вверенном тебе участке.

– Но они же мужчины… они…

Плотно сжав губы, Лера положила карты на стол рубашками вверх. Встала, одернула футболку. Решимость, написанная на ее овальном, смуглом от загара лице, заставила Марину выпустить столб и попятиться. Лера открыла рот, чтобы ее предостеречь…