– А вы десятого, значит, работали? – уточнила Катя.
– Да, я же сказала – у нас дежурство дневное с восьми до пяти, затем ночное – с пяти до восьми.
– Но вы ведь поменялись ночными дежурствами, да? – быстро спросила Катя. – Так ведь получается, если считать? Десятого вы тоже в ночь работали?
– Я? Совершенно верно, я поменялась. А мне надо было освободить конец недели и выходные. Я сама хотела отдохнуть, друзья собирались – у нас сплошные дни рождения. А с этой работой, с этими майскими праздниками я совсем не могла…
– Да, да, праздники здесь, в «Парусе», время напряженное, мы понимаем, вы устали, нуждались сами в отдыхе. – Марьяна бегло записывала. – Так, значит, вы поменялись дежурством – ночным на двенадцатое число, правильно?
– Правильно, – ответила Мизина. Катя взглянула на нее – показалось ли ей или это было на самом деле – в детском голоске горничной зазмеилась трещинка – еле уловимая для слуха.
– Ну и что было дальше в тот вечер?
– Ничего. Все как обычно. Вызовов от клиентов не поступало. Претензий, нареканий – тоже. После одиннадцати вечера, закончив работу, я сидела здесь, в кастелянской. Смотрела телевизор. Фильмы какие-то шли. Потом… поздно уже было, совсем, где-то… нет, не могу сказать точно – поздно… Я услышала в коридоре шум – голоса, дверь хлопнула – я же рассказывала в прошлый раз.
– Да, да, я помню, – Марьяна дружески закивала. – Только тогда это была беседа, а сейчас у нас с вами процессуальное действие. Вы допрашиваетесь в качестве свидетеля по уголовному делу. Кстати, я чуть не забыла – я должна предупредить вас об уголовной ответственности за дачу ложных показаний.
– Как это? – спросила Мизина.
– Ну, это в нашем с вами случае чистая формальность. Вы же ничего от нас не скрываете?
– Я? Ничего. Да зачем мне что-то скрывать?
– Не волнуйтесь, продолжайте, Вероника.
– Я услышала шум, подумала: ну, сейчас вызовут. У нас артист живет на этаже больной, парализованный, с женой. На средства благотворительности. Я подумала – у него что-то. Но меня никто не вызвал. Потом программа по телевизору кончилась. И я задремала – проснулась…
– Что-то вас разбудило? – спросила Катя.
– Да нет… Может, сон какой-то привиделся. Я уже не помню. Я хотела встать, пойти умыться, и тут раздался этот жуткий крик. Я сначала не поняла, откуда он идет, выскочила в коридор. Кричали из двести второго. Дико, по-звериному… Я вбежала и увидела…
– Дверь номера была открыта? – спросила Марьяна.
– Да.
– Но ведь обычно клиенты на ночь номера запирают изнутри.
– Обычно запирают. Но в двести втором было не заперто. Я увидела клиента на полу, он корчился. Извивался от боли… как червяк… Это было ужасно видеть… Я бросилась к нему – думала, это припадок, сердце, но… Он так хрипел, начал снова кричать. У него было ужасное лицо – красное, просто багровое. От боли, от натуги. И рот… вы не представляете – у него губы были черные… Он не мог говорить, только хрипел и кричал. – Мизина провела рукой по лбу.
– В номере был беспорядок?
– Простыня валялась на полу, полотенца… А так все вроде было на месте. Если честно, я как его увидела, ни на что другое больше уже не смотрела. Кинулась к телефону, потом побежала звать на помощь.
– А бутылку вы не видели? – спросила Марьяна.
– Какую бутылку?
– Из-под минеральной воды «Серебряный ключ».
– Нет, не видела, – Мизина удивленно посмотрела на Марьяну.
– Это ваша обязанность следить за фригобарами в номерах? – спросила Катя.
– Моя. Конечно, моя. Но…
– Фригобар в двести втором номере вы наполняли?
– Да.
– Когда?
– Как только на дежурство заступила. Мы всегда проверяем – не надо ли чего-то доложить – сока, пива, воды. Увидим в контейнере для мусора бутылку или пакет из-под сока и дополняем. Клиенты не должны испытывать недостатков ни в чем.
– Во фригобаре двести второго номера была минеральная вода? – спросила Марьяна.
– Конечно, только… – Мизина нахмурилась, – никакого «Серебряного ключа» мы здесь не держим. Я хорошо помню, что ставила во фригобар – бутылку «Эвиан», бутылку «Аква минерале» и бутылку нарзана. Кстати…
– Что? – спросила Катя.
– Насчет нарзана – его мы доставляли только в двести второй – этому Авдюкову. А артисту парализованному – боржом. Причем это было всегда, во все разы, он так сам заказывал.
– Авдюков? – Да, всегда напоминал насчет нарзана. И всегда просил вечером вытаскивать его из фригобара и ставить на столик в спальне, возле кровати. Вода должна была быть не холодной, со льда, а обязательно комнатной температуры.
– И вы поставили в тот вечер бутылку нарзана на прикроватный столик? – спросила Марьяна.
– Да.
– Во сколько это примерно было?
– Ну, не помню точно.
– А Авдюков и его спутница в это время были в номере?
– Нет, их не было. А, я вспомнила – они отправились ужинать в ресторан. А я решила поменять цветы в вазах и выполнить его пожелание – насчет нарзана. Понимаете, мы все эти мелочи стараемся делать в отсутствие клиентов, чтобы не докучать им. Сервис, он лишь тогда на высоте, когда он быстрый и незаметный.
– Скажите, после того как Авдюкова увезла «Скорая», вы в двести второй номер заходили?
– Да, вместе с менеджером. Нужно было дождаться милиции – нам позвонили и сказали, что едет милиция.
– После того как уехала милиция, кто убирался в двести втором – вы?
– Нет, меня домой отпустили, хотя моя смена еще не кончилась. Я была в шоке. Сергей Маркович, наш менеджер, пожалел меня, отпустил. Убирался кто-то из моих напарниц. А что?
– Ничего, небольшое уточнение деталей. Когда вы вбежали в номер на крик, вы не почувствовали какого-то необычного запаха?
– Почувствовала! Воняло чем-то таким, кислым, едким. А потом еще от Авдюкова пахло – его, наверное, рвало.
– А вас не удивило в тот момент, что его спутницы нет в номере? – спросила Катя.