Выбор Младенца

– Атмосфера полностью земного типа, и, судя по отражению света, на поверхности есть развитая хлорофилловая растительность. Это одна из трансформированных планет!

– Значит, выживем! – обрадовались мы, но Эл нас одёрнул:

– Без скафандров не выпущу! Но нам на самом деле повезло. Всё, пойду проверять контейнеры.

***

Нашу просьбу о помощи унесли по рассчитанному маршруту сразу несколько аварийных передатчиков: выскочат у ближайшей крупной колонии и продублируют друг друга. А мы, радуясь невероятной находке – планете, когда-то кем-то трансформированной для Жизни земного типа, точно так же, как мы сейчас, следуя идее предка Эла, трансформируем безжизненные шары, – шли к ней прямым ходом.

Утром мы, уже полностью придя в себя после встряски, делали первый виток вокруг планеты, подыскивая место для посадки. Бедный наш кораблик, в обычное время дружелюбно-молчаливый, теперь, словно дряхлый старик, поскрипывал переборками, не справляясь со звукоизоляцией. Световые панели стен медленно тускнели, как умирающие светлячки, пульты всё сильнее барахлили, и лишь система жизнеобеспечения работала как всегда, да холодильники в грузовом отсеке бесстрастно сигналили: «всё в порядке».

– Воздухообмен и фильтры работают нормально, – обернулся к нам от пульта Эл. – Но при возможности лучше дождаться помощи вне корабля, хотя бы в катере. Сидеть в темноте мне не очень хочется.

– А микробы? – скептически хмыкнул Лёшка. – Ты же сам грозился, что без скафандров нас из корабля не выпустишь. И как твои драгоценные образцы без присмотра останутся?

– На месте выясним, к тому же в катере автономная система, а холодильники я… – начал было биолог, но его перебил сигнал Малыша.

– Что случилось? – Они оба ждали от меня, связиста и навигатора, чуда, надеясь, что это позывные спасательной службы, но я сам пока ничего не мог понять. Потом, опомнившись, переключил экран.

– Разумные! – Эл с Лёшкой выдохнули это одновременно, а я даже сказать ничего не мог от неожиданности. На экране на самом деле горели подсвеченные программой пятнышки поселений – в наиболее удобном для жизни месте, в лесной полосе у побережья внутреннего моря единственного материка. Я дал максимальное увеличение, и наше удивление начало перерастать в ступор: на экране были явно человеческие поселения с небольшими домами, мощёнными камнем дорогами, по которым двигались повозки – в основном такие, какие животными тянутся. На реках и у побережья белели паруса небольших кораблей.

– Потерянная колония? – Лёшка вглядывался в экран, пытаясь рассмотреть людей, но техника у нас была слабой – только движущиеся точки и показывала. Пилот же встревожился:

– Если это колония «хозяев жизни»… Нет, вряд ли, их здесь слишком много, они не могли за пять веков настолько увеличить численность. Формула Капицы…

– Могли. – Я пытался вспомнить, как действовать в таком случае. Ну почему с нами нет Ниссы? Это был бы её триумф: стажёр-контактёр открывает потерянную колонию. – В формуле коэффициент прироста свой для каждой планеты. Так что тут и несколько миллионов может быть.

– Нисса говорила, да? – Лёшка улыбнулся. – Тогда не спорю. Но теперь придётся делать ещё виток, искать другое место, подальше от поселений. Сам знаешь, потомки «хозяев жизни» непредсказуемы.

– Они не похожи на классических «хозяев», – обернулся к нам Эл. – У тех обычно есть явный центр колонии, резиденция первых правителей – они ведь в первую очередь себе крепость строили. А тут всё на мою родину похоже: сёла, небольшие городки, даже непонятно, где первое поселение.

– А кто ещё это может быть? – Лёшка перелистывал кадры. – Практически все колонии Объединённого Человечества известны, а вот во время Великого Бегства «хозяева» клепали корабли десятками, лишь бы свою власть сохранить, хоть над кем-нибудь. Ладно, сейчас о насущных делах думать надо. Ханс, они могут нас засечь?

– Нет. – В этом я был уверен. – Их техника слишком слаба, у них не может быть ничего сложнее простых радиоприёмников и оптических телескопов.

– А мы их можем прослушать?

– Попробую.

Я начал возиться с настройками, Эл же, словно забыв о колонии, снова занялся своими контейнерами.

Через несколько часов, уже хорошо изучив карту материка, мы выбрали место для посадки: – примерно в тысяче километров от поселений, в широколиственном лесу, занимавшем почти половину материка. Лёшка делал последний виток перед заходом в атмосферу, мы с биологом перепроверяли системы корабля и прикидывали, что делать после посадки.

– Я в оба катера большие аптечки положил, – немного смущённо предупредил меня Эл.

Это его смущение начинало раздражать меня. Казалось, что биолог неуверен в себе и постоянно требует поддержки и одобрения. Да и внешний вид Эла мало вязался с его положением стажёра в самостоятельном рейсе: щуплый парень напоминал затюканного подростка из какой-нибудь забытой богом колонии «хозяев». Но нам предстояло ещё как минимум неделю работать вместе, поэтому я, не показывая своего раздражения, кивнул, подтверждая правильность его действий:

– Хорошо. И НЗ на неделю, в каждый.

– Сделал уже. – Он едва заметно улыбнулся.

– Ребята, по местам! Сейчас в атмосферу войдём, трясти может, – связался с нами Лёшка, и мы поспешили в рубку. Посадка-то нештатная и, как это ни грустно, последняя для нашего кораблика.

Сели мы на удивление хорошо, не каждый раз в учебке так удавалось. Лёшка устало откинулся в кресле:

– Последний порт у старичка. Эл, Ханс, за работу.

Радостный биолог, быстро перепроверив состояние своего драгоценного груза, занялся отправкой немногих уцелевших биозондов. Я засел изучать эфир, хотя и был уверен, что, кроме атмосферных помех, ничего не поймаю. Колония здесь выглядела совсем архаичной. Лёшка же пошёл готовить: если переберёмся в катер, придётся на НЗ сидеть, так что, пока есть возможность, лучше нормально пообедать.

Уже через час биолог удовлетворённо улыбнулся:

– Планета для нас полностью безопасна. Трансформировали её около миллиона лет назад, взяв за основу биоценозы Евразии. Здесь, где мы сели, смешанные леса, ближе к морю – широколиственные и лесостепи. Животные мало отличаются от земных. Наши предшественники не заморачивались тут с экспериментами. Так что за медведями не бегать, на лосях не кататься, и будет нам счастье.

Я кивнул, слушая его краем уха и стараясь понять, чем вызваны нестандартные шумы в радиоэфире. Попытался выловить подозрительную частоту, и рубку внезапно заполнили плохо различимые, но всё же узнаваемые звуки – вступление к старинному гимну Объединённого Человечества.

– Не может быть! Наша колония? Здесь? – Лёшка, как раз пришедший звать нас на обед, опомнился первым. – Что они говорят?!

Я включил переводчик, благо, он входит в основную прошивку и от аварии не пострадал. Но после музыкального вступления-позывных прозвучало всего несколько фраз на довольно сильно изменённом кането – старинном искусственном языке, незадолго до Контакта придуманном для общения между разными народами Земли, но так и не получившим распространения: искусственные языки всегда ограничены по сравнению с обычными и или забываются, или сильно трансформируются, теряя свою универсальность. Местные передали только дату по местному и земному календарю (с последней они ошиблись десятка на три лет), прогноз погоды для нескольких поселений – наверное, наиболее крупных – и время следующей передачи. Потом снова прозвучал фрагмент гимна – уже финал – и всё замолкло.

– Это великолепно! – сиял Эл. – Парни, если здесь наша колония, то мы можем дождаться помощи у них и за это время установим контакт, наберём материалов для исследований, да и местным покажем, насколько Люди продвинулись во всех вопросах, и как мы рады, что нашли их!

Лёшка, уж на что командир экипажа, тоже был невероятно оживлён и уже обдумывал, что взять для местных, чтобы не появляться перед ними с пустыми руками. Я всё ещё колебался, вспоминая рассказы Ниссы о потерянных в первый век освоения космоса колониях – истории эти не очень вдохновляли на контакт – И, что намного важнее, Устав Космической Академии, запрещающий неспециалистам установление контакта с вновь обнаруженными колониями Людей: во избежание передачи неподготовленным и потенциально агрессивным обществам наших технологий. Впрочем, были не только колонии «хозяев жизни», но и, пусть очень редкие, но иногда находившиеся поселения потомков экипажей сбившихся с курса кораблей первого века освоения Галактики. В таких поселениях, зачастую живших очень тяжело, но сохранявших ценности гостеприимства, товарищества и уважения к Жизни и Разуму, Людей встречали с невероятной радостью. Вспомнив это, я всё-таки согласился выйти на связь с местными. Сначала в радиоэфире, а потом, если всё пойдёт удачно и местные согласятся принять нас, отправиться к ним на большом катере. Нашего старичка можно на это время закрыть, оставив работать только маяк для спасательной группы и аппаратуру грузового отсека. Нет, Нисса бы такого нам не позволила! Она требования безопасности помнит крепче своего имени.

***

Сначала всё шло так, как и ожидал Лёшка. Связь с местными удалось установить тем же вечером, хотя их аппаратура и была слабой, так что переговорить получилось лишь с ближайшим крупным поселением. Они сразу откликнулись на позывные старого гимна, а узнав, что нас всего трое, пригласили к себе, радуясь, что их нашли, и теперь они вернутся к цивилизации. И мы оставили корабль. Хорошо ещё, ничего о нём не сказали: Эл настоял, объясняя всё тем, что, если местные узнают о корабле, то захотят увидеть его, и им придётся показывать и грузовой отсек, а там ведь его любимые образцы, которые нельзя расконсервировать.

– Местные подумают, что мы от них что-то скрываем, – с привычным и так надоевшим мне смущением говорил биолог. – Катер у нас большой, а местные разницы между настоящим кораблём и планетарником наверняка не знают.

– Ладно, – согласился Лёшка, на самом деле очень желая похвастаться нашей техникой, но тоже понимая, что лучше повременить. Кораблик-то у нас уже отработал своё. Я же вообще не хотел особо откровенничать перед местными.

– Загружайтесь. – Лёшка включил пульт катера. – Эл, ты уверен, что твои образцы не стухнут? Неохота вернуться и застать вместо корабля вонючую помойку.

– Это не образцы, а эмбрионы! – возмутился биолог и показал запястье: – У меня на ком все данные выведены, я постоянно контролирую.

Мы летели над густым, совсем земным с виду лесом, потом над посёлками, еле успевая зацепить взглядом деревянные и каменные домики, совсем небольшие и чем-то неуловимо нас смущавшие, повозки на узких и странно неровных дорогах, наполовину убранные поля – здесь как раз был конец лета.

Часа через два показался городок, в котором нас пригласили остановиться. В нём уже были довольно большие – в два-три этажа – дома, ухоженный сквер, белёное здание администрации с несколько странно выглядевшими здесь дорическими колоннами небольшого портика. На площади перед ней мы и сели, немного смущаясь довольно большой толпы встречающих и готовясь к чему-то вроде торжественных речей. Почему-то жители потерянных колоний всегда проводят первую встречу одинаково.

Катер сел, его окружила толпа ярко одетых людей. Едва мы вышли – все трое, как идиоты, – нас обступили и вроде бы вежливо, но не давая сделать и шага в сторону, повели в здание.

В большом светлом зале нас встретил довольно высокий, жилистый и полуседой человек с властным взглядом желтовато-серых глаз.

– Приветствую представителей Земли!

Наши переводчики слегка запаздывали, и он, поняв это, стал говорить медленнее:

– Мы рады гостям с нашей прародины! Сейчас отдохните, а вечером будет праздничный ужин!