– Сорок минут. Её сразу повезли к нам.
Если бы ветка задела и повредила аорту или сердце, то она бы уже была мертва.
Пострадавшая была в сознании.
Её взгляд был красноречивее любых слов.
Когда её избавили от одежды, я хотела в голос выматериться.
Концы рёбер торчали с кусочками кожи и жира.
Она упала спиной. Острый край ветки вошёл с правой стороны спины, чуть ниже желчного.
Вышла ветка с левой стороны, прихватив и разорвав нисходящую ободочную кишку.
С каждым мучительным вдохом из рваных краёв раны толчками вытекала кровь.
Внимательно осмотрела ветку – спереди и сзади. И мне ещё сильнее захотелось выматериться.
Даже с развороченной грудной клеткой, порванной кишкой, повреждённым лёгким и артериями я бы справилась, подняла бы пациентку на ноги.
На дереве я обнаружила куски печени.
– Сканер, – потребовала я и в мою руку вложили длинный светящийся прибор.
Я подвела сканер к телу пациентки и вывела трёхмерное изображение. Оно появилось над сканером и все увидели, что её печень словно побывала в мясорубке, а вена разорвана.
– Введите ей барбитурат, – сказала я и длинно выдохнула.
Она заслужила избавиться хотя бы от боли.
Склонилась к лицу пациентки. Её рот быстро наполнялся кровью.
Взяла девушку за кончики ледяных пальцев, чуть сжала их и улыбнулась ей. Она смотрела на меня как на последнее спасение.
– Всё будет хорошо, – сказала я уверено.
Это была чистой воды ложь.
В этой жизни у неё точно ничего хорошего не будет. Что с ней станет после смерти – никто не знает. Но пусть будет всё хорошо.
Мои коллеги тоже всё поняли. Все доктора и медсёстры здесь бывалые.
– Ха… хумиаю?.. – прошептала она, задыхаясь, когда увидела, что все прекратили суетиться.
«Да, милая. Ты умираешь», – проговорила про себя.
– Сейчас боль уйдёт, потом вы уснёте. И всё будет хорошо, – произнесла мягким, успокаивающим тоном.
Сейчас я не была хирургом, просто стала женщиной, которая оказалась рядом с умирающей. Самое малое, что я могла сделать, это просто побыть рядом с ней.
Паскудно умирать в одиночестве.
Я осторожно поглаживала её пальцы.
Барбитурат начал действовать, отсекая последние минуты её жизни от адской боли. Её тело немного расслабилось, и она слабо улыбнулась.
– С… аи… бо… – выдохнула она последние свои слова.
Не знаю, за что она поблагодарила. Что я оказалась рядом с ней? Или за обезболивающее? Не знаю.
Пальцы в моей руке последний раз дрогнули.
С её губ слетел булькающий звук, глаза закатились и девушка тихо умерла.
У неё была вся жизнь впереди. Любила экстримальный спорт, драйв, жила на полную катушку и вот такой финал…
Странно, что парашют не раскрылся. Не удивлюсь, если с ним сначала кто-то «поработал». Но это уже работа для детективов и следователей.
– Дефибриллятор? – голосом полным ужаса спросил ассистент.
– Нет. Это будет бессмысленная манипуляция, – ответила ровным безэмоциональным тоном.
Все, кто был сейчас в реанимации, застыли истуканами, даже дышать перестали. Все были в ужасе, хотя понятно, что она нежилец.
Мы не успели бы и «заморозить» её, чтобы сделать пересадку печени. Время было упущено.
Мы смотрели на чудовищную рану и ветку дерева, которая пронзила её. На переломанные руки и ноги.
Теперь скончавшаяся женщина – работа для патологоанатомов.
* * *
Заканчивала я смену в прескверном настроении. Решила, что напьюсь сегодня. До потери сознания. Или лучше до потери памяти. Чтобы завтра проснулась и не помнила сегодняшнего дня. И имя своё забыла.
Определённо, нужно лететь к Загорскому и получить от него нужные мне данные. Только он поймёт мои исследования, которые великие умы в научном сообществе сочли чушью. Только он укажет на ошибки и скажет, где я промахнулась.
Будь мой проект уже рабочим, действующим, этой трагедии сегодня точно бы не произошло.
Сегодняшний день поставил окончательную и жирнейшую точку на моём решении лететь на МКС.
Когда уже шла на выход, меня окликнули.
– Громова?
Остановилась и обернулась.
Главврач.