Внеклассная работа по литературе. Сценарии. 5—11 кл.

Твоей душе не даст оно

Воспоминаний чистых, нежных.

Но в день печали, в тишине,

Произнеси его, тоскуя.

Скажи: есть память обо мне,

Есть в мире сердце, где живу я…

Затем выступают несколько ребят со своими сочинениями. Ниже приводится одна из подобных работ, она написана ученицей нашей школы Марией Беккер.

Две Марии.

Ты, Мария, – гибнущим подмога…

Осип Мандельштам

«Горькая»? А может, всё же «любимая»? Конечно, «всё врут календари», но всё же…

Так, наверное, могли гадать о своей грядущей судьбе над выдержками из святцев две девушки, только-только перешагнувшие порог двадцатилетия. Обеих звали Мария. Обе задумались над мистической связью с именем своей небесной заступницы не в день своих именин, а в ночь накануне венчания. И в том, и в другом случае ночь эта – на четвёртый день после Пасхи. И наконец, последнее сходство: ночь эта для моих героинь стала роковой..

Теперь о различиях. Если перед одной Марией лежит календарь1825 года, то перед второй – отрывной численник 1917. Если у первой Марии в роду одни аристократические имена, самые известные имена тогдашней России, то у второй – предки выслуживали дворянство, трудясь на ниве просвещения, подвизаясь инженерами на строительстве железных дорог или маркшейдерами в угольных копьях.

У одной отец – генерал от кавалерии, герой Двенадцатого года. У другой – всего лишь потомственный почётный гражданин города Саратова, правда, удачливый предприниматель.

Одна получила прекрасное образование, общаясь со светочами науки и культуры. У другой за плечами – курс провинциальной гимназии и незаконченный в связи с начавшейся Первой мировой медицинский факультет в Базеле.

Первой был когда-то очарован молодой Пушкин, именно ей были посвящены черноморские страницы «Онегина». О стихах, написанных для второй, ничего известно не было.

От одной остались прекрасные писаные маслом и акварелью портреты, причём кисти самых известных художников своего времени. Образ другой остался лишь на фотографиях, которые добротно исполнены саратовскими фотографами: вот девушка застыла с подругой в гимназической форме, вот свадебный снимок, вот в платье сестры милосердия она среди коллег по санитарному поезду на австро-германском фронте.

Одна прекрасно музицировала и пела. Даже «во глубину сибирских руд» ей был доставлен прекрасный инструмент – пианофорте, как его принято было тогда называть. Другая аккомпанировала себе на гитаре и пела романсы. Вот один, переписанный на мотив «жестокого» в годы германской войны:

Вот прапорщик юный со взводом пехоты

Старается знамя полка отстоять.

Один он остался в своей полуроте,

Но нет, он не будет назад отступать…

Позднее маленькую «дамскую» гитару ей, уезжающей к месту ссылки, пришлось оставить, потому что вес дозволенного багажа был ограничен десятью килограммами и нужно было выбирать между самых необходимых вещей…

Мария девятнадцатого века была тонкая стилистка. Круг её переписки был обширен, а адресаты и корреспонденты известны всей просвещённой России. Успела она написать и «Воспоминания», изданные после кончины. Мария же двадцатого столетия, боясь «третьего глаза», переписку вела скромную и воспоминаний не оставила. О своей жизни и о людях, с которыми встречалась, рассказывала лишь своим внукам.

Оба брака были благословлены любящими отцами. Но через полтора года после свадьбы отец первой чуть не проклял дочь за то, что та пошла наперекор мнению благонамеренного общества. А второй, тоже ровно через полтора года после венчания, бесследно сгинул на чужбине, трагически не успев перетащить семью за пределы вставшей на дыбы России…

Завтра – нет, уже сегодня, после полудня их обеих поведут под венец. И преосвященный возгласит у аналоя:

– Венчается раб Божий Сергий рабе Божией Марии…

– Венчается раб Божий Иосиф рабе Божией Марии…

И будет сладко куриться ладан. И будет сладко щемить сердце. И совсем не горькие слёзы будут заставлять мерцать венчальные свечи. И по правую руку с золотым венцом над головой будет стоять любимый…

Сергей переживёт свою Марию, скончавшуюся в 1863, на два года и успокоится, претерпев все хождения по мукам, рядом с ней, в одном склепе. А Иосиф будет похоронен чужими людьми в безвестной могиле осенью сорок первого года в то время, когда его сын пропал без вести в Киевском котле под станцией Дарница, а жена с дочерью будут мобилизованы на строительство оборонительных сооружений. И второй Марии предстоит одной нести свой крест ещё сорок два года и обрести вечный покой далеко от мужа, на кладбище небольшого сибирского городка.

Но всё это будет потом. А сегодня после полудня они встанут рядом со своими сужеными с венчальными свечками в руках.

Сергей предстанет перед аналоем во всём блеске генеральских эполет и орденов.

Безукоризненно сшитый чёрный фрак будет оттенять белоснежную сорочку и нежную хризантему в петлице Иосифа.

Первый – тридцатисемилетний командир бригады, произведённый в генерал – майоры «с оставлением в Свите Его Императорского Величества» ещё в свои двадцать пять. Кавалер доброй дюжины отечественных и иностранных орденов. Пожалован золотой шпагой за храбрость в битве при Прейсиш-Эйлау.

Второй – тридцатилетний кандидат Московского университета. Талантливый финансист и земский деятель.

Ровно через год Сергей будет арестован в Южной армии, препровождён в Петербург и заключён в Петропавловскую крепость. На фельдъегерском листе будет сделана пометка: «…присылаемого князя Сергея В – ского посадить в Алексеевский равелин или где удобно, но так, чтобы о его приводе было неизвестно. 14 января 1926. Николай». А когда он будет мчаться по заснеженной России, зажатый в санях двумя жандармами, у него родится сын.

А Иосиф ровно через такое же время будет больше года скрываться по укромным углам необъятного Поволжья, чтобы избежать участи заложника «красного террора». И лишь из уст верных людей узнает, что его жена разрешилась мальчиком.

Первенец Марии и Сергея, Николенька, через два года после рождения будет похоронен на семейном кладбище на юге России. Отец и мать в это время будут от него за тысячи верст, в Сибири.

А двухлетний сынишка второй нашей четы, Пётр, умрёт на руках у родителей от жесточайшего дифтерита, потому что у его матери (медика!) в глухой деревушке, куда забросит их судьба, не окажется ни лекарств, ни хирургических инструментов, ни даже чистой тряпицы.

Через полтора года после свадьбы за участие в декабрьском восстании Сергей будет приговорён к смертной казни «через отсечение головы» и «помилован» двадцатилетней каторгой в Сибири, куда за ним и последует Мария. Увидев его впервые в руднике Благодатном она, прежде чем обнятьмужа, преклонит колени и поцелует его кандалы. И в каторжных заводах и после, в ссылке, она будет верной женой и любящей матерью родившимся в Сибири детям (из троих выживет двое). Эта стойкая женщина будет верным товарищем и ангелом – хранителем всем друзьям мужа по несчастью. Она вынесет все и вернётся вместе с семьёй в европейскую Россию лишь через тридцать лет, после смерти мстительного венценосца.

Иосифу же суждено будет изведать в Советской России все тяготы «лишенца» и «бывшего». Перебиваться случайной работой, в лучшем случае – скромным бухгалтером в заштатной организации, и при этом трепетать при каждой проверке анкеты. А Мария будет всюду следовать за ним с двумя детьми, спасаясь от ареста и голода на огромных просторах от Саратова до Туркестана. Обменивать последние семейные драгоценности на хлеб, обихаживать больного мужа и при этом давать должное воспитание и образование детям. В сорок первом году муж избегнет участи быть сосланным навечно как лицо, принадлежавшее «к опорочившей себя нации», лишь уйдя в скоропостижную смерть. Но его дочь, у которой в пятой графе паспорта будет написано «немка», двадцатилетней студентке университета, ссылки не избежит. И Мария последует за ней.

Когда в мундире цвета лазоревого неба Начальник Третьего отделения Его Императорского Величества Бекендорф принял Марию, чтобы вручить ей «высочайшее соизволение разрешить следовать за мужем», он предпринял последнюю попытку отговорить просительницу от столь пагубного и дерзкого решения. На что, согласно легенде, Мария ответила: «Ваше Высокопревосходительство, мне не можно иначе».

В сорок первом году всё было гораздо прозаичней. Сержант госбезопасности с двумя кубарями на синих петлицах гимнастёрки перелистал паспорт Марии и безразлично сказал: «Чего ж вы, гражданочка, вперёд паровоза прётесь? Вы можете не ехать, ведь по паспорту вы русская…»

(Вместо графы «национальность» в документе была графа «вероисповедание», и в ней чёрным по белому было написано «православная». ) Мария лишь твёрдо спросила: «Когда отправляется поезд?»

Но всё это будет завтра. Послезавтра. Полстолетия спустя. Когда-нибудь. А сегодня…

…Одиннадцатого января одна тысяча восемьсот двадцать пятого года со ступеней Киевского кафедрального собораспускается рука об руку со своим супругом княгиня Мария Николаевна Волконская, урождённая Раевская.

…Седьмого апреля одна тысяча девятьсот семнадцатого годаиз врат саратовской церкви выходит Мария Петровна Шмидт, в девичестве – Франц.

Две Марии. Я вижу их обеих. Вторая новобрачная – моя прабабушка. В её память отец и назвал меня Марией. Много раз он рассказывал отдельные эпизоды из жизни моих героинь.

Но тайна имени осталась. И имени ли только?

Что суждено мне? Кто я? Мария – горькая? Мария – любимая? Или – «просто Мария»?