Ретт Батлер. Вычеркнутые годы

Ее возмущение выглядело наигранным.

– Зеленоглазая лицемерка, – рассмеялся Ретт. – Тебе ведь интересно. Посмотри, здесь толстушка…

– Да она просто корова, – вынесла вердикт Скарлетт. – Будь у меня такая фигура – я в жизни бы ни перед кем не разделась…

– Вот мы и подошли к главному. Ты считаешь свое тело достаточно красивым, чтобы показать его мужчине…

– О чем ты, Ретт? Кому это я его показывала?

– Ба! Вроде бы, выходя за меня замуж, ты не была девственницей…

– Чарли ничего не видел, я всегда задувала свечу, – торопливо возразила она.

– Дурак был твой Гамильтон, зеленый мальчишка. А второй твой муженек, мистер Кеннеди… – губы Ретта брезгливо искривились. – Поражаюсь, как ты умудрилась зачать от него? Он что, тоже ничего не видел?

– Не помню, – ответила Скарлетт и рассмеялась.

– Но я-то лицезрел тебя не только в ночной сорочке, моя кошечка, и то, что я видел, прекрасно… Женская нагота не только возбуждает, она рождает эстетические чувства.

Скарлетт вздохнула, взор ее затуманился. Ей вдруг вспомнился Чарльз Рэгленд, страстный шепот в залитой луной комнате и нежные руки, ласкающие ее обнаженное тело.

Ретт наблюдал за ней, в глубине темных глаз что-то мелькнуло. Помолчав немного, он спросил:

– Ты ничего не хочешь мне рассказать?

– Что?.. – очнулась Скарлетт.

– Мне кажется, ты вспомнила о чем-то, чего я не знаю. Это не Уилкс. Фэнтон?..

Скарлетт закусила губу. Опять Ретт читает по ее лицу, будто по раскрытой книге.

Он смотрел выжидающе. Ей вспомнилось, как он всегда требовал, чтобы она говорила правду. Да и к чему лгать? Он тогда был женат на другой, а Чарльза больше нет… Она колебалась. Если не скажет, Ретт способен рассердиться, а если скажет… Что будет, когда он узнает?

Не дождавшись ответа, Ретт поднялся и пошел в сторону двери. Скарлетт испугалась, что он сейчас уйдет. Сколько раз в их прежней жизни случалось, что, рассердившись, он исчезал на несколько дней.

– Постой, Ретт. Это не Фэнтон. Между нами ничего не было. Это Чарльз Рэгленд, тот офицер, которого убили в Баллихаре. Он был влюблен в меня и долго добивался взаимности. А я… Я думала, что если… если я позволю ему… то, может, потом сумею полюбить. Я была так одинока, мне так хотелось любви… Но ничего не вышло. Я не смогла ответить на его чувства. Я была как каменная. Это было всего один раз.

Умолкнув, Скарлетт отвернулась к зеркалу и закрыла лицо руками от стыда. Только что она призналась, что изменяла Ретту. Или это нельзя назвать изменой?.. Нет, это была измена, измена своей любви.

Ретт подошел так тихо, что она вздрогнула, когда большие теплые ладони легли ей на плечи.

– Бедная моя девочка… Думаешь, я буду ревновать к прошлому? Это глупо, тем более к покойнику.

– Я сама себя ругала за то, что поддалась минутной слабости, – с несчастным видом проговорила Скарлетт. – Мне хотелось тепла… У меня было такое ощущение, будто внутри застыла пустота, которая мешает мне жить, дышать. Я была так одинока…

– Ты всегда была одинокой, даже когда вокруг было полно людей, – без тени иронии вымолвил Ретт. – Ты обладала удивительной способностью отвергать все доброе.

– Это давно, тогда, в Атланте. О чем ты вспоминаешь? Я уже не та, совсем не та, что прежде. И я ведь знала – чтобы не чувствовать себя одинокой, мне нужен ты, только ты. Но ты был далеко, с другой…

– Теперь я с тобой, дружок, и хватит плакать. Вот платок, вытри глазки и давай дальше смотреть картинки.

Она помотала головой.

– Не хочу больше смотреть эти пошлые картинки. Подари их своей Уотлинг.

– Красотки больше нет. Это на ее похороны я ездил год назад в Атланту.

– Туда ей и дорога! – не сдержалась Скарлетт.

– Она тоже не испытывала к тебе добрых чувств, – вздохнул Ретт.

– А мне плевать на эту рыжую тварь!

Он укоризненно покачал головой.

– Красотка была живым человеком. Не слишком счастливой женщиной, которой самой пришлось пробиваться в жизни.

– Пробиваться? Видела я, как она пробивалась! – раздраженно воскликнула Скарлетт. – В те времена, когда вся Атланта голодала и ходила в лохмотьях, она наряжалась в шелка. Когда ни у кого за душой и гроша не было, в ее кошельке звенело золото. И я прекрасно помню, что это ты задаривал ее подарками и заваливал деньгами.

– Ну, не один я пользовался ее услугами. И не мог же я заваливать деньгами тебя? – сказал он, и глаза его насмешливо блеснули. – Ты бы их, конечно, с радостью приняла, но что сказала бы твоя матушка? Или мисс Питтипэт? Или, боже упаси, миссис Мэрриуэйзер? Во время войны порядочной женщине, да еще вдове, полагалось отдавать все свои богатства на благо Конфедерации. А ты никогда не была способна расстаться с золотом, оказавшимся в твоих цепких ручках, разве что истратить их на наряды или на Тару. И, если уж вспоминать как следует, кое-какие подарки ты от меня все-таки получала, и я ничего не просил взамен.

– Лучше бы просил… – невольно улыбнулась Скарлетт.

– Да, я видел, что ты обескуражена. Меня поражало, что, столь сильно любя Уилкса, ты готова была целоваться чуть ли не с первым встречным.

– Не говори ерунды! – возмутилась она. – Ты не был первым встречным. Ты был другом нашей семьи, тебя привечала тетя Питти, и Мелли тебя уважала.

– Но другим-то ты дарила поцелуи?

– Я только позволяла поцеловать себя в щеку. И не так уж много было этих других.

– Половина гарнизона Атланты… – поддразнил Ретт.

– Неправда! Всего дюжина. А почему ты не добивался меня тогда? Все могло пойти иначе…

– Твои мысли целиком были заняты Уилксом, к тому же мне не подходит роль влюбленного идиота, выпрашивающего поцелуи в щечку. По мне – или все, или ничего.

– Но ты мог сказать, если любил меня. Почему ты молчал? – настаивала Скарлетт.

– Только ты, моя прелесть, можешь в открытую признаться в любви человеку, который тебя не любит. Я на такие подвиги не способен!

– Это все от воспитания, – вздохнула она. – Знаешь, я много думала, когда болела после родов. Нас неправильно воспитывали. Нам с детства твердили: не показывайте свои чувства, будьте сдержанны, ведите себя достойно… Вот и получается, что от этой сдержанности люди не понимают друг друга. Ты не показывал своей любви ко мне – откуда я могла знать? Если б знала, я бы раньше поняла…

Ретт покачал головой:

– Если бы знала, ты бы жутко возгордилась и начала вертеть мной.

– Ты сам говорил, что тобой вертеть нельзя!