Осенняя коллекция детектива

Он оглядел ее мокрую куртку, очень изящную, дорогую и очень московскую, мокрую стрижку, тоже очень изящную, дорогую и московскую, мокрые ботинки, очень изящные, очень…

Отвел глаза, почесал нос и сказал:

– И одеты вы… не по погоде… Вы бы позвонили, я бы заехал!

Вахтер справился, просунул в окошечко Лилин паспорт со вложенным листочком пропуска.

– Нам на третий этаж!

Лиля достала из пакетика последнюю салфеточку и промокнула шею под шелковым платочком. Салфеточка моментально намокла и сбилась в ком. Они медленно поднимались по широкой, как на речном вокзале, старинной неухоженной лест- нице.

– Алена еще вчера хотела вас вытащить к нам, а потом решила, что нужно дать человеку в себя прийти. И метель!.. У нас в Анадыре девять месяцев погода суровая и прохладная, два с половиной месяца просто прохладная, а все остальное время комфортная. Это шутка такая. Проходите.

Двустворчатые крашеные двери под самый потолок казались замурованными навсегда. Больше на площадке не было ничего, кроме пепельницы, из которой, как из всех общественных пепельниц на свете, в разные стороны лезли окурки.

Парень приложил куда-то карточку, пиликнул магнитный замок – надо же, какие достижения цивилизации! – дернул и придержал створку.

Коридор оказался широченным и таким светлым, что Лиля на секунду зажмурилась. Белые стены из пористого пластика – мать честная, звукоизоляция, как на самых первоклассных радиостанциях! – глухой серый пол, шагов почти не слышно. Все двери распахнуты, закрыта только одна, в конце коридора, над ней красным горит надпись «Эфир». Стеклянные перегородки, столы, заваленные дисками и бумагами, крутящиеся стулья, черно-белые фотографии на стенах, самодовольный, чистенький кофейный аппарат в углу. У Лили непроизвольно открылся рот.

…Где я? Куда я попала? Или на этой планете уже давно изобрели и вовсю пользуются аннигилятором пространства и сейчас я на радио «Рок» в Кёльне?! Так бывает. Я читала. Открываешь дверь и оказываешься в другом измерении – в пятом.

– Ромка, наш директор, сейчас подъедет, он же не знал, что вы будете! Хотите кофе?.. Или лучше чаю? Ну конечно, кофе!

Они все шли, и коридор все никак не кончался, недаром измерение-то пятое, и все головы от компьютеров поворачивались им вслед.

– Мы вам стол выделили, Ромка сразу распорядился, когда узнал, что представитель нового собственника летит. – Лиля быстро на него взглянула, и он как будто спохватился: – Меня зовут Олег Преображенцев, я дневной ведущий и по совместительству редактор. Вас-то мы все знаем…

Точно! Он говорил в эфире про погоду и про концерт по заявкам и делал это превосходно! Она даже представляла, как узнает его по голосу, и не узнала.

– Я вас слышала, – сказала Лиля, – как только прилетела. Вы очень… профессионально вели.

Олег Преображенцев слегка удивился, даже плечами пожал:

– У нас все ведущие хорошие. Вон вешалка, а вот ваш стол. Сейчас кофе принесу, и в студию, новости уже заканчиваются! Димка какую-нибудь песнюшку воткнет, конечно, но все равно надо. Насть, поухаживаешь?

– Конечно!

Лиля стянула куртку, холодную и влажную не только снаружи, но и изнутри, и пристроила ее на вешалку. Длинноволосая румяная девушка в толстом свитере и ворсистых брюках, сделав строгое лицо, подходила к ним. За ее спиной показались какие-то любопытствующие физиономии, но моментально скрылись. И вообще, на радиостанции заметно было некое нервное оживление, и Лиля понимала его причину.

– Настя наш музыкальный редактор. Она вам все покажет. – И Олег широко повел рукой, а Лиля посмотрела на выделенный ей стол с матовой изогнутой крышкой. Стол был абсолютно пуст и чист, только посередине черный прямоугольник монитора в серебряной рамке с тающим белым яблочком внизу.

Вся радиостанция города Анадыря работала исключительно на «Макинтошах».

– Вот кофе, и я побегу.

– Можно мне с вами?

Он приостановился. Лиля взяла кофе и сумку и улыбнулась очень мило.

– Куда? В студию? – спросил ведущий.

Она кивнула.

Олег Преображенцев переглянулся с музыкальным редактором Настей.

– Ну… конечно. Если хотите.

– Хочу.

Лиля знала, что начало так себе, не очень, что нужно дождаться директора и Алену, поговорить, уточнить позиции, обрисовать цели и задачи на ближайшие несколько дней, которые она пробудет здесь, в Анадыре, попросить подготовить необходимые бумаги, объяснить, что обстоятельства и планы изменились и она никак не сможет остаться на полгода, но ей вдруг так захотелось посмотреть, как работает радиостанция «Пурга» – не в бумажно-договорном, а в самом главном, человеческом смысле! Как садится к микрофону Олег Преображенцев, как надевает наушники, как звукорежиссер выставляет уровни – или, может, ведущий сам выставляет? На разных радиостанциях по-разному бывает!

Лиля знала, что сейчас ставит его в дурацкое положение – любой ведущий в своем эфире царь и бог, он никому не подвластен и не подконтролен. Он один, и у него всего лишь микрофон, но он знает, что его слышит множество людей, тысячи людей, и он говорит сразу со всеми. Никто в это время не стоит у него за плечом, не оценивает и не проверяет! Только до или после эфира может быть что угодно, любой «разбор полетов», и никогда – во время! Навязываться в студию без приглашения, торчать у ведущего на глазах, разрушать его контакт с микрофоном, а значит, со слушателями, негласно запрещено профессиональной этикой, и тот, кто так поступает, или в грош не ставит ведущего, или никогда не работал в эфире.

Лиля понимала, что отказать ей не могут – она, как выразился Олег, «представитель нового собственника», и с этим придется считаться. Они не смеют отказать, а она этим пользуется – не слишком красиво, но уж как есть.

Зато в Москве она расскажет всем, что была в эфирной студии радио «Пурга» на Чукотке! Почти что на лежбище моржей, вот как.

Следом за Олегом – он не обернулся, но тем не менее придержал перед ней тяжеленную глухую дверь – Лиля зашла в студию и замерла с кружкой кофе в одной руке и сумкой, упавшей с плеча, в другой.

…Аннигилятор пространства продолжал работать, и сотрудники радиостанции продолжали им вовсю пользоваться, по всей видимости не находя в этом ничего необычного.

Огромный звуковой пульт царил посреди просторного помещения с окнами. Большая редкость, когда в студии есть окна, с шумоизоляцией хлопот не оберешься! И этот пульт сделал бы честь своим присутствием даже радио «Рок» в Кёльне, настолько он был современен, сложен, технологичен и красив особой, профессиональной «радийной» красотой, а в такой красоте Лиля все понимала. Биение красно-зеленых индикаторов на экранах, мониторы с тающими белыми яблочками в ряд, несколько микрофонов на длинных изломанных ногах, часы у ведущего, часы у гостя, часы над дверью. Крутящиеся стулья, белые стены, черные фотографии в нишах, господи помилуй!.. Одна стена занята полками, в которых плотно стоят диски.

Парень в очках мельком глянул на них, опять уткнулся в монитор и взглянул снова.

– Минута тринадцать, – сказал он, снимая наушники. – Там на всякий случай еще одна песенка заряжена, но ты сам смотри.

Олег кивнул, пристроился на центральное место, по очереди глядя на экраны.

«Уважаемые диджеи, – было напечатано на бумажке крупным шрифтом, – просьба давать рекламу в строгом соответствии с временными метками! Кому это в лом, у того неустойки будут удерживаться из зарплаты».

– Вы присаживайтесь, – спохватился Олег. – На любое гостевое место.

Лиля покивала. Парень в очках еще раз глянул на нее, усмехнулся, собрал с пульта какие-то бумаги и вышел, дверь бесшумно закрылась.

По всей студии полыхнули красным сигнальные лампочки, и, прилаживая микрофон поудобнее, ведущий заговорил после отбивки, в которой на разные голоса утверждалось, что в эфире Олег Преображенцев:

– Да, все правильно, это я, дневной эфир продолжается. В Анадыре погода испортилась, что-то сегодня у нас метет, да и похолодало сильно, так что будьте осторожны, гололед, хотя улицы чистят, конечно.

Лиля усмехнулась и медленно пошла вдоль стены к окну, рассматривая фотографии.

– Вот именно потому, что погода плохая, я и решил, что самое время поговорить про радио. Когда у нас на Чукотке начинается осень, закрывают навигацию и аэропорт, а как работает Интернет, вы все сами прекрасно знаете, у кого он есть – в час по чайной ложке он работает, а то и хуже, – единственным спасением становится радио. Ну, по крайней мере для меня.

Лиля читала подпись под фотографией. Сфотографирован был какой-то чукотский парень с собачьей упряжкой. Лиля не понимала, что написано, слушала очень внимательно, не только ушами, всей спиной слушала.

– Я включаю радио, как только сажусь в машину, слушаю радио, когда захожу в магазин, дома на кухне у меня тоже оно работает, от телевизионной навязчивости я очень устаю, не знаю, как вы. Так вот у меня вопрос, дорогие мои сограждане: чего именно вам не хватает на нашем радио? Музыки, песен, стихов? Может, танцев? И чего, по-вашему, слишком много? От чего вы рады бы избавиться? Может, от меня?

Лиля не выдержала, обернулась и посмотрела на ведущего. Он был очень занят и глаз от мониторов не отрывал.