Выбор Младенца

– Цел. – Пилот жевал брикет НЗ. – И думаю, что это вообще за колония? Ничего подобного никогда не было. Внешне всё похоже на колонии Объединённого Человечества, но всем правят «хозяева жизни», да ещё Младенец этот…

– Ты видел эмблему на коробке? – Я смотрел на звёзды, пытаясь найти среди них знакомые.

– Ну, видел, – пожал плечами Лёшка и поморщился от боли в изодранных руках. – И что?

– В детстве я слышал легенду о «Полудне. – Я взял фляжку с тоником. – Это было в начале двадцать второго века, вскоре после истории с големами. Именно из-за неё тогда и подняли вопрос: нужны ли Человечеству те, кто считает себя «хозяевами жизни»? Но они тогда имели ещё очень большую власть, до их Бегства было далеко, и уйти из Солнечной системы решили нормальные люди. Молодёжь, мечтавшая о мире без войн, мире равных возможностей, мире, где ценят каждого человека. Они любили старинные книги, в которых описывался такой мир, и, построив корабль – один из первых межзвёздных, он даже в Летопись не был внесён, она тогда не велась ещё, – назвали его «Полдень». Корабль ушёл незадолго до истории с Детьми Марфы, на нём, как говорят, был композитор, написавший музыку, которую потом использовали для гимна Объединённой Земли. Больше о корабле ничего неизвестно. На той коробке была эмблема «Полудня».

– Но если так, то почему?.. – Лёшка был потрясён. – Как они, мечтавшие о мире равных возможностей, построили вот такое?!

– Не они, – еле слышно сказал Эл. – Я же успел немного поговорить с тем стариком, до того, как его… как его убили. Он рассказал мало, но кое-что успел. Через несколько десятков лет после того, как корабль сел на этой планете, была эпидемия, погибли почти все взрослые, остались лишь дети и подростки, кое-что знавшие из простых технологий, но и только. Умиравшие собрались на корабле и закрыли его, как мы сейчас свой. Вы же заблокировали его?!

– Да, не волнуйся, – успокоил его Лёшка. – Старичок послужил нам в последний раз.

– Хорошо. – Эл облегчённо вздохнул. – В общем, тогда осталась лишь молодёжь, родившаяся уже здесь. И воспринимавшая рассказы старших о «хозяевах жизни» как старую сказку. Им не хватило знаний, чтобы предотвратить регресс.

– Скорее, этих знаний не хватало изначально. – Я старался вспомнить легенду. – Построившие корабль были идеалистами, верившими, что стоит только уйти с Земли, оставив на ней все «устаревшие» знания, и этого будет достаточно. Надо всего лишь правильно воспитывать детей. Но ведь кроме любви и дружбы есть ещё и экономика, и психология, а они этого не учитывали, как и многого другого. Они изначально не смогли создать равновесие, опираясь лишь на идеалистические принципы, и скатились к той же структуре. Эпидемия лишь ускорила это. Ведь сказки о «хозяевах жизни» уже были. Но то прошлое. А вот как ты всё это сделал?

– Я? – Эл слабо улыбнулся. – Вы думали, что Чжоу не разберётся с катером, да? Пока мы летели к Короне, он понял, как им управлять. Ещё когда мы ели, его люди в катер бомбы загрузили.

– Что? – Мы с Лёшкой не могли поверить, но всё же смутно помнили, что солдаты на самом деле какие-то ящики с собой тащили.

– Почему ты думаешь, что бомбы? – Лёшка всё-таки не верил.

– Из одной коробки запал торчал и порох сыпался. Я в детстве как-то его сделал – порох-то, – ох мне тогда и влетело! – Эл чуть улыбнулся, стараясь не показать, насколько ему плохо, но на его лбу выступил пот, дыхание сбилось. Я поспешил вколоть биологу обезболивающее, думая про себя, что лекарства хватит всего на сутки-двое.

Отдышавшись, Эл продолжил:

– Чжоу хватило бы одного дня, даже меньше. Это была бы первая на планете бомбардировка. На Короне я понял, что делать. Ты заметил эмблему на коробке, а я – узор на тех приборах. Это побеги и стручки бобовых. У нас на Помоне тот же обычай, он очень древний, идёт ещё с Земли. Раньше был праздник «бобового короля»: кому в пироге попадётся боб, тот становится королём праздника. Потом обычай немного изменился, и у нас теперь связан с праздником урожая. На нём два короля. Один выбирается по результатам работы за год – это лучший из лучших в земледелии или животноводстве. Второй определяется случайным образом, своего рода лотерея. На время праздника они обладают почти неограниченной властью. А выбирает их…

Эл снова улыбнулся, совсем по-мальчишечьи, словно забыв о страшных ранах.

– Выбирает их Малыш! Понимаете? Малый вычислительный центр ещё в древности прозвали Малышом. Местные за сотни лет переиначили слово, превратив его в Младенца.

– Значит, это не христианская символика, – с облегчением вздохнул Лёшка. – Рад, а то как-то не по себе было.

– Нет, не христианская. – Эл ненадолго замолк, собираясь с силами. – Когда я увидел эти стручки в узоре, то понял, что к чему, и что нужно делать.

– И обманул их, – кивнул я. – Они ведь так и не узнали выбор Младенца… Малыша. Их те твари сожрали.

– Узнали, – изменившимся голосом сказал Эл. – Это не твари, это наши эмбрионы, малыши, которых мы создали…

– Для чего?! – Мы с Лёшкой не могли поверить. – Таких монстров?!

– Они не монстры! – Голос биолога зазвенел. – Это эмбрионы с незавершённым превращением. Вы же не сравниваете гусеницу и бабочку. Да и сами вы до рождения не были похожи на сегодняшних себя. Мы делали их для той планеты, они не принадлежат к земной линии Жизни и здесь погибли почти сразу: наша атмосфера смертельна для них. Я активировал контейнеры, пока вёл катер, и специально летел медленно – ждал, пока малыши проснутся. Недоразвитые эмбрионы при пробуждении умирают от голода и поэтому начинают пожирать друг друга. Я всё время боялся этого – что они проснутся и умрут. Они же малыши совсем, им страшно было и больно. Они жить хотели, а не убивать! Но если бы они по-настоящему родились и выросли… Они были бы очень красивы! А я убил их, убил сотни нерождённых детей, пусть и не Разумных. Я убил тех, кого должен был защищать!

Эла начало трясти, да так, что он чуть не упал, и мне пришлось подхватить его, стараясь не зацепить раны, но это было невозможно – на биологе живого места не оставалось. Он молча плакал, забыв о нас и не чувствуя ран. Он не плакал ни от побоев, ни в этот безумный день, но теперь не мог сдерживаться. Это была не боль истерзанного тела, а неизбывное, как у маленького ребёнка, горе оплакивающего своих близких человека. Он видел тех существ не всепожирающими тварями, а взрослыми прекрасными животными, он был их создателем, отцом, и оплакивал их, как своих детей, понимая, что снова поступил бы так же.

До меня дошло, почему он в ангаре встал около самой двери – хотел до конца оставаться со своими малышами, пусть даже так. И противостоял «хозяевам», готовым уничтожить весь мир ради мимолётной власти.

Мы молчали, не зная, чем помочь другу, и осознавая теперь, насколько он сильнее нас обоих – невысокий стеснительный парень, так раздражавший меня своей кажущейся наивностью. И своими, вроде бы неуместными, разговорами о детстве возвращавший нам силы и надежду все дни плена и допросов. Теперь мы оба начинали понимать то, чем жил Эл – древний, насчитывавший миллиарды лет, закон СРР: «Жизнь важнее жизни». Жизнь и Разум, за которые стоит отдать свою жизнь!

***

Проснулся я ещё до рассвета, от боли в ногах. Рядом с катером тихо дышало море, едва слышно шевеля гальку на берегу. Я уже почти забыл, что это такое – спать рядом с морем, слышать его голос, вдыхать запах бескрайней воды. Мне невероятно захотелось плавать, захотелось смыть с себя всю грязь и боль прошедших дней, снова, как в детстве, ощутить ласку волн. Глупое, безумное в нашей ситуации желание. Но непреодолимое. Я тихо, стараясь не разбудить Лёшку и Эла, выбрался из катера и, хромая, пошёл к воде. Местные-то купаются, значит, и мне можно.

Вода ласково приняла меня, хотя была не такой, как на Тефиде, а мутноватой и почти пресной. Но всё же это было море. Я лежал на спине, радуясь покачивающим меня волнам и наблюдая слишком быстрый восход солнца. Наконец, почувствовав себя успокоенным и набравшимся сил, повернул к берегу.

Около нашего крохотного «мопеда» стоял большой медицинский катер, в который уже закатывали носилки с Элом. От группы людей отделилась русоволосая девушка, слишком худая после болезни, что ещё сильнее подчёркивалось чёрной курсантской формой.

Я ускорил шаг.

Нисса подошла, улыбнулась мне:

– Ну здравствуй, потеряшка!

– Здравствуй!

Я улыбнулся ей, постепенно осознавая, что на этой планете больше никогда не будет Хозяев Жизни и Смерти.

Август 2018