Маски трёх эпох. Том 2. Посланники

Выходя из резиденции, мы впервые услышали за спиной сказанные шёпотом слова, которые потом сопровождали нас повсюду и произносились на всех языках, на которых говорили жители Петербурга: «слуги дьявола».

Сделав ещё несколько визитов к представителям дипкорпуса мы, уставшие от тряски кареты и от внешне светских, но выматывающих все нервы разговоров, вернулись домой. И увидели около яхты уже привычную картину – толпу зевак, которую удерживали на расстоянии от парапета присланные для охраны яхты полицейские.

Поднимаясь в шлюз, я заметила движения стоящих в толпе людей – они снова то испуганно крестились, то показывали нам фиги. Страх и любопытство создавали гремучую смесь, грозившую привести к взрыву. Нам нужно было вызвать как можно больше любопытства, одновременно сводя на нет страх горожан.

***

Императорская чета в окружении немногочисленной свиты прибыла в девять утра. За час до этого полиция и гвардейцы оцепили всю набережную аж до Адмиралтейства, вытеснив зевак на боковые улицы или, если позволяли владельцы, в расположенные вдоль набережной особняки.

Мы с Лантом встретили венценосных гостей у шлюза и провели в гостиную жилого уровня, извиняясь, что парадные помещения наверху готовятся для официального приёма, который, если его величество дозволит, состоится десятого июля. По моему приказу робо-горничные подали прохладительные напитки и вазы с тропическими фруктами, о которых на берегах Невы и не слышали.

После угощения мы провели для императора и его приближённых небольшую экскурсию по жилому уровню яхты. Александр дольше всего задержался в рубке, слушая объяснения Ланта и разглядывая выведенную на стену физическую карту мира. Елизавете больше понравилась увитая зеленью гостиная, и императрица ненавязчиво выпросила у меня отростки особо приглянувшихся кустов.

Впечатлённые увиденным, венценосные гости с ещё бо?льшим любопытством спустились на лифте на технический ярус и прошли в гараж, где стояли три мобиля – два городских и один для дальних поездок. В углу, под плотными чехлами, прятались пока что законсервированные жилые трейлеры на случай, если нам всё-таки дадут разрешение на поездку по стране.

Городские мобили внешне напоминали довоенные представительские машины высшего класса – довольно тяжеловесные с виду, высокие, с большим просветом, позволявшим ездить по не очень-то качественным дорогам российской столицы. Передние кресла поворачивались так, что при желании можно было ехать и как обычно, глядя на дорогу и управляя машиной, и, если этого требовали обстоятельства и этикет, сидеть лицом к почётным креслам в глубине салона. В закутке за креслами располагались два откидных сиденья, на которых могли ехать слуги или не особо знатные пассажиры. Под длинным капотом прятался не только небольшой двигатель – ему много места не требовалось, да и выглядел он просто герметично закрытой плоской коробкой, – но и довольно приличный запас платины на случай, если потребуется что-то срочно создать. Дверцы бардачков рядом с передними сидениями маскировали то, что биологи по аналогии назвали бы выводными протоками, а Лант, и я вслед за ним, стали называть выводами материи.

Лант отдал с браслета приказ, и стенка гаража выгнулась, образовав трап, упёршийся в лестницу набережной рядом с уже существующим парадным шлюзом. По трапу вверх выехали мобили. До нас донёсся нарастающий гул любопытной и испуганной толпы. А дальше начались испытания.

Основной причиной демонстрации мобилей было не любопытство императора, а практический вопрос безопасности невиданных экипажей. Не задавят ли они людей? Не испугают ли лошадей? Не повредят ли здания? Для того, чтобы проверить всё это, на набережной установили деревянные препятствия – столбы, тумбы, заборы. А ещё привели нервных, то и дело всхрапывавших и пытавшихся встать на дыбы молодых жеребцов. Не испугаются они – и клячи останутся спокойны.

Мы с Лантом боялись намного больше собравшихся на небывалое представление зрителей. Боялись, потому что в отличие от них знали, что такое потерявшая управление машина. Но мобили с честью выдержали все испытания, больше часа нарезая круги по набережной и состязаясь с норовистыми лошадьми опытных кавалеристов.

– Смотри, – шепнул мне Лант. – Вон тот жеребец. Его уже несколько раз в пах кололи, чтобы взбесился, а он ноль внимания.

Это было правдой. Несколько человек то ли по чьему-то приказу, то ли по собственной инициативе пытались сделать всё, чтобы лошади, увидев мобили, понесли. Но выходило наоборот, и при приближении мобиля кони переставали всхрапывать, успокаивались и с любопытством поглядывали на негромко рокочущие странные повозки. Хорошо поработали зоопсихологи Лорна, подобрав внешний вид и цвет мобилей, продумав запахи и, что было самым важным, звуки. Негромкий рокот издавали не моторы, а особые устройства, работавшие сразу в трёх диапазонах. Всё вместе приводило к тому, что ни одна лошадь за время испытаний не взволновалась. Ну а вопросы аккуратной езды – насчёт этого мы с Лантом совершенно не беспокоились.

Наконец Александр посчитал, что экипажи выдержали все испытания. И тут же изволил прокатиться в мобиле, причём вместе с супругой и двумя свитскими. Мы с Лантом выполнили его желание и часа два катались по городу в сопровождении десятка верховых офицеров, ехавших впереди и позади экипажа.

Император, наслаждаясь поездкой, решил одновременно побыть для нас гидом и показать достопримечательности Петербурга. В результате мы с Лантом окончательно уверились, что Петербург начала девятнадцатого века – очень тихий и для нас совершенно провинциальный город со множеством утопающих в зелени садов городских усадеб, чаще всего деревянных, только оштукатуренных под камень, и с пустырями и лужами даже в центре города. На одной из таких луж, в самом начале Невского проспекта, катались на самодельных плотиках мальчишки. Роскошные дворцы отражались в этой луже и не особенно влияли на общую картину.

К двум часам дня мы довезли императорскую чету до Каменноостровского дворца и смогли наконец вернуться домой, где восторженная и перепуганная Жюли не находила себе места, гадая, вернёмся ли мы вообще. Это же дикая Россия!

***

Следующую неделю мы не имели ни минуты свободного времени. Нам требовалось посетить послов, министров и сенаторов, и, разумеется, принимать ответные визиты. Единственное, что мы пока не сделали, – не были представлены вдовствующей императрице. Мария Фёдоровна летом жила в Павловске и в столице не появлялась, а нам было запрещено покидать Петербург. Возможно, и по той причине, что молодой император отстаивал своё право самодержца, неявно, но настойчиво отодвигая мать на вторые роли. Хватало того, что весь двор собирался у неё, а новых послов лучше подержать при себе.

Поездки по городу очень нас выматывали, как и необходимость постоянного общения с совершенно чуждыми людьми, относившимися к нам с плохо скрываемой неприязнью. Да и реакция обывателей на мобиль, пусть и предсказуемая, пугала. Люди всё так же боялись нас, и было уже несколько случаев, когда в мобиль кидали то какой-нибудь гнилью, то грязью и даже камнями. Благо, что ни царапин, ни разбитых стёкол в экипаже не могло быть в принципе. Другие послы не сталкивались с подобным, потому что их в случае чего сопровождала охрана, да и опознать карету без гербов не так просто. А наш экипаж был единственным не то что в городе – на всей планете.

Понимая, что с враждебностью горожан нужно что-то делать, мы с Лантом даже сходили в Николаевский Морской собор на воскресную литургию. При нашем появлении люди шарахнулись в стороны, позабыв о делении на «мужскую» и «женскую» половины храма, но вскоре успокоились, и по церкви пошли шепотки, что «чужеземцы-то, глянь, не бесы, святой воды не боятся». Стояли мы, как и полагается иностранцам, у самого входа, но выстояли всю службу и даже были окроплены святой водой – перепуганный священник очень постарался отметить «слуг дьявола». Когда все увидели, что мы не беснуемся, не дымимся и не проваливаемся сквозь землю, а даже кидаем в ящик для пожертвований серебряные рубли, люди немного успокоились. После службы священник, набравшись смелости, подошёл поговорить с нами и очень удивился тому, что я знаю две молитвы. Слухи о том, что мы были на службе, разошлись по городу с такой же скоростью, как до этого – о «бесовском корабле».