Ну здравствуй, муж!

– Знакомьтесь, наша новенькая студентка леди Алекс Дафой, а это немагичка-лечебница Мара Качира, – ректор старательно хмурил брови, но его глаза светились весельем, настолько непосредственной оказалась девушка.

– А вот и вещички прибыли! – воскликнула та и бесхитростно помахала рукой, указывая ректору на место, куда следовало потесниться, чтобы два крепких парня, занося кофры и сто одну картонку, собранные леди Дафой, не задели его. – Ох, и богато! Ох, и богато!

– Ну, вы тут как-нибудь сами, – попятился к двери лорд Вардбрук, одергивая Тень леди Зиры, которая застыла с открытым ртом. – Молчи, – шепнул племянник тетушке, медленно поднимающей указательный палец, нацеленный на суетящуюся Мару, – я потом тебе все объясню.

Помогая распаковывать сумки и картонки, Мара то восторженно ахала, то кривила лицо, выражая тем отношение к открывшейся вещи. Вкус у девушки из деревни Далекие Холмы был своеобразным: ей нравилось тончайшее нижнее белье и совсем не воодушевляли тяжелые наряды из бархата и камней.

– И как в этом ходить? Оно же до пят! К земле гнет и между ногами путается! То ли дело недлинное шерстяное платье – тепло и уютно, – соседка встала и покружилась, демонстрируя наряд свободного покроя. – Мягонько.

– А летом как? В жару в любой одежде взопреть можно, – Саша невольно перешла на просторечный язык соседки.

– А лен на что? И ситчик завозной. Прохладно и пот легко впитывается.

– А на ноги лапти?

– К чему какие-то тяпти, если из того же льна дед Сахай туфли пошьет? Или сандалии из кожи смастерит на загляденье. Во, глянь, какие на мне обутки! Сама катала, он только советами поправлял! – Мара вытянула ногу, на которую было надето что-то серое, бесформенное, похожее на обрезанные валенки. – Легко и удобно.

– Мягонько, – согласилась Александра и опустила глаза на свои красивые, сделанные из добротной кожи неведомой зверюги сапожки. Гардероб леди Дафой был безграничен.

– И мягонько тоже.

– Ну ладно, убедила, – Саша принялась расстегивать дорожную одежду, чтобы умыться – в углу комнаты она заметила таз с кувшином. Привыкшая ходить в песках чуть ли не нагишом, она совсем не подумала о девушке из деревни Далекие Холмы. Та, увидев брошенную на кровать нижнюю рубашку, раскраснелась так, что веснушки на лице поблекли.

– Ой, прости, я тебя смущаю…

– Да и пусть, – Мара примирительно махнула рукой, хотя продолжала смотреть на новую подругу через опущенные ресницы – такие же светлые, будто выгоревшие на местном солнце, как и волосы. В целом внешность Мары была отмечена неброской красотой и отменным здоровьем – крепким телом, в котором по определению должен жить крепкий дух. Приглядевшись, можно было заметить и необычную светло-зеленую радужку глаз, и ямочки на щеках, появляющиеся при широкой улыбке, и не портящий миловидности нос картошкой.

«Картошечкой», – поправила себя Саша.

– Отчего бы не посмотреть на ладную фигуру, – Мара скользнула взглядом вниз – до резинки просторных панталон. Как заверила Сашу леди Дафой, в дорогу не стоит надевать ничего обтягивающего и неудобного. – И пупок у тебя красиво прячется, а у меня как бугорок наружу торчит. И ничего с ним, поганцем, не делается. Один стыд и срам.

– Дай гляну? – Александре хотелось утешить подругу заверениями, что все с ее пупком нормально, но та возмутилась.

– Еще чего?! – Мара на всякий случай прикрыла ладонью то место на платье, под которым скрывалась неотъемлемая деталь любого тела. – Не принято в Холмах пупками сверкать.

– А в некоторых, к-хм, королевствах пупки наоборот наружу выставляют. Еще и украшают драгоценными каменьями, – Саша вспомнила свой «концертный костюм». Увидев такой крестьянка Качира умерла бы на месте.

– Бесстыдники! – дала свою оценку Мара. Она отвела глаза, когда Саша склонилась над тазом. А когда та скинула на пол панталоны, которые намокли от неумеренного плескания в воде, так и вовсе вылетела из комнаты и крикнула уже из-за закрытой двери: – Я тебя на первом этаже подожду. Одевайся попроще, иначе ключник Ежель втридорога за всякую безделицу возьмет.

– Попроще так попроще…

На свет появилось серое платье из тонкой шерсти – такой выбор Мара точно одобрила бы. «Мягонькое и удобное». Атласная лента, активно подчеркивающая талию, была немедленно снята. Правильная соседка досталась Саше – хаюрбатская танцовщица давно забыла бы, что она прибыла в академию прятаться, а не красоваться в великолепных нарядах, которые с избытком затолкала в дорожный кофр леди Дафой. А ведь ей ни к чему лишние пересуды!

Полосатый палантин надежно скрыл волосы и плечи, сделав Алекс Дафой безликой.

– Новенькая?! – строгости в голосе крепкого бородатого мужчины с закатанными по локоть рукавами было немерено. Такому бы лес валить, а не рыться на полках с тряпками. – Ежели новенькая, то мантийку выдам, а коли старенькая – сначала верни поношенную хламиду да объясни, что такого с ней сотворила. Небось на уроках артефакторики пожгла? А может, тварь из иного мира вызывала, и та кислотой отрыгнула? Ежели такое с твоей старой мантийкой сотворилось, то предупреждать надо. Неровен час сам вляпаюсь. У меня только-только язвы от никодимусовой слюны зажили.

– Никоди… А это что за зверь такой? – прошептала Саша, обращаясь к Маре, думая что та так и стоит за ее спиной. В мыслях рисовалось чудовище, брызжущее ядом. Но соседка в ожидании «отоваривания» подруги уже бродила вдоль длинных рядов полок, поэтому откликнулась не сразу. А посмотреть в огромной кладовой ключника Ежеля (теперь понятно по каким причинам получившего прижившееся имя) было на что: такого количества причудливых колб, книг и прочего снаряжения для магических дел Александра никогда не видела. Сейчас комната Сесилии, в которой та создавала амулеты иллюзии, казалась чуть ли не кустарной мастерской.

– Новенькая она, дядька Ежель. А Никодимус – это наш профессор риторики, – Мара крутила в руках спиралевидную стеклянную трубку. – Для активации любого артефакта нужно чисто произносить слова, иначе он не откликнется. А в бою промедление может грозить смертью.

– Положи перегонку назад! – рявкнул ключник и, убедившись, что студентка торопливо отошла от полки со стеклом, изволил порассуждать о профессоре. – Ежели студент не проявляет старания, лорд Никодимус впадает в дикую ярость.

– И его слюна становится ядовитой? – такого представить Саша не могла – профессор, плюющийся ядом!

– А то! – Ежель встряхнул очередную «мантийку», прикидывая, подойдет ли та по размеру миниатюрной ученице. – Он же из рода Отравителей, поэтому его злить не след… Не зря он похоронил девять жен.

– А-а-а разве профессор не должен быть осторожным? Мало ли куда его яд попадет? – Саша даже начала заикаться. Женитьба – дело согласованное, а вот куда податься бедным студентам?

«И как вообще такого допустили до юных магов? А если возненавидит кого?» – на ум пришло воспоминание, как ее, школьницу, «топила» математичка, невзлюбив за отстаивание собственного мнения. Сашка всегда допытывалась, почему ей была поставлена незаслуженно низкая оценка. Чувство справедливости не давало покоя. Училась она хорошо, а потому не понимала и не принимала учительские игры в «любимчиков», которым многое прощалось. Дай Ольге Николаевне природа ядовитую слюну, первой в неравной битве пала бы именно она, Александра.

– Зато студенты стараются и с первого раза произносят слова заклинания правильно, – наставительно изрек Ежель. – Бывалоча, на занятия по риторике до года уходило, а как поставили лорда Никодимуса в месяц укладываются. Вспомни, Мара, сколько наша принцесска с рябым лицом проходила? – вокруг глаз бородача морщинки сложились в веселые лучики.

«Ох, и не любят здесь королевскую дочь!»

– Да, почитай, недели две вуалью прикрывалась.

– То-то же! Бери, новенькая, на заметку.

– Дайте мне, пожалуйста, вуаль поплотнее. Береженого бог бережет, – тут же откликнулась Саша. Ежель и Мара громким смехом оценили ее предусмотрительность. Правда, одновременно со смехом закралось чувство, что только что ее вновь разыграли.

«Поживем, увидим», – решила Александра. На этом и успокоилась.

Выданные учебники несли в четыре руки. «История королевства Агридского», «Миры и твари», «Иерархия родов и власть» – каждая книга весила столько, что впору было искать тележку. Если бы не крепкая Мара, Александре пришлось бы раз пять сбегать в кладовую, чтобы вынести все то, что она взяла по совету соседки.

– А, кстати, почему ты не на занятиях? – поинтересовалась Саша, устраивая учебники на одном из двух столов. – Насколько я знаю, они заканчиваются далеко за полдень.

На соседнем столе лежала книга «Лечебное дело для немагийников», открытая на странице с рисунком человека, широко раскинувшего руки. От всякого его органа шла стрелка, заканчивающаяся за границей рисунка круглой впадиной, куда легко могла бы поместиться мелкая монета.

– Пока не выучу, какие амулеты куда прикладывать в случае болезни, меня на занятия не пустят, – соседка тряхнула коробкой, в которой лежали миниатюрные металлические кругляши с непонятными символами. – Наказали за бестолковость…

– Так ты, что ли, двоечница?

Лицо Мары опять вспыхнуло.

– Не даются мне эти закорючки. Сколько не зубрю, только глаза от учебника оторву и уже не могу вспомнить, что обозначает символ «луста», а что «вирика».

Александра взяла из рук Мары коробку. Стоило достать первый кругляш, как непонятные символы на нем сложились в слово «печень».

– Ты это видела? – воскликнула Саша и поднесла кругляш к глазам Мары. – Чудо чудесное! Только что ничего не понимала, а теперь легко читаю!

– Что?! Читаешь?! – соседка чуть не плакала. – Ничего такого чудесного я не вижу. Закорючки и только. И никак мне не разобрать, то ли это «гага», то ли «секи».

– Это фиста. Печень, – проследив за стрелкой, ведущей к правому подреберью нарисованного мужчины, Саша вложила кругляш в нужное углубление. Символы на мини-амулете засветились зеленым.

– Ну вот! Даже ты, видящая все эти закорючки впервые, и то понимаешь, что написано. Я же настоящая бестолочь! Бестолочь! Бестолочь! – Мара билась головой о подушку, и Сашу, как ни стыдно признаться, порадовал ее выбор. Учеба учебой, а биться о стену совсем плохая затея. Можно последние мозги растрясти.

– Ты вовсе не бестолочь. Просто я из рода Читающих письмена. Мне любой язык дается легко. Стоит услышать пару фраз, как я уже могу сносно изъясняться.