Паучиха. Книга II. Надя

– Нас дворник из шланга окатил, чтобы не перегрелись.

Вера улыбнулась:

– Нашла друзей?

– Много-много!

– Как их зовут?

– Не знаю, я не спросила.

– Как же так? Это же друзья, а ты даже их имён не знаешь.

Надя насупилась. Вера погладила дочь по растрёпанной голове.

– Завтра обязательно спроси, как их зовут. Так будет хорошо.

– Нет, – пробормотала Надя. – Когда дружишь по-настоящему, а их потом забирают или переводят, хорошо не бывает.

Вера развела руками. Как объяснить, что теперь всё по-настоящему, и семья, и друзья? Слишком уж привыкла Надюша к казённой жизни. Да и стоит ли что-то говорить? Со временем сама поймёт и поверит.

Впрочем, сама Вера тоже не спешила сблизиться с новыми коллегами. Положение изгоя в институтские годы научило осторожности. Как молодого специалиста, её назначили участковым деревенской окраины. Приходилось преодолевать километры бездорожья, чтобы обойти больных. С приходом дождей дороги размыло. Вера пробиралась от дома к дому в резиновых сапогах, по колено в грязи и под остервенелый лай цепных псов.

Начался учебный год. Надя быстро освоилась в школе. Вера надеялась, что дочь сможет добиться успехов в балете, и обошла все танцевальные кружки Былинска, подбирая лучший. Однако Надя приходила с занятий бледная и дышала тяжело. Вера забеспокоилась и, не сильно доверяя своему опыту в педиатрии, повела дочь в поликлинику.

Надюшу осматривал участковый педиатр Валентин Фролович, старик с седой бородкой, похожий на доброго Айболита. Он напряжённо вслушивался в биение детского сердечка.

– Верочка, послушайте сами. На свои уши я уже не полагаюсь, но сдаётся, что тоны глухие.

Вера встревожилась, взяла фонендоскоп и приложила к груди дочери.

– Действительно глухо. И, кажется, тахикардия.

– Значит, не ошибся. Мне уже не следовало бы вести приём, но на покой так сразу не отпускают. Надлежит поработать ещё три месяца.

– Валентин Фролович, так что с сердцем?

– Голубушка, не волнуйтесь так. Причин множество. Не нужно предполагать худшее. Давайте поступим следующим образом: я договорюсь, чтобы вас приняла Матецкая. Алла Владимировна блестящий специалист и изумительная женщина. Моей преемнице она не откажет.

– О чём вы? Я месяц только проработала. Должно чудо свершиться, чтобы меня назначили на один из лучших участков.

– Помяните моё слово. Прозорливость с возрастом становится только острее, чего не скажешь о других органах чувств.

Кардиолог Матецкая представлялась Вере ровесницей Валентина Фроловича, а оказалась немногим старше неё самой. Алла Владимировна, статная, с высветленными добела волосами в замысловатой причёске и влажными восточными глазами, встретила их в просторном кабинете. Пролистывая карту, задержалась на титульном листе, затем осмотрела Наденьку:

– Не вижу причин для беспокойства. Ребёнок здоров. Слабые тоны от недостатка физической нагрузки в период развития. Рекомендую занятия спортом.

– Она ходит в кружок хореографии.

Алла нахмурилась:

– Не советовала бы. Нечего девочке, перенёсшей туберкулёз, дышать пылью в душном зале. Только свежий воздух. У нас в школе замечательная лыжная секция. Кстати, мы с вами соседки, и наши дочери учатся в одном классе.

Вера удивилась. Она бы запомнила такую яркую женщину, присутствуй та на родительском собрании.

Матецкая продолжила:

– Вы вдова? И в городе недавно?

– Да.

– От меня тоже ушёл муж. Нет-нет, он жив и здоров. Не буду ходить вокруг да около, скажу прямо. Вся моя жизнь в работе. С таким графиком совершенно не остаётся времени на ребёнка. Даже в школу собрать её не успеваю. Приходится поручать заботу о Марго знакомым. Она слишком мала, чтобы оставаться одной ночью. У меня к вам предложение: вы возьмёте под опеку мою дочь, а я в долгу не останусь.

Что имелось ввиду под опекой, Вера поняла, когда вечером Алла появилась в сопровождении двоих мужчин, несущих раскладушку и коробки с дефицитными продуктами.

– Верочка, только умоляю, ешьте, не берегите на праздники. Поставлять буду регулярно.

Матецкая с сопровождающими ушла. В комнате, словно забытая вещь, осталась темноволосая девочка со взглядом оленёнка.

Глава 2. Алла

Вера прежде не интересовалась сплетнями, ходившим между коллегами. После знакомства с Аллой слух стали цеплять обрывки фраз. В коллективе большая часть разговоров вертелась вокруг Матецкой. Постепенно становилось понятно, что возбуждало интерес к ней. За Аллой закрепилась репутация горячей женщины, часто меняющей поклонников. И это при муже-доценте, любившем её без памяти. Он долго пребывал в счастливом неведении о цепочке романов жены, пока та не вступила в мимолётную интрижку с молодым специалистом. Слухи дошли до супруги обманщика. Та, поймав мужа на измене, немедленно подала на развод и сбежала на комсомольскую стройку. Но, прежде чем покинуть Былинск, уничтожила благополучную семейную жизнь блистательного кардиолога, предъявив доверчивому доценту доказательства неверности любимой. Тот собрал вещи и в ту же ночь покинул жену и дочку.

Рита тяжело переживала развод родителей. Она не рассказывала о своей трагедии, только свечение источало постоянную тревогу. Однажды Вера, устав наблюдать вспышки страха, спросила, чего она так боится. Рита напряглась, замотала головой и безотчётно отправила ведьме мучительное воспоминание.

Риту разбудил шум. Она выглянула за дверь своей комнаты. В спальне родителей бледный и взъерошенный отец пытался закрыть объёмный чемодан.

– Папа?..

– А-а, Ритуля… Я ухожу. Мама вернётся с дежурства и всё тебе объяснит.

Отец закинул на плечи рюкзак, взял в обе руки чемоданы и стопки книг. Направившись к выходу, остановился напротив дочери. Наверное, хотел обнять на прощание, но не отважился выпустить из рук с таким трудом собранные вещи. Вместо этого сказал:

– Открой мне дверь. И… Прости!

Рита до звенящей тишины вслушивалась, как затихает эхо отцовских шагов в подъезде. Она поняла только, что маленький мир их семьи рухнул. И что нельзя спать. Надо сидеть в прихожей и ждать маму. Так она не даст рассыпаться осколкам привычной жизни. Риту трясло не то от холода, не то от страха. Она сбегала за пледом и устроилась на полу против входной двери.

Божеством в семье была мама. Отец свято верил в её абсолютное совершенство и в этой вере воспитывал дочь. Каждые вздох, слово и действие посвящались маме, харизматичной красавице и талантливому врачу.

Забрав Риту из сада, отец открывал перед ней планы служения Божеству:

– Сейчас зайдём в магазин, потом наведём порядок, постираем и приготовим ужин. Мама вернётся уставшая, а у нас – уют и чистота.

Когда дочь разбивала коленку или теряла варежку, первая мысль опять же была о Божестве:

– Маме об этом не скажем, не будем расстраивать.

Однако Рита была не в силах расстроить Аллочку. Коленки и варежки та просто не замечала. Да и общалась с дочерью лишь через посредника-папу.