Исповедь проститутки

Позже мы все наблюдали уход Тины с намерением покончить с проституцией раз и навсегда. Но вскоре, не более чем через неделю, она вернулась со словами:

– Гоша всё равно не вернётся. А одними принципами сыт не будешь. К тому же, ничего другого делать я не умею.

– Вот это разговор умной взрослой девочки, – сказала я и подмигнула. – А то бросить она нас собралась. Ты в следующий раз думай прежде, чем уходить, а то не возьмут обратно без залога.

– Без какого залога? – переспросила Тина.

– Ты что, первый день работаешь? Не знала, что ли, что здесь за побеги и вообще беготню туда-сюда по разным борделям штрафы полагаются? На первый раз тебя простили. В следующий раз уже придётся отрабатывать тысячу, потом три, а в третий раз – пять тысяч. И это ещё, если шеф согласится тебя взять обратно.

– Пять тысяч долларов? – Тина раскрыла рот от удивления.

– Ну, не гривен же, – засмеялась Моника. – Здесь с этим строго. Вон у нас на «четвёрке» есть одна такая, Анджела…

– О да, Анджела, – засмеялась я. – Знойная женщина. Неугомонная нимфоманка. Ты не знакома с ней? Зря. Этой дамочке, сколько бы ни было клиентов, всё мало. Трахалась бы с утра и до ночи, не покладая рук и ног. Весьма забавный экземпляр. В её арсенале абсолютно все возможные услуги, какие только может пожелать клиент, даже «золотой дождь» и «шоколадные горки».

Тина скривилась, а мы с Моникой рассмеялись.

– Так вот она, эта самая Анджела, с завидной регулярностью, чуть ли не каждые полгода, куда-то уходит, – продолжала Моника. – Всё ей кажется, что где-то лучше, что здесь её «казачат» на деньги, а в другом месте, у другого хозяина будет иначе. Потом проходит неделя, две, может даже, месяц, и она неизменно возвращается обратно, отрабатывает свой залог и продолжает царствовать на «четвёрке». Говорят, все извращенцы – её контингент, обожают безотказную, ненасытную, пышнотелую Анджелу.

– Кстати, я слышала от девочек, что она сейчас отрабатывает очередной залог, – сказала Сюзанна, – и как бы не пятёрку.

– Пять тысяч долларов! – вскричала Тина.

– Не волнуйся, она очень быстро их отработает, – усмехнулась Моника, – какой-нибудь месяц-полтора, или максимум два. С её-то способностями и аппетитом!

– Не понимаю, где логика? – удивилась Тина. – Уже сиди на одном нагретом месте, и ничего отрабатывать не придётся. А то садомазохизм какой-то получается.

– Да уж, логики мало, – согласилась я.

– А хотите с ней познакомиться? – внезапно спросила Моника. – Если хотите, можем навестить «четвёрку» с визитом вежливости, так сказать.

– О, это будет интересно, – сказала я.

– Я тоже хочу, – согласилась Тина.

– На следующей неделе мы работаем в ночь, – сказала Моника, – дневное время полностью свободно. Так что в любой день.

* * *

В следующий вторник, не откладывая в долгий ящик, мы втроём отправились в гости на четвёртую базу, под предлогом экскурсии и обмена опытом.

Моника работала у нашего хозяина уже больше трёх лет, и знала почти все базы и больше половины сотрудниц.

На «четвёрке» сразу бросилось в глаза разительное отличие от наших «элитных» баз. Девушки здесь находились самых разных возрастов и комплекций, на любой вкус. Меня удивило, что на такой дешёвой базе встречались и довольно молодые сотрудницы, не старше 25-ти лет, худенькие и довольно симпатичные. Ведь они вполне могли работать на «шестёрке», или даже на «семёрке». На что Моника коротко ответила:

– Безнадёжно тупые и бездарные.

И позже я поняла, что она имела в виду. В беседе они показались мне абсолютно безграмотными, неинтересными, ограниченными тупицами, за час времени с которыми и четыреста гривен было бы жалко заплатить. Единственное, что их спасало – это их возраст и миловидная внешность. Хотя, по правде сказать, свою миловидную внешность эти девицы ужасно портили пошлыми нарядами и вульгарным уличным макияжем. Яркие румяна и блестящие тени, жирно накрашенные ресницы, перламутровые помады, выведенные за контур губ; дешёвое гипюровое бельё, рюши, оборки, яркие короткие топы, кожаные мини-юбки и неизменные чулки-сеточки – всё это в жутком сочетании выглядело дико и несуразно, и даже отталкивающе.

Проживали сотрудницы здесь по трое в комнате, а не по двое, как у нас и на «шестёрке», где я проработала полгода. Здесь было традиционно пять комнат, и всё, как и на остальных базах. Но людей здесь было в полтора раза больше, чем я привыкла видеть. И шума раз в пять больше. А какой неухоженный, затёртый и застиранный вид имело всё вокруг. Вроде бы и ремонт свежий, и мебель нормальная, и всё, как у нас, ну или почти всё, а вызывало это чувство брезгливости и неприятия. Почему-то создавалось неприятное ощущение антисанитарии и отсутствия элементарной гигиены.

Но что меня поразило больше всего, так это неспокойная атмосфера, я бы даже сказала, враждебная. Девушки разговаривали очень грубо, постоянно ссорились, высказывали недовольство и жаловались, и всё это сопровождалось неизменным матом, руганью, угрозами, истериками и бог знает, чем ещё. Администратору-диспетчеру то и дело приходилось утихомиривать своих подопечных и остужать их пыл, чтобы избежать потасовок, кои случались здесь нередко. То тут, то там вспыхивали очаги конфликтов, которые тут же гасили, но они вспыхивали заново, уже в другой стороне.

На нас они смотрели с некоторой враждебностью и завистью: «Элита пожаловала». Девушки косились на нас и высокомерно задирали носы, стараясь представить свой «мир» в более выгодном свете. Это напоминало гарем султана в тот момент, когда молодые, красивые, любимые жёны из верхнего гарема пришли на экскурсию в нижний гарем, где в жутких условиях содержались неугодные или состарившиеся жёны. Они точно так же с завистью и ненавистью смотрели бы на молодых ухоженных красавиц, зная, что им самим уже никогда не подняться наверх и не занять их места.

Мне было понятно их поведение в отношении нас, их недовольство и обида. Эти девушки, по сути, такие же проститутки, как и мы, работали в два-три раза больше, чем мы, и всё равно получали меньше. Ведь у них не было дорогостоящих заказов, богатых клиентов и «всенощных» выездов.

У меня, к примеру, могло быть два клиента за смену, или ночная вечеринка – и я зарабатывала месячную зарплату своего отца. А здесь этим девушкам надо было бы неделю работать, чтобы заработать такую сумму, или трахать клиентов с утра до ночи, без отдыха и перерыва, двое суток напролёт.

Они чувствовали свою ничтожность и наше превосходство над ними. Мало того, что мы жили на заветной «элитной» базе, о которой мечтала каждая из них, так мы ещё, как никто другой, были ближе всех к хрустальной мечте любой сотрудницы с любой базы – к эскорту. И, хотя все они, осознавая свою ничтожность, бескультурье и «нерасторопность», знали, что им никогда не попасть в эскорт, тем не менее, мечтать никто не запрещал. И тем сильнее они недолюбливали, мягко говоря, нас, возможных претенденток на их несбыточную мечту.

Единственная, кого не волновали наши высокие «звания» и регалии, которыми нас наделили здешние обладательницы – это была Анджела. Ей было абсолютно наплевать на наш успех, на нашу «избранность» и перспективы, и вообще на кого бы то ни было. У неё были свои цели и потребности, которые она с успехом удовлетворяла.

Наконец-то я познакомилась с ней. Это была крупная, пышнотелая девица лет двадцати семи, развязная и пошлая, в чулках, которые, словно кольцами, передавили вверху её жирные ляжки, и чёрных стрингах, утопающих в складках её тела; с сотней мелких длинных искусственных косичек, свисавших с её головы, со всевозможными пирсингами и мелкими татуировками, бессвязно разбросанными по её телу, и с грудью шестого размера – её главным богатством. Как сама она рассказывала, мужчины дорого готовы платить, чтобы оттрахать её между этими двумя достопримечательностями.

Я с интересом разглядывала эту девицу, внешность которой была перенасыщена всевозможными «сигнальными огнями». Всё – от её развязной манеры говорить до тонких стрингов, едва прикрывавших её пухлый бритый лобок, от выставляемого напоказ бюста, прямо-таки вываливающегося из тесного полупрозрачного лифчика, до пирсинга в носу и в языке и этих дурацких африканских косичек – всё в ней кричало, вопило на десятки и сотни метров вокруг о доступности, о желании и неуёмной энергии носительницы всех этих «прелестей», о бешеном либидо и о гибели всего человеческого, попавшего в сети к этой нимфоманке.

Все её разговоры сводились к одной теме, все шутки и анекдоты были до безобразия примитивными и узконаправленными. Её главным достоянием и смыслом всей её жизни было лишь одно – секс! Секс везде и всюду, без выходных и практически без перерывов. Критические дни были для неё досадной обузой, вынужденным перерывом, да и то ненадолго. Лишь один день, самый обильный, она не выходила к клиентам. В остальные же дни Анджела не уступала природе свои позиции. Она использовала всевозможные ухищрения – закладывала губки и таблетки во влагалище. Или же шла на маленькие хитрости и уловки – обходилась минетом и аналом.

Анджела была любительницей саун и групповух. Она непременно похвасталась, что недавно обслужила одного за другим семерых клиентов, на протяжении двух часов. По её мнению, это был главный, и чуть ли не единственный критерий и показатель профессионализма и опытности.

Но потом она меня сразила наповал, когда с гордым блеском в глазах похвалилась, что может одновременно обслужить четверых мужчин. В ответ на мой удивлённый немой вопрос она с гордостью ответила, загибая пальцы на руке:

– Вагина, анус, рот и… рука! Ну, или одновременный перекрёстный минет. Видела когда-нибудь в порнухе, как тёлку трахают со всех сторон? Вот, я так могу. Вообще, моя мечта – сниматься в порно. Там столько дублей, – Анджела в задумчивости прикрыла глаза. Затем снова открыла и сказала с досадой: – Но меня не берут. У меня, видите ли, внешность неформатная! Козлы.

– Ничего, не переживай, Анджела, – успокоила я её с улыбкой. – Слава найдёт своего героя. Твой звёздный час тебя ещё ждёт впереди.

– Ты так думаешь? – спросила она, оживившись. – Слушай, а ты клёвая тёлка. Сразу видно, толковая, разбираешься и в людях, и в жизни. Не то что эти устрицы, – Анджела кивнула в сторону остальных комнат и их обитательниц. – Ни хрена не умеют, и мозгов – с какашку. А всё туда же, «семёрку» им подавай с «восьмёркой»! Завидуют мне по-чёрному. Но я этим сучкам спуску не даю. Чуть что, сразу по печени.

И она сжала кулак, изобразив удар слева снизу, как раз в область печени воображаемой соперницы.

Были смешными и примитивными её речи, её критерии оценивания и разделения на «своих-чужих». Поддержала я её идею о порно-индустрии, не высмеяла надежд и чаяний – и вот результат: я «клёвая тёлка», по её словам, и уже чуть ли не подруга, я умная и опытная, и т. д. А возьми я и не согласись с ней, поведи себя подобно её соседкам – и Анджела не признала бы меня ни за какие заслуги, возненавидела и уж точно не осыпа?ла бы комплиментами.

Как я уже говорила, Анджела была ограниченной особой, весьма неумной и, ко всему прочему, совершенно не разбиралась в людях. Было очень легко завоевать её расположение и признание – надо было всего лишь подыграть ей, поддержать и согласиться пару раз, – и всё, вы для неё кумир. Но равно и обратное: так же легко можно было и рассориться с ней, либо заработать дурную славу в её глазах.

Но что мне в ней нравилось больше всего, так это полное отсутствие амбиций и зависти. Анджела была прямой и понятной, словно раскрытая книга. Поначалу я подумала, что это у неё такая тактика, но потом поняла – нет, она такая и есть. Всё, что думала, вываливала целиком на голову собеседнику, не заботясь о его реакции и отношении к сказанному. Анджелу можно было бы назвать одним-единственным словом, характеризующим её целиком – от внешности до манеры общения: «девушка-шок».

Она шокировала своими речами и взглядами на жизнь, своей кричащей внешностью и слишком откровенными фотографиями на страницах сайта. За одни только эти фотографии можно было бы предъявить иск за распространение порнографии в интернете. Откровенные фото, словно тайно заснятые на приёме у гинеколога, фото со всевозможным использованием фаллоимитатора – всё это вызывало во мне волну отвращения и невольное желание отвернуться, когда Анджела хвасталась своим интернет-портфолио. Она же была довольна работой фотографа и гордилась собой.

Наверное, о ней можно было бы сказать словами классиков: «Знойная женщина, мечта… но только не поэта, а извращенца».

* * *

Мы вернулись обратно, и я почувствовала неописуемую радость и облегчение. Пребывание на четвёртой базе оставило неприятное и тяжёлое впечатление. Это был классический пример притона со всеми его «прелестями». А что же тогда происходит ещё ниже, на «тройке», где те же услуги стоят ещё дешевле? Там нет девушек моложе тридцати лет, там живут взрослые женщины, встречаются даже пятидесятилетние или около того, как, к примеру, Мелинда и Нинель. Ну, предположим, Мелинда здесь не так давно, по словам Инессы, не больше двух лет. А Нинель, насколько я знаю, лет с двадцати пяти, то есть, половину своей жизни, занимается проституцией.

Её история банальна и проста. Она начинала с шумных вечеринок, где в нетрезвом состоянии трахалась со всеми подряд. Нинель любила весёлую лёгкую жизнь, шумные компании, необременительные отношения. Она не закончила учёбу, бросив скучный техникум на последнем курсе, и, соответственно, не получила никакой специальности. Время от времени работала, но долго на одном месте не задерживалась. Возвращалась к разгульной жизни.

К 25-ти годам она поняла, что теряет реальный заработок, или скорее недополучает возможный доход. Вот тогда-то Нинель и начала брать деньги за секс. Она полагала, что это вполне логично и закономерно: ей, молодой тогда ещё женщине, мужчины платят за внимание и близкие, тесные отношения, – так бывало во все времена. Всё, оправдание было готово. И Нинель, совершенно без зазрения совести, и не заглядывая далеко вперёд, жила вот так, погрязая в пороке, лет десять. Она так и не завела семью, что не удивительно, судя по образу её жизни. Жила Нинель на съёмных квартирах, общалась с такими же шлюхами, как и она сама, так как все её прежние подруги давным-давно повыходили замуж, нарожали детей и не знали бы даже сейчас, о чём поговорить со своей бывшей подругой.