Ретт Батлер. Вычеркнутые годы

– Ну, до какой-то степени можно… Что говорить, дурацкий у меня характер, боюсь оказаться под каблуком.

– У тебя очень мужской характер. Ты непреклонный, гордый, сильный, храбрый…

Глядя на нее сверху вниз, Ретт изрек, едва сдерживая улыбку:

– Продолжайте, мадам, ваши комплименты я готов слушать часами.

Она встала, обвила руками его шею, прижалась головой к груди, слушая размеренный стук его сердца.

– О, Ретт! Я люблю тебя. Скажи, что любишь меня…

– Тебе достаточно одних слов? – в вопросе прозвучал намек.

– Нет, недостаточно…

Глава 4

– Может, все-таки наймем гувернантку-француженку? Надо обратиться в агентство по найму. Вдруг там найдется воспитательница, знающая английский? – предложил наутро Ретт.

Скарлетт пожала плечами. Она измучилась, пытаясь не спускать с Кэти глаз. Кроме того, приходилось заботиться о ее одежде. Слишком много хлопот для женщины, не привыкшей проводить с ребенком все свое время.

Но в агентстве, куда они обратились, не нашлось никого подходящего. Ни одна из претенденток, знающих английский язык, не соглашалась отправиться с семьей в Америку или прослужить всего две недели до их отъезда.

Однажды в коридоре гостиницы Скарлетт столкнулась с горничной-негритянкой. Кэти, увидев женщину с черной кожей, спряталась за материнскую юбку и выглядывала оттуда с удивлением и интересом. Негритянка смущенно поклонилась. Скарлетт улыбнулась ей ободряюще, а дочери сказала:

– Пойдем, хватит прятаться.

– Простите, мэм, – извинилась горничная. – Видать, я испугала девочку. Не бойся, лапочка. Ох, и красавица ваша дочка, мэм, – лицо чернокожей расплылось в доброй улыбке.

– Кэти не испугалась. Правда, солнышко? Просто она никогда не видела негров.

– Откуда ж тут неграм взяться… Должно, я одна негритянка на весь Париж.

– Как ты здесь оказалась? Говор у тебя как у наших южных негров…

– А вы с Америки, мэм? Вот радость-то, своих встретить! Я из Мемфиса, мэм. Приехала сюда с господами, уж год почти как… Да только господа мои сбежали из гостиницы. Мистер Ричард в пух и прах проигрался в Карле. Это город такой французский, далеко, на берегу моря. А потом он сюда вернулся, к мисс Сесилии, и они вместе уехали, без багажа, не расплатившись за постой. И мне ни словечка не сказали, что уезжают, и жалованья, почитай, полгода не платили. Бросили они меня, как собаку… Очень я обижена на своих господ. Хорошо хоть меня горничной в отеле оставили, на улицу не выкинули, а то куда ж я, без денег, ни словечка по-ихнему не понимая? Вот накоплю из жалованья на билет до Америки и поплыву пароходом домой.

Негритянка выглядела лет на тридцать. Рослая и склонная к полноте женщина была одета в серое форменное платье и белый передник, голову ее украшал аккуратный тюрбан из ткани в мелкий цветочек. Скарлетт так давно не видела негров, что добрая физиономия горничной вызвала у нее умиление.

– Как тебя зовут?

– Бэтси, мэм.

– Так ты, Бэтси, хочешь домой? Мы скоро поедем в Америку и можем взять тебя с собой. Согласна стать моей горничной?

Черное лицо озарила белозубая улыбка:

– Конечно, согласна, мэм. Я хорошая горничная. Можете любого в Мемфисе спросить, все скажут, что Бэтси честная девушка. Я из дома мистера Уиллиса. До войны у него была большая плантация, но только мы с матерью по дому работали. А как после войны плантации-то не стало, так все в город перебрались. Двух сынков мистера Уиллиса в войну убили, а сам хозяин уж после помер. Остались только дочки его, мисс Хэтти и мисс Сесилия. Мисс Хэтти замуж вышла и уехала в Ричмонд, а мисс Сесилия подцепила какого-то янки. Проходимец он, прости господи… Взял денежки, которые у мисс Сесилии были, и говорит: «Поехали в Европу, там есть такие дома, где можно немного денег поставить да целую кучу выиграть. Рулетка называется». Привез он нас с мисс Сесилией в Париж и оставил здесь, а сам в Карлу уехал, деньги добывать. Да все там и спустил. Мисс Сесилия поплакала-поплакала, а потом обняла меня, и говорит: «Сиди здесь, Бэтси, а мы пойдем, погуляем». Ушли они и не вернулись. Вы вправду в Америку поедете, мэм? А скоро?

– Недели через две-три. Пойдем к нам в номер, Бэтси, я познакомлю тебя с мистером Батлером.

Ретт одобрил идею Скарлетт взять к себе Бэтси.

– Всегда считал, что черные слуги лучше белых.

– Я хорошая негритянка, сэр. Возьмете меня, так не пожалеете.

– Надеюсь, что так. А как насчет того, чтоб присматривать за Кэт, пока мы не найдем ей мамушку?

– Я, конечно, мамушкой не была, сэр. Да только, думаю, справлюсь. Отчего ж не присмотреть за такой красивой девочкой.

Скарлетт вздохнула с облегчением. Теперь она будет избавлена от многих забот.

Бэтси оказалась опытной горничной, к тому же умела делать прически. Кэт вначале настороженно относилась к негритянке, но быстро привыкла и уже через два дня сама забиралась к ней на колени и с удовольствием слушала тягучие песни, которые та напевала приятным мягким голосом.

Увидев, что дочь вполне поладила со своей новой мамушкой, Ретт приобрел билеты в Оперу. На всякий случай он спросил у девочки:

– Кэти, если мы с мамой пойдем вечером в театр, ты не побоишься остаться вдвоем с Бэтси?

Зеленые глазки загорелись:

– В кукольный театр?

– Нет, моя крошка, во взрослый театр, туда девочки не ходят.

– А в кукольный мы пойдем?

– Обязательно. Но днем. А сейчас вечер. Скоро тебе ложиться спать.

– Тогда идите, – разрешила Кэт. – Я останусь с Бэтси и буду спать.

Лицо Скарлетт озарила гордая улыбка.

– Я говорила тебе, что она особенная? Ты видишь, она может настоять на своем, но и интересы других соблюдает.

– Потрясающий ребенок! – подтвердил Ретт.

В этот вечер в Опере давали «Кармен». Скарлетт наряжалась с особой тщательностью, ведь они с Реттом шли в самый знаменитый театр Европы. Платье из серебристого шелка только сегодня привезли от Ворта. Оно сидело безукоризненно, жемчужный гарнитур украшал точеную шею, веер из страусиных перьев дополнял наряд. Любуясь на себя в зеркало, Скарлетт подозвала Ретта и взяла его под руку. Он встал рядом – высокий, статный. Приталенный фрак подчеркивал мощь широких плеч. Удовлетворенно улыбнувшись, Скарлетт констатировала:

– Мы будем самой красивой парой в театре.

Они оказались на авеню Опера за четверть часа до начала спектакля. Скарлетт не раз проезжала мимо прекрасного здания – истинной жемчужины французской архитектуры. Ретт заметил, что смотрел здесь несколько спектаклей и считает Оперу самым красивым театром в мире.

– Я бывал и в прежней Опере, на Лё Пёлетье, давно, еще во времена, когда Конфедерация боролась за Наше Правое Дело. Должен сказать, то здание ни в какое сравнение с этим дворцом не идет, ни масштабом, ни изысканностью.

– Мне Дублинский театр казался большим, но этот… – опершись на протянутую Реттом руку, Скарлетт сошла с коляски и оглядела обильно украшенный лепниной и скульптурами фасад.

Они вошли под своды блистающего вестибюля. Освещенная сотнями светильников широкая беломраморная лестница раздваивалась, ведя к фойе и ложам театрального зала. Стены и колонны вестибюля переливались мрамором четырех благородных оттенков. Скарлетт так и тянуло повертеть головой и в подробностях рассмотреть окружающее великолепие, но она гордо вскинула подбородок и пока поднималась по лестнице, смотрела лишь прямо перед собой, изредка косясь вниз, чтобы не наступить на шлейф дамы, чей турнюр колыхался в трех футах от нее.