Верь своему Лорду

Двенадцатое декабря – мой персональный день трагедии и скорби. Черная дата унесла из моей жизни всех тех, кого я люблю: маму, папу, Риту и Олега – оставив только Катюшку.

Тот день выдался солнечным и не по-зимнему теплым. На улице весело шумела капель с крыш и, если бы не запах зимы и не календарь, напоминающий о том, что вообще-то на дворе декабрь, можно было бы подумать, что пришла весна.

А к вечеру набежали черные тучи, поднялся сильный ветер, даже прогремел гром, и началась жуткая вьюга, принесшая не только обильный снег, но и сильный мороз. Дороги враз покрылись скользким слоем льда, по которому не то что ездить, ходить было невозможно.

Именно в этот день мои родители, сестра с Олегом отправились праздновать день рождения ближайшего папиного партнера Андрея Владимировича Денисова. Праздник отмечали дома у виновника торжества, где присутствовали только самые близкие и друзья. Для чего Денисов пригласил отца и всю семью, так никто и не понял, но решили не отказываться от приглашения и уделить имениннику внимания, дабы не обидеть его своим отсутствием.

Племянницу было решено оставить дома с няней. Но накануне праздника та приболела и не смогла выйти на работу, и я вызвалась заменить ее и посидеть с Катей, пока мое семейство будет отмечать день рождения. Все равно я и не собиралась ехать на праздник, хотя приглашали всех Селивановых, не люблю такие мероприятия.

Мои родные возвращались с дня рождения Денисова, когда произошла трагедия. Страшная, нелепая авария унесла жизни моих родных, перечеркнув размеренное семейное счастье одним махом. Я не могла поверить, что опытный водитель отца просто мог не справить с управлением и влететь в грузовик.

Утро следующего дня обрушилось на меня, словно снежная лавина, сметя всю радость из жизни одним махом. Телефонный звонок прозвучал в тишине предутренней квартиры, словно тревожный набат. Я подсочила на своей кровати, намереваясь схватить трезвонивший телефон, грозящий разбудить сладко спящую Катюшку в соседней комнате. Ответив на звонок, услышала в трубке официальный голос, сообщавший мне, что моих родных больше нет.

Мои шесть лет безмятежной жизни закончились в один миг, заставивший повзрослеть раз и навсегда. Мне пришлось взять на себя заботу не только о племяшке, но и о престарелых родителях Олега, оставшихся также, как и я, без единого родного человечка, кроме Кати.

Я практически не помню, что делала дальше, как прошло опознание, какие действия выполняла потом. Память будто жалела мой рассудок, который намеревался сойти с ума от горя.

Меня поддерживали Машка с Зиядом. Наверное, если бы не они, я бы не вынесла всего этого. Они очень помогали и с похоронами, которыми у меня не было сил заниматься. Машкин муж попросил своего брата быть со мной, пока они сами были заняты. Мне тогда даже в голову не пришло, почему меня поддерживает посторонний парень, имени которого я даже вспомнить не могу, тогда как старший Майский, вроде как приятель моего отца, даже ни разу мне не позвонил.

Похороны проходили для меня, словно во сне. Будто я сейчас сплю и вижу самый страшный сон в своей жизни. Я безмолвно стояла на кладбище, смотря на четыре гроба, в которых лежала моя семья, и отказывалась верить в действительность происходящего. Но рядом со мной была Катя, и мне приходилось держаться только ради маленькой племянницы, которая рыдала не переставая, наблюдая за тем, как опускают в землю ее родителей и любимых бабушку и дедушку.

Кто-то подходил ко мне, говорил слова соболезнования, которые не долетали до моего слуха. Я словно окаменевшая, не моргая, смотрела на то, как моих родных предают земле, и никак не могла поверить, что все случившееся – это не страшный сон, а жестокая явь.

Поминки проходили в ресторане, в который меня, Катюшку и родителей Олега кто-то из присутствующих на похоронах привез, а затем Машка с Зиядом доставили до дома. Я невероятно благодарна подруге и ее мужу, что они остались тогда со мной, не знаю, чтобы я делала в тот момент. Маме Олега, Нине Никитичне, стало плохо с сердцем еще на кладбище, но она держалась, никому не говоря о своем состоянии. В итоге ее экстренно увезли на скорой уже из моего дома. Отец, Степан Леонидович, хоть и держался стойко, но было видно, что дается ему это с трудом, он вызвался уложить Катюшку спать, чтобы дать мне немного отдохнуть. Они отбыли в комнату, а я провожала Машу и ее мужа. Когда мы прощались с Зиядом, он обнял меня, что было для него не свойственно, и тихо прошептал:

– Никому не верь, Кристина, – и, отстранившись от меня, взяв свою супругу за руку, они довольно быстро ушли, оставив меня в раздумьях.

Но подумать над словами машкиного мужа у меня не получилось. Как только закрыла за ними дверь, почувствовала невероятную тошноту, словно цунами накрывшую с головой. Я еле успела добежать до унитаза и, бросившись на колени, вывернула содержимое желудка. Меня выворачивало наизнанку с такой силой, что казалось еще чуть-чуть, и сердце остановится. Но тошнота прошла также внезапно, как и наступила. Обессиленная, я еле поднялась на ноги и подошла к раковине, чтобы умыться, но меня тут же сковала невыносимая головная боль, затмившая все остальное. Я не успела даже вскрикнуть, как поглотила тьма, заставив рухнуть на кафельный пол моей ванной.

В таком состоянии меня и обнаружил Степан Леонидович. Он вызвал скорую, забравшую в итоге и меня в больницу, из которой я вернулась лишь через неделю. Ничего серьезного в итоге не обнаружили, и врачи, наблюдавшие за мной в один голос заявили, что моя тошнота и последовавший за ней обморок случились из-за нервного потрясения.

Всю неделю Степан Леонидович в одиночку стойко справлялся с внучкой и выходило у него довольно неплохо, учитывая его довольно преклонный возраст. Отцу Олега было уже семьдесят три года, и несмотря на его моложавость, некоторые вещи давались уже с трудом, а учитывая еще перенесенное горе, он очень сдал, но отважно заботился о своей любимой Катюше.

Нину Никитичну выписали из больницы только месяц спустя, прописав спокойный режим и никаких переживаний. Беда сплотила нас и казалось бы, что с нашей семьи достаточно горя, но судьба решила иначе, преподнеся неприятный сюрприз, с которым мне пришлось сражаться практически в одиночку.

Глава 8

Ввиду своей юридической неграмотности я была уверена, что опеку над племянницей оформлю быстро, но, как оказалось, не все так просто. В упрощенной процедуре мне было отказано, так как я не проживала с племянницей десять положенных лет, и на все мои доводы, что Кате всего-то шесть, чиновница надменно усмехнувшись, ответила, что таковы правила.

Почему-то мне казалось, что это лишь формальности и я сама справлюсь с этим вопросом, но все было не так просто. Собрав документы, я принесла их в органы опеки, где меня ждал неприятный сюрприз: документы на опекунство подала еще некая Лаврентьева Зинаида Павловна. Я не сразу и вспомнила двоюродную сестру отца, с которой мы не общались лет двадцать. Никак не могла понять, для чего ей это, но вспомнив о том, что отец оставил все свое состояние внучке, меня осенило – истинной причиной такой неожиданной любви неизвестной даже мне тетки к осиротевшей внучатой племяннице является ее миллионное состояние.

Но было одно жирненькое “но”. Папа отписал все свое движимое и недвижимое имущество на внучку с условием, что всем могут распоряжаться только родители девочки, а вот в случае опеки – никто, лишь сама Катя после совершеннолетия. Отец посвятил меня в свое завещание примерно за месяц до гибели, немало меня удивив этим. Он не стал мне объяснять всего, лишь грустно усмехнувшись, сказал, что это просто необходимо.

Сейчас, после случившегося, я понимала, что папа хотел обезопасить нашу семью. Думаю, он знал, что умрет, но никак не ожидал, что вместе с ним уйдут и его жена, и старшая дочь со своим супругом, а мне предстоит сражение с Лаврентьевой Зинаидой Павловной, ничем не примечательной учительницей начальной школы, шестидесяти лет от роду, появившейся один раз в моей жизни, и то оставившей там след о скандале, учиненном в доме папы лишь из-за того, что он отказался помогать ее семье материально. И вот теперь, эта тетя вознамерилась поправить свое положение с помощью внучатой племянницы.

Я решила не испытывать судьбу и обратиться за помощью к юристу отца. Но его ответ меня немного обескуражил. Оказалось, что каким-то образом всплыло мое прошлое, тщательно скрываемое отцом ото всех, и теперь это очень мешает в деле об опекунстве. Все, что мог сделать юрист, это продлить временную опеку над Катюшей, попутно заверив меня, что возьмется работать над этим странным вопросом.

А то, что это было действительно странно, не вызывало никаких сомнений. Как намекнул мне юрист, очень похоже, что чиновники получили довольно неплохое вознаграждение, чтобы эта учительница начальных классов могла претендовать на опекунство. Теперь мне оставалось только ждать и надеяться, что все решиться в мою пользу.

Но мое предчувствие заставляло меня действовать, и я решила позвонить еще и Станиславу Майскому, попросить о помощи и его. Отец Машки вроде и согласился мне помочь, но как-то очень неохотно, что было достаточно странным. Я никак не могла понять, в чем именно затык у старшего Майского. С его-то связями он мог решить проблемы с опекой на раз-два, но либо не хотел, либо ему этого не давали. И это уже начинало немного пугать. Во-первых, сама эта двоюродная тетя, вылезшая, словно черт из табакерки, с огромной суммой денег, способной подкупить чиновников так, что не всякий юрист справится, во-вторых, Майский, который может решить почти любую проблему, вдруг стушевался от, казалось бы, плевой моей просьбы, а в-третьих, странные просьбы из опеки принести тот или другой документ, который по заверениям юриста не нужен вовсе. Но я послушно их относила наглой чиновнице, занимающейся моим делом.

В один из таких походов, в задумчивости выйдя из здания, где находилась опека, я в нерешительности встала на ступенях, уже довольно серьезно обдумывая – а не сбежать ли нам с Катей куда подальше и затаиться до ее совершеннолетия. Знакомый голос окликнул меня, вытаскивая из мыслей. Я уставилась на молодого человека, удивлённо вскинувшего брови и с легкой улыбкой смотрящего на меня.

– Кирилл? – не веря своим глазам, спросила я у мужчины.

– Он самый, – кивнул он, усмехнувшись. – Неужели я так изменился?

А я смотрела на своего бывшего молодого человека, которого очень сильно обидела когда-то, и не верила, что это он. Передо мной стоял Азаров Кирилл, тот самый, которому я кричала в лицо, что он тряпка и полный ноль в постели. Он практически не изменился, разве что только возмужал еще больше и заматерел.

Я с опаской поглядывала сейчас на этого возмужавшего уверенного мужчину и испытывала огромное чувство стыда за все свои поступки и слова, которые выплюнула ему тогда.

Кирилл, смотря на мое смущение, сам подошел ко мне, протянул руку, здороваясь, и предложил с дружелюбной улыбкой:

– Пойдем, посидим куда-нибудь? Расскажешь, как живешь.

Я, виновато улыбнувшись согласилась.

– Ну, рассказывай, как ты? – участливо поинтересовался Кирилл, когда мы расположились в уютном кафе неподалеку и сделали заказ.

– Плохо, Кирилл, очень плохо, – тяжело вздохнув, сказала я правду.

– Я слышал о твоих, – сочувствующе проговорил он. – Соболезную, Крис. Я не представляю, как такое можно пережить.

– Меня поддерживает только забота о племяннице, – печально улыбнулась я в ответ, и тут меня осенило. – Кирилл, у меня небольшие проблемы.

– Какие? – тут же насторожился он.

– Мне не дают опеку над племяшкой, – не обращая внимание на его пристальный хмурый взгляд, ответила я.

– Почему? – искренне удивился мужчина. – Ты единственная близкая родственница, у тебя должна быть упрощенная процедура. Что не так?

– Ну, во-первых, я не единственная близкая родственница, – тяжело вздохнув произнесла я. – У Кати есть еще бабушка с дедушкой, родители Олега, но мы решили, что лучше, если я буду присматривать за Катюшкой. Во-вторых, на горизонте появилась моя двоюродная тетка.

– Двоюродная? – он вопросительно поднял брови. – Она каким боком имеет отношение к девочке?

– В этом и странность, Кирилл, – я опустила глаза вниз, собираясь с мыслями. – Понимаешь, в опеке всплыли мои прошлые грешки.

– Интересно как? – задумчиво протянул он. – Твой отец скрывал их так, что ни один ушлый журналист не мог разнюхать про это.

– Юрист отца предполагает взятку, – высказала я предположение.

– Ты кого-то еще просила о помощи? – поинтересовался Кирилл.

– Майского, – ответила я.

– И даже он не мог решить? – с сомнением протянул мужчина.

– Мне показалось, что он не очень хочет, – пояснила я.