Родео для прекрасных дам

День двенадцатого мая всегда, хотя и негласно, считался в гостиничном комплексе «Парус», что раскинул свои комфортабельные корпуса на берегах Серебряного озера, днем «санитарным». Отшумели майские праздники с их наплывом постоянных клиентов, шашлыками, катанием на катерах и скутерах, дискотекой нон-стоп и праздничным ночным салютом. Большинство отдыхающих разъехалось. В номерах началась уборка, смена белья, чистка и мойка, отпаривание винных и прочих пятен с обивки диванов и кресел.

Для горничной второго этажа главного корпуса Вероники Мизиной это было трудное, хлопотливое время. А тут еще и ночное дежурство выпало.

На втором этаже занятыми оставались всего три номера. Клиентов своих Вероника знала в лицо. В двести восемнадцатом двухместном полулюксе с большим телевизором и лоджией, выходящей на поле для гольфа, вот уже две недели жила пожилая супружеская пара – некогда гремевший на всю страну народный артист театра и кино, ныне парализованный, лишившийся дара речи, с женой, превратившейся в добровольную сиделку. В «Парусе», как было известно всему персоналу, они жили на благотворительных началах – месячный курс реабилитации для народного артиста был оплачен из фондов столичной мэрии и Театрального общества.

В двести двадцатом двухместном, стандартном, проживали тоже старики – муж и жена, бывшие совпартработники. Отдыхать на Серебряное озеро их отправил сын-бизнесмен. В шумных развлечениях и анимационных программах мая старики не принимали никакого участия. После завтрака, обеда и ужина чинно гуляли рука об руку по дорожкам парка, а спать ложились рано – сразу же после девятичасовых теленовостей.

С ними у Вероники никогда не было никаких проблем. И старики, и жена парализованного народного артиста были людьми прежней закалки, и не было такого случая, чтобы они третировали горничную.

В двести втором номере тоже оставался клиент, точнее, даже двое клиентов – он и она. Вероника Мизина уже встречала «его» в «Парусе» раньше – он приезжал несколько раз на выходные. Фамилия его была Авдюков. По слухам, он был важной шишкой. И то, что он приезжал на новой дорогой иномарке и всегда бронировал один и тот же двухкомнатный люкс с видом на озеро, только прибавляло ему солидности и веса. А вот «ее», спутницу, Вероника видела с ним впервые. В прежние уик-энды спутницы, помнится, были другие – каждый раз новая: блондинка, брюнетка, рыженькая. Эта была брюнеткой – маленькой, хрупкой, смуглой от загара. Приехала она в «Парус» на своей машине – новой серебристой «Ладе».

Эта пара занимала номер с десятого числа, что было вообще-то необычно, потому что основные клиенты приезжали утром первого мая, или, на худой конец, вечером седьмого мая. Но эти приехали вечером десятого и всю ночь провели сначала в баре, затем в бассейне, потом на танцах и только под утро перекочевали в номер. Поздний завтрак они потребовали тоже в номер уже во втором часу дня. А с трех без устали гоняли на катере по озеру. После ужина коротали время в баре и вернулись в номер лишь после полуночи – шумные, крикливые, взбудораженные, еле держащиеся на ногах.

В послепраздничные дни, когда умолкали ди-джеи и сравнительно рано закрывался танцпол, жизнь в «Парусе» замирала обычно уже в половине второго ночи. Положа руку на сердце, в бдении коридорной горничной на этаже не было никакого смысла. Но таков был порядок, и, дорожа своей работой, Вероника Мизина этому порядку подчинялась беспрекословно.

Она сидела у себя в кастелянской, смотрела маленький портативный телевизор. Жалюзи на окне были раздвинуты, в окно заглядывала луна. По телевизору шел какой-то старый голливудский фильм – ни одного актера Вероника не знала, да и интереса к фильму не испытывала, но дотянуться до пульта, выключить телевизор не было сил. Она смертельно устала за эти суматошные сутки.

В коридоре хлопнула дверь, послышались голоса – смутно, еле различимо: в «Парусе» была первоклассная звукоизоляция. Вероника покосилась на телефон – сейчас позвонят, наверняка выдернут, что-то потребуют – принеси, подай. Но телефон молчал.

Фильм закончился в половине третьего. Вероника собралась в туалет для персонала умыться – лицо стягивало, пора было смыть с себя косметику, дать коже отдохнуть. Она сползла со стула, подошла к двери кастелянской. Невольно оглянулась – огромная, зеленовато-мутная луна по-прежнему пялилась в окно. Вместо того чтобы направиться в туалет, Вероника подошла к окну.

Долго смотрела в темноту. Обычно в дни наплыва клиентов по всей территории «Паруса» до утра горели фонари. Но сейчас в целях экономии уличную подсветку отключили. Берега озера, причал для катеров и моторок, парк, поля для гольфа, конно-спортивная база освещались только луной. Начало мая выдалось холодным – листья на деревьях только-только начали распускаться, и от этого деревья до сих пор казались голыми, лишь слегка тронутыми зеленым туманом. Было очень тихо – только какие-то тени колыхались, клубились внизу. Вероника закрыла жалюзи, чувствуя, что не желает впускать в кастелянскую эту лунную обморочную мглу. Она вдруг вспомнила, что одна на всем этаже из всего персонала, что дверь кастелянской не заперта.

Не то чтобы она боялась или нервничала – нет, но все-таки она подошла к двери и повернула в замке ключ. А умываться в служебный туалет в другом конце коридора, рядом с кладовой для пылесосов и моек так и не пошла. Села на стул, набросила на плечи вязаную кофту, налила себе горячего сладкого чая из термоса и…

Сон сморил ее уже через пять минут. Согнувшись на стуле, Вероника спала.

Проснулась оттого, что ее что-то разбудило. Еще не понимая спросонья, что это было – шум, телефонный звонок, – она оглядела комнату: горит лампа настольная, стоит открытый термос, закрыть забыла, чай, наверное, давно остыл, кофта на полу валяется, жалюзи на окне, дверь закрыта, ключ торчит и…

Какой крик! Сердце Вероники замерло – из-за двери, из коридора донесся дикий вопль, в котором, кажется, не было ничего человеческого.

Вероника вскочила, спотыкаясь, кинулась к двери и… остановилась. Но колебание ее длилось всего пару секунд – она все-таки была храброй женщиной. Повернула ключ, распахнула дверь – слава богу, в коридоре свет! Конечно же, свет, так и должно быть, свет никто не гасит, он горит всегда.

Коридор был пуст. И тут душераздирающий крик повторился, закончившись хриплым стоном. Он шел из двести второго номера. Вероника бросилась туда. Толкнула дверь – влетела, даже не успев удивиться, что дверь не заперта, и…

На полу холла-гостиной на красном ковре бился в ужасных судорогах полуголый мужчина. Потрясенная Вероника с трудом признала в нем того самого беспокойного клиента по фамилии Авдюков. Лицо его было искажено гримасой боли, он со свистом втягивал в себя воздух, царапал ковер. Вероника почувствовала какой-то странный запах, но от испуга никак не могла сообразить, что это. Выскочила в коридор, зовя на помощь, плохо соображая, что звать бесполезно – надо звонить. Кинулась в кастелянскую к телефону.

Вдогонку ей из двести второго номера снова раздался вопль такой силы, что его услышали не только разбуженные постояльцы главного корпуса, но и сладко дремавшие в этот глухой предрассветный час охранники в сторожке на въезде в «Парус».

Глава 3

МЕГЕРА ИВАНОВНА

Что лукавить, интерес к происшествию в «Парусе» Катя – Екатерина Сергеевна Петровская (по мужу Кравченко), криминальный обозреватель пресс-центра ГУВД Московской области, – ощутила не сразу, а лишь тогда, когда увидела в сводке среди фамилий сотрудников, участвовавших в первоначальных следственных действиях, фамилию Киселева.

– Ну, и чем же ты будешь заниматься без меня, дорогуша? – спросил Катю муж Вадим Андреевич Кравченко, именуемый на домашнем жаргоне «драгоценным В.А.».

Спрашивать «драгоценному» было легко: вместе со своим закадычным другом Сергеем Мещерским он отправлялся догуливать свой законный отпуск. И куда отправлялся-то! Катя холодела каждый раз, когда он и его закадычный дружок расстилали на полу карту и начинали азартно ползать по ней, ища некую «долину реки Чилик, протекающей у подножия хребта Заилийский Алатау». Это было где-то на краю света. Точнее, возле горного озера Иссык-Куль в Казахстане.

Инициатором поездки, конечно же, выступал неугомонный Мещерский – его турфирма «Столичный географический клуб» всю зиму набирала группу любителей экстремального отдыха для экспедиции в Заилийский Алатау. В рекламном буклете экстремалов Катя прочла о том, что «долина – малоизученное и труднодоступное место, где нет дорог и куда добраться можно лишь вертолетом и по опасной конной тропе». По сведениям того же буклета, в горах Алатау все еще водились непуганые барсы, медведи, рыси, архары и горные куропатки – кеклики. По заснеженным вершинам как у себя дома слонялся снежный человек Ети, который нет-нет да и вступал в контакт с кем-либо из охотников или пастухов – просил то сигареток, то дровишек подкинуть.

Катя умоляла «драгоценного» не ехать. Плакала, твердила: «Ты меня совсем не любишь». Но все было напрасно – «драгоценный» бубнил, что лучший отдых для настоящего мужчины у походного костра с двустволкой в обнимку. Что одного «в эту захребетную дичь» он все равно друга Серегу не отпустит. Что он, в конце концов, дал слово товарищам и что у них подобралась отличная команда: Витька, Димон, Саня, многоопытный Пал Палыч и, естественно, Колян – куда без Коляна!

Сергей Мещерский, чувствовавший себя перед Катей, по его же собственному признанию, «капельку виноватым», в эти семейные разборки дальновидно не вмешивался. Но при каждом телефонном разговоре с Катей старался вежливенько ее успокоить, в основном упирая на то, что у них четко разработанный маршрут, снаряжение просто супер и в доску надежный проводник – сам знаменитый Кара-Мерген, который, по слухам, до выхода на пенсию был личным егерем президента Казахстана.

Короче, это был чисто мужской поход «туда и обратно». Катю же оставляли дома как женщину и хрупкий балласт, не способный ни лазить по горам, ни ездить верхом, ни выслеживать рысь на тропе, ни красться по пятам за снежным человеком.

Чтоб он пропал, этот урод! Катя из всех «прелестей», заманивших мужа в эту экстремальную авантюру, отчего-то больше всего ненавидела именно это снежное страшилище и желала ему подавиться кем-нибудь из чокнутых путешественников – например многоопытным Пал Палычем или, на худой конец, тощеньким, невкусным Коляном.

И вот, отбывая в отпуск на край света, «драгоценный» самым строгим тоном поинтересовался:

– Так чем же ты будешь заниматься без меня, дорогуша, а?

– Я буду по тебе скучать, – отвечала безутешная Катя (разговор начался еще дома, а продолжился в зале отлета аэропорта Внуково). – Очень, очень скучать и ждать. Ну, может, на днях к Марьяне Киселевой съезжу – помнишь Марьяну? У них там, в Щеголеве, какой-то случай странный, я прочла в сводке криминальной.

– К Марьяне можно, разрешаю, – «драгоценный», когда что-то разрешал, чувствовал себя «королем-солнцем» – милостиво улыбался, благодушничал. – С мужем-то она своим вчистую развелась? М-да… Вырвался мент из хищных, цепких лапок, обрел-таки долгожданную свободу.

«Драгоценный» вместе с закадычным другом Мещерским и всей командой экстремалов улетел в Алма-Ату в среду. А уже в пятницу Катя, обговорив командировку с начальником, отправилась в Щеголево.

После майских праздников, когда большинство газет и журналов не выходило, наступили горячие дни. Телефоны в кабинетах пресс-центра ГУВД разрывались. Сотрудники потрошили сводки, стараясь выудить в них для журналистов, жаждавших новостей, хоть что-нибудь. Речь уже шла не о сенсации, не об изюминке – обрабатывались и пускались в информационный оборот самые что ни на есть банальности типа пьяных драк, поножовщины, уличных грабежей и квартирных скандалов.

Происшествие в загородном отеле «Парус» стояло в этом унылом перечне особняком. Однако сведения, которые удалось собрать Кате в главке, были самые туманные, то ли криминал, то ли трагический несчастный случай – непонятно. Потерпевший – некий Владлен Авдюков – тоже какая-то неясная фигура. Предприниматель, по слухам, влиятельный человек, известный многим. Однако до поры по каким-то там причинам державшийся в тени. Одно было бесспорно: уголовное дело, возбужденное по факту гибели этого самого Авдюкова, в данный момент находится в производстве старшего следователя Щеголевского ОВД капитана милиции Марьяны Киселевой.

Марьяна же была подругой Кати. Давней, близкой. И в ее жизни в последние месяцы произошли значительные перемены. Увы, к худшему.

Главной достопримечательностью Щеголева было, конечно же, Серебряное озеро. Катя очень любила его. Пожалуй, в ближнем Подмосковье не встретишь более живописного и тихого уголка. Городок Щеголево после войны проектировали и строили пленные немцы, именно поэтому он, наверное, и отличался странной для провинциального городка планировкой и архитектурой: прямые, словно прочерченные по линейке улочки и дома – двухэтажные коттеджи из красного кирпича на шесть квартир каждый. Возле коттеджа крохотный палисадничек с оградой. От одного дома до другого ровно двести шагов – можно даже и не считать, не ошибешься.

Вдоль улочек были высажены тополя, пух которых летом летал над городком, как снег. Детвора поджигала спичками пух на тротуаре, на лавочках в палисадниках сидели старушки, кошки. На подоконниках стояли аквариумы с рыбками и клетки с волнистыми попугайчиками. Население, в оные времена поголовно занятое на единственном имевшемся в городке оборонном предприятии, ныне почти в полном составе ездило на автобусах и маршрутках на заработки в Москву.

Окрестности Щеголева и особенно берега Серебряного озера были признанной и популярной зоной отдыха. По берегам тут и там в сосновых борах за высокими заборами скрывались корпуса и коттеджи загородных клубов, отелей, домов отдыха и гостиниц. Активно строились особняки и дачи – новые, похожие на дворцы и замки. Но было и немало старых дач, потому что Серебряное озеро во все времена славилось в Подмосковье так же, как и Валентиновка, Малаховка и Фирсановка.

В общем, это было славное место. Катя любила Щеголево и прежде часто в нем бывала, приезжая в гости к Марьяне и ее мужу Максиму – на их свадьбе шесть лет назад она даже была свидетелем со стороны невесты. Браку предшествовал страстный роман, всеми подробностями которого влюбленная по уши Марьяна делилась с Катей. Помнится, Катя даже завидовала втихомолку: вот как бурно и пылко может ухаживать за лейтенантом милиции (Марьяна только-только тогда еще пришла на работу в Щеголевский ОВД после окончания института) капитан милиции Максим Киселев, тогда начальник местной ГАИ.

Разве можно представить начальника ГАИ, поющего серенаду под окнами любимой? В Москве такого, пожалуй, сочтут сумасшедшим или пьяным вдугаря и втихомолку уволят – от греха подальше. А в Щеголеве – совсем иная аура. Раз влюбился – пой до хрипоты, бренчи на гитаре, забыв и про должность, и про погоны. И никто слова тебе не скажет, не крутанет у виска пальцем – мол, ку-ку, совсем того. Старушки головками покачают только, как одуванчики божьи, вздохнут – эх, молодость-девственность, простота!

Максим действительно простаивал ночи напролет под окнами Марьяны (даже под проливным дождем, даже в зимнюю пургу) – это было Кате доподлинно известно. Дважды имел крупные объяснения из-за нее с коллегой из местного УБОПа – тот тоже закидывал было удочки, но в конце концов отступился. Кишка была тонка так ухаживать и добиваться. А Максим ухаживал как бешеный – играл для Марьяны на гитаре, пел, на спор прыгал в ледяную воду Серебряного озера в марте, выиграл ради нее соревнования на первенство ГУВД по рукопашному бою и совершал еще немало разных безумств и глупостей, о которых Марьяна тогда рассказывала Кате с напускным безразличием и тайным восторгом. Уже после свадьбы, беременная на третьем месяце, она тайно призналась Кате, что все эти безумства со стороны бесшабашного начальника ГАИ в принципе были и не нужны – она ведь полюбила его сразу, как только увидела впервые за столом в служебном кабинете. С ее стороны это была любовь с первого взгляда и на всю жизнь.

У Марьяны с Максимом родилась дочка Верочка, а потом прошло шесть лет и…

Когда Марьяна сухо сообщила по телефону: «А мы развелись – вчера был суд», Катя буквально лишилась дара речи.

Это было сразу после Нового года. Такой вот подарочек-сюрпризик. А сейчас на дворе уже был май. Май-чародей…

Между прочим, к сведению любопытных туристов-краеведов: Щеголевский ОВД полвека назад тоже строили пленные немцы. Готический стиль, однако, на этот раз не приветствовался – восторжествовал сталинский ампир. Фасад ОВД украшали две нелепые колонны с лепниной, окна оберегали крепкие решетки, стены всегда красились в нейтральный терракотовый цвет, парковка для служебного транспорта старательно убиралась и подметалась так называемыми «суточниками». К главному зданию, где сидел начальник ОВД, его многочисленные замы, кадры и уголовный розыск, примыкали флигельки, где располагался гараж, экспертный отдел и где, теснясь в маленьких подслеповатых кабинетах, гнездились непритязательные к бытовым лишениям дознаватели и следователи.

Чтобы попасть на территорию ОВД, огороженную бетонным забором, надо было пройти через дежурную часть.

– Вы к кому, гражданочка? По какому такому вопросу? – остановил Катю грузный пожилой дядька – дежурный.