В отпуске на все смотришь другими глазами и как бы со стороны. Катя предъявила на проходной служебное удостоверение и вошла в до боли привычный вестибюль главка. Обычно торопясь и опаздывая на работу, она пролетала его насквозь как пуля, стараясь попасть в лифт, точно он отчаливал в последний рейс. Сейчас – в отпуске – она никуда не торопилась. И вестибюль поразил ее сумраком и непривычной тишиной. Лифт не работал.
– Электричество по всему зданию отключили, – лениво сообщил дежурный по КПП, – опять что-то там где-то вырубило. Чинят.
Катя направилась к лестнице. Надо сначала подняться на второй этаж, пройти по длинному коридору, потом снова спуститься в пристройку, где испокон веку размещается уголовный розыск. Возвращаясь в знакомое место, пусть даже после недолгого отсутствия, порой замечаешь то, на что прежде и не обращал внимания. Вот, например, это здание главка… Отпускница Катя ощущала себя здесь сейчас как праздный турист. Надо же, оказывается, какое оно – это старое здание. Сколько всего видели, слышали эти стены – каких людей, сколько секретов, сколько тайн верно и угрюмо хранили. В последние годы здание главка переживало эру перманентного ползучего ремонта. Строители, как мыши в сыр, вгрызались в стены. Все менялось на глазах – перепланировывалось, благоустраивалось, модернизировалось, компьютеризировалось, обретая черты офисного евроремонта. Однако под этой еврооболочкой из пластиковых панелей и краски все равно таилась незыблемая основа, кондовый архитектурный каркас, этакий монолит, созданный в эпоху расцвета кубизма тридцатых годов.
Свет как нежданно погас, так нежданно и вспыхнул снова. Загудели обрадованно люминесцентные лампы под высокими потолками, освещая коридоры, обшивку стен, ковровые дорожки, скрадывающие звук шагов. Из дверей кабинетов хлынули сотрудники, возобновилась обычная рабочая суета.
В коридоре розыска Катя увидела невысокого, совершенно незнакомого по виду сотрудника – лысоватого, средних лет, с неприметным лицом, одетого в отлично сшитый костюм. Он скользнул по Кате взглядом. И прошел мимо, направляясь в сторону приемной начальника управления. Катя тут же о нем забыла – мало ли новых сотрудников? Открыла дверь знакомого кабинета. Никита стоял у окна, повернувшись к двери спиной.
– Привет, вот она я, – объявила Катя.
Он круто обернулся.
– Здравствуй. Откуда я тебя вытащил?
– Неважно откуда. Ты попросил, точнее приказал, и вот я явилась пред твои ясные очи.
– Ты такая сегодня… ну, не такая, как всегда. Другая совсем. – Колосов смотрел на нее. – Где ты была?
– Там меня уже нет. – Катя чинно уселась на стул. И что он так пялится? Неужели человека до такой степени может изменить новая прическа, другой цвет волос? Ой, даже жарко становится под таким взглядом – точно под прожектором.
– Что, в Сочи было так хорошо? Расцвела ты там.
– Там было славно, Никита. – Катя старалась держаться самого нейтрального тона. Черт, он сейчас прожжет у нее на лбу дырку этими своими ясными очами. – Погода, как у нас в конце августа. Но потом, конечно, дождик полил. Никита… ау, Никита… так зачем я так срочно тебе понадобилась? И для чего тебе Нина?
– Нина? Какая Нина? – Колосов неотрывно глядел на Катю. – А… Ну, о ней после. Ты садись, пожалуйста.
– Да я сижу давно. Что с тобой? Очнись. – Катя кокетливо тряхнула новой прической. – Я прямо сюда к вам, в розыск. Даже еще к своему начальнику не зашла, не поздоровалась. Что стряслось?
– У нас убийство.
– Где?
– На сорок первом километре Кукушкинского шоссе.
– Какого шоссе?
– Кукушкинского. Это возле станции Редниково. Зверски убита молодая женщина.
– Царствие ей небесное. Ты хочешь, чтобы я дала об этом происшествии информацию в прессу?
– Ни в коем случае.
– Тогда для чего ты так спешно вызвал меня из отпуска? Ты ведь знаешь: моя работа – писать статьи о раскрытии преступлений, о ваших профессиональных подвигах, формируя в умах населения и без того донельзя положительный образ сотрудника милиции.
– Катя…
– Что, Никита? – Она заглянула ему в глаза.
– Это дело необычное. Я бы сказал, из ряда вон.
– Сколько было убийств в твоей богатой практике? И сколько из них – из ряда вон?
– И тем не менее это дело совершенно особенное. Вот снимки с места происшествия. – Он, щелкнув мышью, открыл в компьютере нужный файл. – Смотри сама.
Щелкала мышка, мелькали снимки. Он укрупнил их. Катя увидела ночную натуру – освещенный фарами дежурных машин участок дороги, деревья, светлую иномарку, явно попавшую в аварию. Потом она увидела женский труп в салоне, снятый в разных ракурсах – слева, справа. Женщина была молодая. Блондинка. Что ж, все это уже было когда-то. И даже этот салон, залитый кровью, и заляпанное красным стекло машины – тоже было, и не раз.
– Семь ножевых ран, заметь, – сказал Колосов.
Семь ран. И это тоже было. Было и двадцать семь когда-то.
– Ограбление? – спросила Катя. – Хотели забрать ее машину?
Колосов щелкнул мышкой: возник снимок, запечатлевший изъятые вещи – дамскую сумку и ее содержимое: темные очки, ключи, портмоне.
– А это что такое? – Катя указала на экран. – Ювелирное украшение?
Вместо того чтобы укрупнить снимок, привлекший ее внимание, Колосов полез в сейф и достал оттуда опечатанный прозрачный пакет, явно приготовленный для отправки либо в ЭКУ, либо следователю прокуратуры. Катя узрела внутри пакета тот самый маленький тускло-золотистый кружочек, что был на снимке.
– Это древняя монета, – сказал Колосов, – вроде как византийская – мне в нашем ЭКУ сказали. Как видишь, убийца и ее тоже не взял, как и деньги и тачку. Монету в пакете я нашел под сиденьем в ходе осмотра. Может быть, она выпала откуда-то.
– Погибшая коллекционировала нумизматические древности? – равнодушно спросила Катя и внезапно тихо ахнула: – Никита, а это что за мальчишка? Ой, какой, боже, весь в крови… Вот, заснят в «Скорой»?
– Это ее сын.
– Его тоже ранили? Такого кроху?
– Нет, его не ранили. Он сумел убежать.
Катя смотрела на снимок погибшей. На фотографию мальчика на руках медсестры. Возле «Скорой» там, на снимке, стоял здоровяк-гаишник, видно было по его лицу: переживал за мальчика.
– Это инспектор ДПС, он их обнаружил – сначала парнишку, потом его мать. Помочь ей ничем не успел. Она была уже мертвая.
– Это такой вот маленький сумел убежать? – Катя покачала головой. – Да, дела… Но я все равно не понимаю. Раз это убийство пока вами не раскрыто, раз писать о нем нельзя, для чего я-то тебе понадобилась?
– Знаешь, как звали убитую? – тихо спросил Колосов. – Евдокия Константиновна Абаканова-Судакова.
– Ну и что с того?
– Абаканова-Судакова.
Катя посмотрела на снимок в компьютере.
– Мне эта звучная фамилия ни о чем не говорит.
– Судаков, ее прадед, после войны был министром среднего и тяжелого машиностроения.
– Да? Она его правнучка?