– Мам, нечего рассказывать.
– Я никогда не ошибаюсь, – авторитетно заявила мать.
– Мам, я хочу спать, пожалуйста, давай поговорим потом.
– И чай пить не будешь?
– Потом, всё потом, – Маша, не раздеваясь, легла на диван.
Елизавета Петровна присела рядом с дочерью.
– Марусь, ну расскажи. Может, влюбилась в кого? – каждый раз провожая дочь в отпуск, Елизавета Петровна надеялась, что Маша вновь встретит свою судьбу и устроит наконец-то свою личную жизнь.
– Мам, сколько можно повторять – мне никто не нужен! – Маша говорила неправду. Она нормальная женщина, и, конечно же, хотела счастья, хотела любить и быть любимой. Она уткнулась в подушку и зарыдала в голос.
Елизавета Петровна только развела руками.
– И в кого ты такая упёртая? – вздохнула мать.
– В кого? В кого? Да в тебя, мам! Ты после папы вышла замуж? А как уж ухаживал за тобой Алексей Иванович, наш физрук.
– Дура была! Я сколько раз тебе говорила, не бери пример с меня! А то так и останешься одна.
– А я не одна. Ты и Митька у меня есть! И больше мне никто не нужен!
– Ой ли? Что же ты белугой ревёшь-то?
– Мам, хватит пытать меня, как в застенках гестапо! – Маша опять заголосила.
– Ну, поплачь, поплачь, может, и полегчает, – Елизавета Петровна вернулась на кухню и включила телевизор.
От воспоминаний Машу бросало то в жар, то в холод. Всю дорогу она сгорала со стыда. Вспомнила, как наклюкалась в баре. Алексея помнит уже смутно, а как оказалась у него в номере, вообще не помнит. Помнит только сон. Чудесный сон… или явь? А когда поняла, что произошло на самом деле, то в ужасе бросилась в бега.
Наревевшись всласть, Маша поднялась с дивана и пришла на кухню, где Елизавета Петровна смотрела свой любимый сериал. Маша подошла к телевизору и выключила его.
– Машка, ты спятила? Включи немедленно! Дурында! Это же мой любимый сериал, Митин проект, кстати, да ещё и заключительные серии к тому же, – Елизавета Петровна негодовала.
Маша с неохотой нажала на кнопку пульта, а Елизавета Петровна не моргая уставилась в экран.
Маша налила себе чай.
– Мам, как можно смотреть подобную чепуху? Ты же учитель словесности, так сказать, инженер человеческих душ, тренер интеллекта и памяти. Как можно смотреть и упиваться подобным зрелищем? – не без иронии удивлялась Маша.
– С удовольствием, дочь моя, с удовольствием, – не отрываясь от «ящика», заявила Елизавета Петровна. – Так хочется сказки! Так хочется хеппи-энда!
– Ещё скажи, что не стоит разрушать иллюзии у людей, – с горчинкой в голосе произнесла Мария.
– А вот и скажу. Возможно, у многих людей иллюзии только и остались. Зачем же у них и это отбирать, – не сдавалась Елизавета Петровна.
На экране кипели нешуточные страсти. Сюжет этих мыльных опер, как правило, один и тот же: Он и Она любят друг друга с пелёнок, но враги разлучают их, и через двадцать серий влюблённые, преодолев все испытания, выпавшие на их долю, воссоединяются.
– Так не бывает, – уставившись в одну точку, прошептала Маша.
– Не кисни, Манюнь. И на нашей улице будет праздник, – смахивая скупую слезу, Елизавета Петровна подошла к дочери и смачно поцеловала её в распухший от слёз нос.
– Конечно, будет. Вот скоро, кстати, первое сентября, – у Маши снова навернулись слёзы на глаза.
– У тебя когда педсовет?
– Двадцать восьмого. Мам, а ты помнишь? У меня в этом году новый класс.
– Да, ты говорила.
Раздался звонок в дверь. Так оглушительно, так требовательно мог звонить только Митька.
Елизавета Петровна вприпрыжку, как школьница, бросилась открывать входную дверь.
– Да ты мой дорогой! Да ты мой золотой мальчик! Ты мой любимый ребёнок! – Елизавета Петровна буквально повисла на своём внуке.
Маша каждый раз с умилением наблюдала встречу внука с бабушкой. Неподдельная радость от встречи переполняла их обоих, выплёскивалась через края и передавалась окружающим. И от этого на душе у Маши становилось светло и радостно.
Митя аккуратно поставил Елизавету Петровну на пол.
– Ба, есть хочу, умираю.
– Всё готово. Раздевайся, мой быстрее руки и к столу.
– Марусь, а ты чего зарёванная такая? Кто мать мою обидел? – забалагурил Митька, подошёл и как пушинку поднял её вверх на вытянутых руках.
– Дмитрий Турбин! Что ты себе позволяешь?! – завизжала Маша. – Никто мать твою не обижал! – кричала Маша. – Откормили мы тебя, сын, на свою голову! Верни меня сейчас же на грешную землю!
Двухметровый Митька, косая сажень в плечах, вполне мог играть в кино богатырей или атлантов.
За столом Митька за обе щеки уплетал любимые бабушкины котлетки. Елизавета Петровна с любовью подкладывала в тарелку внука то салатик, то картошечку, то куриный рулетик. Митя в изнеможении откинулся на спинку стула.
– Всё. Больше не могу. А то умру от обжорства. А теперь, мои любимые девулечки, рассказывайте, почему Маруся ревела?
– Смотрела сериал, зацепил он нашу Марусю, вот и разревелась, – без зазрения совести соврала Елизавета Петровна.
– Не верю, – пробасил Митька. – Не верю, – театрально вздыхая и мотая своей лысеющей головой, настаивал «деятель культуры».
– Хватит допрос с пристрастием нам учинять, лучше расскажи, как у тебя дела на работе, в личной жизни, когда, наконец, правнуков буду нянчить? – Елизавета Петровна ловко перевела стрелки с Маруси на самого Митю.
Дмитрий Турбин очень хорошо знал своих «девочек». Он послушно дал себя увести в сторону и принялся рассказывать о себе.
– На работе всё норм, в личной жизни океюшки. Если вы о женитьбе, то не женюсь до тех пор, пока не встречу ту, которая будет меня так же вкусно кормить, как вы. Хоть убейте! Не женюсь!
– Мить, а разве за котлетки и пироги любят женщину? – серьёзно спросила Маша.