Пройти через лабиринт

– Кого?

– Своих соседок по общежитию. Как она их дрессирует?

– Не знаю, – озадаченно произнес Аркадий. – Навряд ли при помощи силы.

– Не думай, что здесь происходит хоть что-то, чего я не замечаю, – передразнил Герман. – Ты вправду так наивен, док? Или прикидываешься?

Нора потягивала пиво, грызла шоколад и внимательно следила за разговором.

Замкнутое пространство. Ограниченный круг лиц. То, что астрологи называют ситуацией Двенадцатого Дома. И хотя ферма – не тюрьма, каждый может покинуть ее, когда пожелает, на деле на такой поступок отваживается далеко не каждый, ведь уйти значит снова столкнуться с абсурдом и кошмаром внешнего мира.

– Фаина – местный старожил, – напомнил Аркадий. – Живет на ферме практически безвылазно. Боюсь, она уже неспособна на ту широту мышления, которую ты по привычке рассчитываешь обнаружить в людях.

– А Колян?

– Что Колян?

– Кир советовал мне держаться от него подальше.

– На втором этаже частенько происходят петушиные бои, и тебе это известно. Мы не вмешиваемся. Точнее, стараемся не вмешиваться.

– Разумно.

– Мы не хотим насаждать на ферме атмосферу исправительного заведения. Люди учатся взаимодействовать друг с другом. Вот и пусть учатся самостоятельно.

И опять у Норы возникло подозрение, что он говорит все это для нее.

– Звучит прекрасно, – заметил Герман. – Но по сути вы поощряете произвол Фаины и игнорируете потребности остальных. Потребность в сексе, например.

– Мы не одобряем сексуальную распущенность, – вмешалась Лера. – Секс ради секса. Но если образовалась парочка…

– Твой друг Кирилл, между прочим, регулярно шастает к Светке, – подхватил Аркадий, – и никто ему не запрещает. Они вместе уже почти год.

– Хотел бы я посмотреть на того, кто попробует запретить что-либо Кириллу.

– В таком случае за кого ты переживаешь?

– Дошло до меня, о счастливый царь, – тут Герман ухмыльнулся, как заправский плут, – что некоторые прекрасные дамы по ночам держат двери на запоре, потому что Фаинка пригрозила им карой за блуд.

– А ты откуда знаешь? Посягнул на добродетель одной из прекрасных дам и остался ни с чем?

– О нет, правитель, я не посягал. Но посягнувшие рыцари матерились в коридоре столь громогласно, что не услышать их было нельзя. И тут возникает вопрос: какое дело дражайшей Фаине до сексуальной жизни соседей по этажу?

– Еще немного, и ты скажешь, что нам выгодно содержать таких, как Фаина и Николай, потому что они делают за нас грязную работу.

– Разве нет? – улыбнулся Герман.

– Ты не то чтобы несправедлив… – Аркадий поискал слово, – ты абсолютно беспощаден.

– Кого же мне следует пощадить? Фаинку? – Герман подмигнул Лере. – Или вас двоих?

– Фаина садистка, – вздохнула Лера, откидываясь на спинку кресла и закуривая сигарету. – Николай же обыкновенный выходец из каменных джунглей, привыкший жить по закону «либо ты сожрешь, либо тебя сожрут».

– Как говорил великий Аль Капоне, при помощи доброго слова и пистолета можно добиться гораздо большего, чем при помощи одного только доброго слова, – пробормотал Герман.

– Вот-вот. Ему важна цель, собственное место под солнцем. Ей – процесс, наблюдение за людьми, чью волю она старается сломить, за их попытками сохранить достоинство.

– А чем она занимается на ферме? – поинтересовалась Нора.

Ей ответил Аркадий:

– Она у Леры что-то вроде экономки и ротного старшины в одном лице. Помогает вести бухгалтерию, распределяет обязанности… кто из девчонок дежурит в столовой, кто в прачечной, кто занимается уборкой помещения… следит за сменой постельного белья, за состоянием дверных петель, половиков, прищепок и прочего ценного имущества, – Аркадий отрывисто рассмеялся, немного нервно, как ей показалось, – и не текут ли краны в туалете… и не курит ли кто-нибудь в спальне после отбоя…

– А кто следит за всем этим на мужской половине?

– Я.

– Стало быть, никакой особой необходимости в услугах Фаины не было и нет. Лера вполне справилась бы самостоятельно.

– В принципе, да. Но так уж сложилось.

– Сколько ей лет?

– Фаине? Двадцать семь. Ей давно пора уехать отсюда, устроиться на работу, выйти замуж. Но она боится. – Аркадий печально улыбнулся. – Боится жизни. И не дает жить другим.

– Бывает, – сказал Герман, не обнаруживая ни малейшего сочувствия к Фаине, равно как и интереса к ее проблемам, несмотря на их тонкую психологическую подоплеку. – Ощущение власти над другим существом позволяет садисту тешить себя иллюзией, будто бы он способен преодолеть любые преграды, особенно если в его реальной жизни отсутствует радость творчества.

– Ну иди, поучи ее рисовать…

– Это выбор духовных уродов. – Герман пожал плечами. – При чем тут рисование? Вон Лера не отличает церулеум от ультрамарина, тем не менее ее жизнь – это жизнь человека творческого.

– Посмотрим, как ты управишься с этими духовными уродами, – усмехнулся Аркадий, тоже протягивая руку за сигаретой.

– Разве их больше одного?

– Николай не садист, – повторила Лера.

– Но рука у него тяжелая, – говоря это, Аркадий не спускал глаз с Германа, и Нора ощутила приступ досады.

Чего он добивается? Какой реакции? Запугивать гостя на подконтрольной тебе территории вроде бы не очень благородно. Даже если этот гость – твой старинный приятель и собственно гостит уже не первый раз.

– Не сомневаюсь, – кивнул Герман и отпил еще пива.

Он был в слегка потертых темно-синих джинсах, неплотно облегающих стройные бедра, и расстегнутой рубашке в сине-зеленую клетку, накинутой поверх простой белой футболки. Разглядывая его с беззастенчивым любопытством женщины, осознающей свое преимущество – зрелый возраст и кровное родство с хозяйкой дома служили защитой от любых подозрений, – Нора наслаждалась его смущением, которого он уже не скрывал.

Наконец он прикончил свое пиво, спрыгнул с перил, поставил пустую бутылку на пол, повернулся и спросил, помаргивая длинными ресницами:

– Со мной что-то не так?