Прощай, Византия

– В чем?

– Позвони Нине сейчас, найди ее. Пусть приедет сюда.

– Зачем? Никита, ты вспомни Май-Гору, весь тот кошмар, что Нинке там пережить пришлось. Ей вот так тогда хватило. А ведь она тогда ребенка ждала.

– Все забывал спросить – кто родился-то?

– Мальчик. Гогой зовут.

– Мальчик – это хорошо. Вообще, хорошо, что она мать, что с детьми умеет обращаться. А то, что она к этому в придачу детский врач, – хорошо втройне. Лучшего варианта и не подберешь в таком щекотливом деле.

– Нина – детский стоматолог, – сказала Катя.

– Стоматолог? Черт… А я-то думал… Ладно, сойдет. Это не суть важно. Все равно ведь детский. А чтобы детей уговорить зубы лечить, такую психологию порой надо развести – закачаешься.

– И что ты опять плетешь? – вспылила Катя. – Чувствую, что какая-то жуткая авантюра! Объясни толком, иначе не буду тебе помогать.

– Дело в том, что семья Абакановых-Судаковых ищет хорошего детского врача, чтобы тот в ближайшие недели постоянно находился возле ребенка. А нам позарез нужно доверенное лицо, толковый конфидент – там, в их среде, потому что без объективной информации мы ситуацию по этому делу не проясним, а лишь запутаем.

– Нина не согласится.

– Она согласится.

– Не согласится ни за что.

– Я ее очень попрошу. И ты тоже. На, звони ей. – Он протянул телефон. – Пусть приедет сюда немедленно.

– Это, знаешь ли, уже ни в какие ворота. Ее нельзя втягивать во все это.

– Я тебя прошу, Катя, позвони ей. – Он держал трубку.

– Ты со мной не искренен. – Катя решила стоять до конца. – А это дело серьезное. И втемную влезать в него по вашей дурацкой прихоти я Нинке не позволю. Она и моя подруга. И она в первую очередь должна думать о своем сыне.

– А этот пацан, этот Левка Абаканов, там, в их этом чертовом доме? – Колосов грохнул трубкой об стол.

Грохота и гнева Катя не испугалась. Подошла к нему. Он отвернулся к окну. Он досадовал на себя, что невольно сгоряча сказал то, что пока не хотел говорить. То, что тревожило его все сильнее, заставляя идти на поводу у Ануфриева, как раз и предложившего всю эту «операцию по внедрению информатора».

– Никита, скажи мне все, как есть, – попросила Катя.

Сказать все… Чудачка все же она! Что он, начальник отдела убийств, знал сам на данный момент? Только то, что видел своими глазами, – труп Абакановой в «Шкоде», кровь, потом странную сцену, разыгравшуюся в кабинете у шефа, когда ему представили в качестве напарника этого Ануфриева. Потом лицо этого самого братца – Константина Абаканова, – когда они разговаривали там же, у шефа в кабинете. А потом было то, о чем он решил пока умолчать, да вот не вышло. Была дорога туда, к ним в элитный поселок Калмыково, когда они целой делегацией от главка, прокуратуры и министерства отправились на бывшую госдачу министра тяжелого и среднего машиностроения Судакова. Госдача эта и примыкавший к ней парк в несколько гектаров давно уже были выкуплены из спецфонда и приватизированы его предприимчивым внуком, преуспевшим в делах бизнесменом Константином Ираклиевичем.

Они ехали по Киевскому шоссе, миновали Внуково. Вон там, за лесом, некогда жил в своей резиденции прославленный маршал, а теперь проживает банкир, напротив некогда была госдача брежневского министра иностранных дел, которого американцы прозвали «мистер НЕТ». А вон там была дача Любови Орловой и Александрова.

Повернули в сторону Калмыкова. И спустя четверть часа уже въезжали в массивные железные автоматические ворота, в тот двор, как в крепость.

Их цель была проста – побеседовать с членами семьи, которые собрались здесь, в этом загородном доме. Колосов смотрел в окно машины, и ему казалось, что время остановилось здесь, точно уснуло или остекленело на этих прямых, аккуратно подметенных аллеях, обсаженных голубыми, еще такими советскими елками. Он увидел кирпичный фасад дома, многочисленные окна, глянул наверх – и внезапно сердце его замерло.

Окно мансарды третьего этажа под самой крышей было распахнуто настежь в этот холодный ветреный ноябрьский день. А на подоконнике стоял ребенок – тот самый – Колосов узнал бы его из тысячи. Он не держался, не цеплялся ни за что – ручки его просто не доставали до краев рамы. Он стоял и смотрел вниз – на них. Еще мгновение – и он бы…

Колосов услышал сдавленный крик – это закричала беременная жена Константина Абаканова – Евгения. Крик этот полоснул его по сердцу, и он, позабыв обо всем, бросился в дом. В тот миг он не реагировал ни на что – ни на поднявшийся за спиной переполох, ни на обстановку внутри. Судаковы-Абакановы кричали и суетились, шум стоял, как в курятнике.

– Где у вас лестница наверх? – крикнул Колосов.

– Вот сюда, за мной, скорее. – От всего этого семейного содома отделился, отпочковался бледненький темноволосый паренек лет шестнадцати, увлекший Колосова через обширную, как зал, гостиную и сумрачную столовую к широкой лестнице, ведущей на второй этаж. В мансарду вела еще одна лестница – винтовая. Колосов преодолел ее в три прыжка и, к счастью, не опоздал – буквально сдернул ребенка с подоконника.

– Малыш, ты что? Ты куда залез-то? – тормошил он мальчика.

Тот молча отталкивал его от себя крохотными ручками, крутил головой. Снова, как и там, в «Скорой», пытался вырваться, словно чужие прикосновения были для него нестерпимы. На этот раз он не кричал и не визжал, но это странное молчание – нет, безголосие – отчего-то напугало Колосова сильнее, чем тот поросячий визг на дороге.

– Как же вы можете оставлять его одного без присмотра? – обрушился он на подоспевшего парня. – Да еще при открытом настежь окне!

– Открытом окне? – Парень (позже Колосов узнал, что его имя Федор Абаканов-Судаков) поспешно захлопнул створки. – Я не знаю… Странно, что оно вообще открыто. Наверное, мама здесь проветривала или шпингалет соскочил.

Колосов хотел было осмотреть окно, но ему помешали. И с беседой тоже ни черта не вышло. Происшествие всех выбило из колеи. Знакомство хоть и состоялось, но все было как-то нервно, скомканно. В довершение всего то ли от испуга, то ли еще по какой причине беременной жене Константина Абаканова – этой самой Евгении – стало плохо. Позвонили врачу. И все вообще смешалось.

– Нет, так мы с этой компанией далеко не уйдем, – тихо, веско изрек Ануфриев, когда вся их пышная делегация возвращалась назад несолоно хлебавши. – Тут надо проработать иной вариант.

Этим иным вариантом и должна была стать Нина Картвели.

– Мальчик, по-твоему, хотел броситься вниз? – тихо спросила Катя, выслушав его краткий рассказ. – Не рано ли в четыре года решаться на самоубийство?

Он не ответил. Он все уже сказал ей. Все, что мог.

– Ладно, раз ты настаиваешь, я позвоню Нине, приглашу ее сюда. – Катя взяла телефон. – Только я не уверена, что она согласится.

– Можно обойтись и без согласия.

Катя резко обернулась: на пороге кабинета покачивался с носка на пятку тот самый тип – Ануфриев.

– Как это так? – Катя выпрямилась.

– Человека ставят в определенные условия, и он работает. Добросовестно. – Ануфриев прошелся по колосовскому кабинету. – А согласие, барышня, – это пустая формальность.

– Барышни в супермаркете за кассой. Я офицер милиции, – сказала Катя. – Запомните, пожалуйста.

– Я запомню. – Ануфриев улыбнулся ей. И сразу – точно ластиком – стер улыбку со своих тонких губ.

Глава 7

ДОМАШНИЙ МАСКАРАД

Над Киевским шоссе, забитым в час пик транспортом, гулял северо-восточный ветер. Резкие порывы его глохли только в густом лесу, отделявшем дачный поселок Калмыково от шумной магистрали.

Смеркалось. Прочесав лес как гребнем, ветер со свистом вырывался на простор озера, гнал по пустынному берегу сухую листву, пыль, порыжелую опавшую хвою. Дом, где так недолго и так неудачно побывал Колосов, не сумев в горячке нового неожиданного ЧП толком рассмотреть ни его убранства, ни его многочисленных обитателей, встречал сумерки, сулившие непогоду, ярко освещенными окнами, пылающим камином, дымом из труб и тишиной. Ветер хозяйничал в парке, выдувал из укромных углов застоявшуюся осеннюю сырость, мчался по аллеям, которые за полвека существования дома и парка видели военных и штатских, пышные посольские приемы на лоне природы, правительственные кортежи, состоявшие поначалу из черных сталинских «ЗИЛов», потом «Чаек», машин спецохраны, заграничных лимузинов с дипломатическими номерами. За последние десятилетия марки машин кардинально изменились, кортежи канули в небытие.

Дом все сильнее врастал своими кирпичными стенами в землю, страстно, глухо, молча, противясь всем нововведениям. Их было пока немного – новый современный гараж с автоматическими воротами, новая яркая парковая подсветка вместо старых фонарей, новое здание гостевого дома под красной черепичной крышей в глубине парка.

При самом первом хозяине этой тогда еще правительственной госдачи – бывшем министре тяжелого и среднего машиностроения генерале Судакове – этого гостевого дома и в помине-то не было. Дом этот выстроил его единственный внук Константин Ираклиевич Абаканов-Судаков уже для своих детей, для будущих внуков, потому что старый дом при всем его просторе становился уже тесен. А потом эта бывшая госдача была успешно выкуплена из спецфонда и обращена в собственность. На месте старого дома задумано было возвести современную комфортабельную европейскую виллу. Но смерть Константина Ираклиевича положила конец всем планам. И старый дом получил отсрочку.