Озеро молчания

Дома я заставила себя вновь взяться за тряпку, но не надолго: позвонила Клара. Она работала в больнице скорой помощи, крутилась там с утра до вечера и уж если выбрала время повидаться, дико было бы упускать такую уникальную возможность. Какое счастье, что Егоров починил печь, не то бы я опять получила полноценную клизму. За те полчаса, что понадобились ей на дорогу, я более-менее подготовилась к встрече, однако радовалась рано:

– Слушай, мать, я думала только у меня дома полный аут, – проговорила она, выходя из ванной – как все врачи, она была крайне чистоплотной, – но ты меня переплюнула: у тебя же все на честном слове держится. Не сегодня – завтра трубы полетят, ей-Богу.

– Да я уже сама дозрела.

– Не тяни, по-моему, ситуация экстремальная. Сейчас такой выбор, если поискать хорошенько, сравнительно недорого можно сделать.

– Ох, видела бы ты, какая ванная у Лерки! – опрометчиво брякнула я.

– Ты что, была у нее?

– Да как-то встретились на улице, она и затащила.

Хотя в школе нас и называли неразлучной троицей, Клара всегда относилась к Лерке чуть ревниво, мне не следовало об этом забывать.

– И как она?

– Процветает, судя по всему.

– Знаешь, эти новые русские… Сдается, все они ходят по крайне скользкой дорожке.

– Да она, вроде, на самом деле вкалывает.

– Вкалывать тоже можно по-разному. У нас их столько перебывало – ты не представляешь, в основном, огнестрел. А уж какие крутые попадались – охрана круглосуточно в коридорах толклась. Только где эти добры молодцы были в нужное время?

– Типун тебе на язык, давай лучше чай пить.

– Все равно мне эти шальные деньги не внушают доверия. Ты вон колотишься, я кручусь – и что? А откуда на них золотой дождичек капает?

– Мы же бюджетники, а они в свободном полете.

– Повидала я этих летунов в реанимации – печальная картина.

– Да ладно тебе. Каждый живет как хочет.

– Ошибаешься, мать: не как хочет, а как умеет. Она замуж не вышла?

– Кажется, нет.

– Видишь, а ведь и красотка, и разодета в пух и прах, я ее в прошлом году в такой норковой шубе видела – закачаешься. А толку?

– Вот мы с тобой – другое дело.

Клара щелкнула зажигалкой и затянулась – после развода она дымила как паровоз:

– Что о нас говорить? Мы рабочие клячи, и мужики вокруг нас такие же, а тут и машины, и норки, а счастье где?

– Ну, его каждый понимает по-своему.

– Брось, счастье оно и есть счастье. Слушай, у тебя крепче чая ничего не водится?

Я удачно вспомнила про недопитую бутылку Леркиного муската, глотнув из бокала, Клара блаженно закатила глаза:

– Чудная вещь. Я дома не держу – мать с Машкой забодают, а иногда ох как хочется для разрядки. Да, о чем бишь я?

– О счастье.

– Как всегда, о дефиците.

– Так чего бы тебе хотелось?

Клара вздохнула:

– Как всем: чтобы дома все было в порядке, самой хоть маленько меньше вкалывать, ну и надежный мужик рядом.

– И только? – удивилась я.

Она засмеялась:

– Подробнее я бы обсудила этот вопрос под другой напиток и в другой компании – шепотом при свечах; ты, Анастасия, больно уж, как бы помягче сказать, абстрактная.

– Ясно, дура, то есть.

– Нельзя сказать, чтобы совсем, но некоторых вещей не понимаешь, извини.

Ее слова меня задели:

– Почему не понимаю?

– Потому что ты у нас этакий цветочек под названием "лопушок обыкновенный". Иногда я смотрю на тебя и думаю: таких не бывает. Какая судьба тебя хранит? Ведь по идее ни один прохвост просто морального права не имеет проплыть мимо и не урвать по максимуму.

– Сроду не бывало, – возмутилась я.

Клара скептически хмыкнула:

– Уверена, бывало и не раз, просто ты не заметила. Может, именно в этом твоя сила, а? Кто знает? Ну, что нос повесила?

– Обидно все-таки, согласись.

Клара засмеялась:

– Что обижаться – это правда. Такой я тебя сто лет знаю, такой терплю. Хотя малость поумнеть не помешало бы.

Заканчивая после ее ухода уборку, я с грустью думала: как настоятельно окружающие требуют, чтобы я изменилась. Зачем? Ведь если я изменюсь в заданном направлении, то буду уже не я, а какая-нибудь Катя Иванова. Отчего им этого так хочется? Вообще я действую на людей странным образом: едва оказавшись рядом, они с энтузиазмом принимаются меня переделывать. Можно сказать, гуру кучковались вокруг меня всю жизнь, и в конце концов я нашла надежный способ бороться с этой напастью – широко раскрытые голубые глаза. Я с готовностью записывала все кулинарные рецепты, твердо зная, что и под пистолетом не встану к плите; я обещала непременно начать смотреть "Черную вдову" или любую другую муть; я соглашалась заняться обливанием, зарядкой – чем угодно – и, довольные проделанной воспитательной работой, они на какое-то время оставляли меня в покое. Благодарная готовность – лучшая защита от навязчивой опеки.

5

С утра я рассчитывала поработать в библиотеке, однако Леркин телефонный звонок спутал все планы: