Чардаш смерти

Чардаш смерти
Татьяна Олеговна Беспалова

В сводках не сообщалось…
Битва за Воронеж в годы Великой Отечественной войны продолжалась 212 суток, и на левый берег одноименной реки захватчики так и не прошли. А Матвей Подлесных, участник Империалистической войны, георгиевский кавалер, стал предателем. Впрочем, он никогда и не сочувствовал советской власти. В мирное время жил вдали от людей, промышлял охотой и знахарством, в военное – занялся отловом своих земляков-партизан, совершавших диверсии в тылу фашистских войск. Однажды ему даже довелось изловить своего давнего, злейшего врага – Красного профессора Родиона Табунщикова. Но ранней зимой 1942 года судьба-злодейка неожиданно свела их обоих с лейтенантом венгерской армии Даниэлем Габели, известным всей Воронежской губернии как Убийца русских. И вот в затерянной среди полей и рощ, выгоревшей и вымершей деревеньке западнее Воронежа непримиримые враги в смертельной схватке объединяются в общей ненависти к супостату.

Татьяна Беспалова

Чардаш смерти

© Беспалова Т.О., 2018

© ООО «Издательство «Вече», 2018

© ООО «Издательство «Вече», электронная версия, 2018

* * *

«Ничего грязнее, жестче, кровавее, натуралистичнее прошедшей войны на свете не было. Надо не героическую войну показывать, а пугать, ведь война отвратительна. Надо постоянно напоминать о ней людям, чтобы не забывали. Носом, как котят слепых, тыкать в нагаженное место, в кровь, в гной, в слезы, иначе ничего от нашего брата не добьешься».

    Виктор Астафьев

«Он преисполнен мудрости. Он есть частичка мироздания, несущая в себе всё мироздание. Он готов на всё и ко всему. Он готов доже к лучшему. Он ждет его, даже если не верит в него. Он надеется на худшее. Он есть Ничто т. е. Всё. Он есть Бог, прикидывающийся Дьяволом. Он есть Дьявол, прикидывающийся Богом. Он есть в каждом человеке».

    Александр Зиновьев

Пролог

Слишком жарко – не продохнуть. Коза упряма и пуглива. Земля под ногами трясется, вздрагивает, словно желая стряхнуть и Анюту, и козу. Обе бредут по чёрной колее. У Анюты за плечами мешок, в руке – лохматый конец верёвки. Другой её конец привязан к ошейнику козы. Слева от колеи – выгоревшие до тла яровые. Справа – зарастающая, в ожидании озими, пашня. За спиной зелёная стена лесополосы. Впереди ничего, кроме изогнутого плавной дугой горизонта и одинокого дерева. Липа это или клён – издали не разглядишь, но крона широкая. Дерево не повреждено пожаром, потому что стоит посреди незасеянной части поля. Пения жаворонков и цикад не слышно. Всё живое попряталось в ожидании прихода железного зверя, который уже рычит за горизонтом. Железный зверь – колонна бронетехники. Сейчас она движется по тракту, проложенному вдоль железнодорожных путей. А по железной дороге один за другим следуют составы. Паровозы тащат их с запада на восток, в сторону Воронежа. Железные гусеницы танков и железные колёсные пары составов заставляют землю дрожать. Но Анюта идёт без опаски. Она уже сделала своё дело. В заплечном мешке пара нечистого белья – более ничего. Слева, на невспаханной части поля, полным полно мин. Части РККА оставили эти места недавно, а немецкие сапёры ещё не успели поработать. На левой части поля, там где огонь выжег весь урожай лета 1942 года, мин, скорее всего, уже нет. Смертоносная начинка черной земли уже подорвалась. Анюта рассчитывала переждать остаток дня в этой части поля, в одной из воронок или под одиноким деревом, чтобы отправиться дальше по ночной темноте и прохладе. Девушка на минутку прикрыла глаза. На карте это дерево было обозначено жирным зелёным крестом. Странно! Зачем рисовать на картах одинокие дерева? Случись на этом поле бой – и дерево вполне могло бы погибнуть. Но Родион Петрович научил её запоминать, и она помнила карту сейчас так же ясно, как десять дней назад. Неужто дерево выжило специально для того, чтобы она, одинокая девчонка, недоучившаяся студентка сельхозинститута смогла переждать там дневную жару с этой вот приблудной козой? Она могла бы переждать день и в лесополосе. Но, пожалуй, лесополоса сейчас самое опасное место. Кроны обильно зеленеют. Подлесок густой. В таком месте можно спрятать танк, эскадрон конников, да всё что угодно!

Весь путь от села Сельский пролетарий до этого вот поля Анюта проделала, избегая лесополос и посадок. Шла только полями. Так учил её Красный профессор Родион Петрович Табунщиков. Анюта провела в пути уже пять дней, ночуя в балках, сараях на пустующих подворьях, которых в этот второй военный год на правом берегу Дона было немало. На одном из подворий она и подобрала брошенную хозяевами козу. Иных знакомств ей посчастливилось избежать. Лишь вороны да жаворонки парили у неё над головой, да пролетали с запада на восток вражеские эскадрильи. Война копошилась за горизонтом, ухала разрывами, шкрябала железом по железу. Анюта слышала её, она чуяла её тяжёлую поступь, но видела только дымные облака вдали и следы гусениц под ногами. До цели – лесного брода через Дон – осталась всего пара километров. Сухой паёк был давно поделен, и уже вторые сутки Анюта почитала голод худшим из зол.

А ещё она надеялась проскочить через Дон никем не замеченной, но как же ей не повезло! Анюта привыкла смотреть под ноги, всегда опасаясь наступить на мину. Наверное, потому она не сразу заметила всадника. Только услышав конский топот, подняла голову и… Вот он, совсем рядом.

Всадник летел над опалённой стернёй. Белый, тощий конь под ним стлался, выкидывая далеко вперёд голенастые, длинные ноги. Серый пепел вздымался за спиной всадника густым облаком и медленно оседал на опалённую землю. Вот всадник поднял карабин, выстрелил на скаку, не целясь. Пуля ударила в чёрную дорогу, прямо перед Анютой. Девушка упала на колени, выпустила из ладони верёвку, скорчилась, прикрыв голову руками. Подол платья пах горелым колосом. Если самой не убежать, так пусть хоть коза убегает. Но строптивое животное поступило по-своему, не пожелало спасаться, прижалось к ней, замерло. Всадник окриком остановил коня. Русский. А через мгновение Анюта услышала металлический лязг – он передёрнул затвор карабина.

– Ты кто?

Она молчала.

– Подними голову!

Анюта распрямилась и в первый раз посмотрела в лицо всадника. Нижнюю его часть закрывал грязный бабий платок. Дряхлый картуз низко сидел на голове, закрывая весь лоб до бровей.

– Кто вы, дядя? – решилась спросить Анюта.

– Всадник Апокалипсиса, – был ответ.

Анюта с облегчением выдохнула – ей показалось, будто всадник смеётся.

Прыжок козы привёл в замешательство Анюту и обескуражил тощего мерина, на котором восседал всадник. Мерин прянул назад, коза последовала за ним, наставив на противника короткие, кривые рога. Конь затряс головой, вскинул передние копыта. Ветхий картуз полетел на землю, обнажив белый, голый череп. Всаднику быстро удалось управиться со своим тощим одром и заставить его стоять неподвижно на четырёх ногах. Бабий платок между тем сполз ему под подбородок. Почудилось ли Анюте или в яви увидела она безгубый, широко отворенный рот, запавшие глазницы, проваленный нос, впалые, бесцветные щёки. Всадник быстрым движением вернул платок на место. Со сноровкой циркача, не покидая седла, наклонился и стволом карабина подцепил картуз. Для этого он использовал странное, похожее на обычную косу орудие. Кажется, такой остро отточенный серп на длинной рукояти называется алебардой. Но всадник уже нацепил картуз на голову, совершенно скрыв от неё своё безобразное лицо.

Анюта продолжала стоять на коленях, не решаясь подняться. Правая рука раз за разом окрещивала лоб, плечи и пуп. Стараясь не смотреть на морду лошади, она уставилась на покрытые чёрной пылью её копыта. Анюта слышала, как фыркает мерин, слышала топот за спиной – к ним приближались другие всадники. Эти выскочили из лесополосы. Не один, не два – несколько. Солнце стояло высоко, обрушивая на девушку мегатонны жара. Грудь, спина, подмышки – всё взмокло, всё сделалось липким. Всадник стоял прямо против солнца, но тень, отбрасываемая им, была слишком короткой – и не спрятаться, и лица всадника не рассмотреть. Да и не хотела Анюта рассматривать его лицо. И без того ясно – свой, советский, но не окруженец. Одет ведь не по форме – в полосатые штаны и короткие сапоги со шпорами. Странная, пугающая картина. До начала войны Анюта видела такие вот шпоры только на цирковых наездниках и на фотографиях, оставшихся со времён Гражданской войны. А тут ещё эта коза! Животина снова прижалась к ногам, дрожит, взблеивает. От её шерстистого бока ещё жарче. Хорошо! Если чувствуешь жар и холод, значит, пока не шибко боишься. Анюта попыталась отпихнуть козу локтем, но та не пожелала отстраняться. Топот копыт приближался. Анюта глянула через плечо – так и есть. Три всадника. Все на тощих грязно-белых скакунах. Что же это? Если коней нарочно под стать друг другу выбирали, то почему получше не поискали? С одного конного завода кони или… Анюта опустила голову и уставилась на знакомые теперь до мелочей копыта. Значит, их действительно четверо, как в библейской притче. Если пуститься бегом по полю – непременно и быстро нагонят. Да и мины там. Множество мин. Бежать по выгоревшей стерне так же бессмысленно. Горелая нива изрыта воронками. Провалишься – ноги переломаешь, но не убежишь всё равно. Куда же спасаться? Топот копыт затих. Зазвенела сбруя. Всадники осадили коней неподалёку от неё. Анюта снова обернулась. Кони стояли как вкопанные в пяти шагах. Она решилась оглядеть всадников, а те, словно близнецы, и одеты одинаково, и лица у всех закрыты кусками пропылённой материи, голова каждого покрыта картузом и сложением похожи друг на друга так же, как их кони. Анюта отвернулась. Правая рука сама собой возобновила движения ото лба к пупу и через правое плечо к левому.

– В Бога веришь? – спросил голос из-за спины.

– Неа…

– Комсомолка?

– Неа…

– Местная?

Анюта молчала, не решаясь обернуться. Что же ответить? Как соврать?

Вот один из троих спешился, приблизился к ней, сдёрнул с её плеч мешок.

– Я знаю её, Колдун. Она воронежская. Ты хотел её подстрелить, Голод?

Первый всадник отрицательно покачал головой.

– Воронежская? Узнаю! Почему так далеко забрела? Мы в Курской губернии, – проговорил тот, кого повеличали Колдуном. – Воронежкий сельхозинститут. Факультет почвоведения. Так?

Колдун склонился над ней, совершенно заслонив солнце.

– Анна Сменщикова. Так?

Анюта скосила глаза – решилась посмотреть на дознатчика. Ничего интересного. Нижняя часть лица закрыта куском пыльной материи, пронзительные глаза над ней живые, с тёмной каймой вокруг радужки и розоватыми белками, ворочаются из стороны в сторону. Странный дядька, но пока не страшный. Но вот приблизился один из его товарищей, тот, что потрошил Анютин мешок, и тогда ей сделалось тошновато.

– Тут только смена белья. Ха! Кружевное бельишко! Эй, Голод, посмотри! – всадник подбросил её жалкие пожитки в воздух, а Голод с той же циркачьей ловкостью поймал их и проговорил:

– Шелковое бельё. Крестьянское платье. Что-то тут не так, Колдун.

– Ищи, Гроб! Вытряси всё из мешка! – скомандовал Колдун. – А я сейчас её…

По телу Анюты елозили крепкие, пронырливые руки Колдуна. Анюта была спокойна. Карманов у неё нет. Одёжка простая, крестьянская. Раз эти люди её знают – опасаться нечего, свои.

– Колдун, еды – ни крошки, – доложил Гроб.

– Я иду в Михнево. Там у меня бабушка…

– Врёт, – фыркнул Гроб.

– Шелковое бельё, крестьянское платье, – повторил Голод.

– Ты ведь дочка директора первой школы? – спросил Колдун и рванул её за ворот платья.

Совсем простая хлопчатная ткань оказалась очень крепкой – затрещала, но не поддалась. Анюта ударилась лицом о твердую землю, но не вскрикнула. Теперь колдун ухватил её за подол. Прижимаясь лицом к тёплой пыли Анюта слушала, как Колдун превращает её платье в узкие лоскуты.