Лемм дарит Лизе сочиненную им духовную кантату с посвящением: «Только праведные правы». Размышляя над судьбой Лизы, мы шире понимаем Нагорную проповедь Христа о заповедях блаженства. «Блаженны» не столько значит им хорошо, они испытывают блаженство. Те люди, которых Христос называет солью земли, светом мира, зажженною свечою блаженны – значит, приносят благо, от них исходит тепло и свет. Они же сами смотрят на нас кроткими глазами, в которых сострадание и любовь, им вовсе не так уютно в миру, где часто господствуют насилие и фальшь.
Уход Лизы в монастырь, эпилог романа еще раз напоминают нам упомянутую в начале его икону Введение во храм Пресвятой Богородицы, но теперь она превращается во всеобъемлющий символ и лейтмотивный образ произведения о жизни, ее скоротечности, смене поколений, каждое из которых приходит со своей правдой и со своим желанием устроить мир справедливее, радостнее, достойнее, и почему праведным достается роль несчастливых (в кантате Лемма – два хора: счастливых и несчастливых), и будет ли когда-нибудь иначе, ведь только праведные правы. Каковы пути достижения общественного блага. В том ли, как говорит Михалевич, чтобы не быть мыслящим байбаком, который мог бы что-нибудь делать, и ничего не делает, лежит сытым брюхом кверху и говорит: так оно и следует, лежать-то, потому что все, что люди ни делают, – все вздор и ни к чему не ведущая чепуха. Или в том, как утверждает претендующий на роль государственного человека, дилетант во всем скороспелый Паншин, что Россия отстала от Европы, надо подогнать ее, у нас изобретательности нет, даже мышеловки не выдумали, следовательно, должны заимствовать у других, делаться европейцами, вводить хорошие учереждения; дело лучших людей, к которым Паншин причисляет и себя, пасти народы, как скот, потому что все они в сущности одинаковы, переделывать быт по воле государственных служащих, которые не задумаются разрушить все, если сочтут нужным.
Или прав Лаврецкий (ему с сочувствием внимает Лиза), говоря о невозможности скачков и надменных переделок, не оправданных ни знанием родной земли, ни действительной верой в идеал, хотя бы и отрицательный, требуя прежде всего народной правды и смирения перед нею – того смирения, без которого и смелость против лжи невозможна.
Паншин спрашивает:
– … вот вы вернулись в Россию – что же вы намерены делать?
– Пахать землю, – отвечал Лаврецкий, – и стараться как можно лучше ее пахать.
В России праздник Введения – удивительный день из хрусталя и света. Начало зимы; от этого поговорки, пословицы, приметы: «Введение пришло – зиму в хату привело»; «до Введения если снег выпадет, то растает»; «после Введения если снег пойдет, то зима ляжет». В этот день промокшая от осенних дождей земля при морозце вся покрывается голубоватым ледком, горит на солнце ледок неземным, переливчатым светом, как привет из хрустального рая.
Покинув рай хрустальный,
Слетело к нам Введенье.
Лучист венец сусальный,
А шуба – загляденье.
1919г.
Дм. Семеновский
и поэты его круга. С.104
В стихотворении «Введенье – обледенье» Дмитрия Семеновского, поэта, выросшего и сформировавшегося в Ивановском крае, стихи которого с сочувствием отмечал А. Блок (См.: А. Блок О Дмитрии Семеновском – Собр. Соч.: в 8-ми т. М.;Л., 1962. Т.6. С. 341—345), это и праздник Введения в русскую зиму, в русский зимний храм из хрусталя и света.
Мария жила в храме до совершеннолетия. Здесь она научилась ручным работам, которыми усердно занималась до конца дней. Какая-то благоговейная тихость отмечала Ее поведение. Она много молилась, много читала, много думала. Чтение священных книг открывало Ей историю народов, цивилизаций, правду и неправду, историю царей, героев, пророков. Уединение стало необходимым для нее состоянием. Ни одного неспокойного слова не сорвалось с Ее уст. Речь Ее была немногословна, приятна, и чувствовалась в этой речи высочайшая истина.
Самоуглубление, чистота, покой, размеренный порядок, постоянный труд физический и умственный, несуетность, потребность уединения – все это школа для человека, Ведь не случайно школу люди называют храмом науки, стремясь, чтобы в ней было соответствие сложившемуся идеалу.
Мария, достигшая совершеннолетия, была отдана на попечение старца Иосифа, так как родители Ее умерли. Она занимается домашними работами: ткет пряжу, ходит за водой к источнику. Здесь, в доме Иосифа, происходит событие, которое перевернуло всю Ее дальнейшую судьбу. В Евангелии от Луки об этом рассказывается: «…послан был ангел Гавриил от Бога в город Галилейский, называемый Назарет, к Деве, обрученной мужу, именем Иосифу, имя же Деве: Мария. Ангел, вошед к Ней, сказал: радуйся, Благодатная! Господь с Тобою; благословенна Ты между женами. Она же, увидевши его, смутилась от слов его и размышляла, что бы это было за приветствие. И сказал Ей Ангел: не бойся, Мария, ибо Ты обрела благодать у Бога; и вот зачнешь во чреве, и родишь Сына, и наречешь Ему имя: Иисус; Он будет велик и наречется Сыном Всевышнего… и Царству Его не будет конца. Мария же сказала Ангелу: как будет это, когда я мужа не знаю? Ангел сказал Ей в ответ: Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя; посему и рождаемое Святое наречется Сыном Божиим. Тогда Мария сказала: се раба Господня; да будет Мне по слову твоему. И отошел от нее Ангел (Лк,!, 26 – 33).
Седьмое апреля (25 марта ст. ст.) – праздник Благовещения, светлый праздник весны. Земля после холодов очищается от зимнего снега, омывается дождем; как невеста, как юная девушка, убирается первыми цветами, готовится зачать и рождать плоды. Свежий ветер, кажется, несет откуда – то издалека добрую весть. Птицы прилетают и говорят на своем языке о радости жизни, мире и согласии. Настроение этого праздника чудесно сохраняется в течение многих дней. Как никогда, ощущается справедливость уподобления Богородица – мать сыра земля. У Достоевского в «Бесах»: «Шепни мне странница, Богородица что есть, мнишь? Мать – сыра земля. И в этом великое утешение человеку». Земля – мать. Принимаясь ее благоустраивать и украшать – пахать, сеять, убирать – крестьянин молился Богородице, чтобы благословила.
Раны, нанесенные земле – это раны, терзающие мать. А утешение человеку в том, что, ложась в землю, он возвращается в лоно матери, чтобы сызнова родиться.
На Благовещение отпускают на волю птиц, сидевших в клетках всю долгую зиму. В это время те, кто имеет средства, выкупают из тюрем попавших по ошибке, раскаявшихся, невинных должников: пусть им будет добрая весть.
В чужбине свято наблюдаю
Родной обычай старины:
На волю птичку отпускаю
При светлом празднике весны.
Стихотворение Пушкина «Птичка» написано в южной ссылке, имеет автобиографический и политический подтекст: «в мой жестокий век восславил я свободу и милость к падшим призывал». Напечатанное в «Литературных листках», 1823г.,№2, имело примечание: «Сие относится к тем благодетелям человечества, которые употребляют свои достатки на выкуп из тюрьмы невинных должников»
С особым усердием на Благовещение творится «тихая милостыня», тайная, не выставленная напоказ, не унижающая того, кому ее подают. Повесть М. Горького «В людях» рассказывает, как бабушка Алеши Пешкова творит такую милостыню. Вот она будит Алешу около полуночи. Тот только вышел из больницы, где его лечили от ожогов рук:
«Пойдем, что ли? Потрудишься людям – руки-то скорее заживут. Взяла меня за руку и повела как слепого. Ночь была черная, сырая, непрерывно дул ветер, точно река быстро текла, холодный песок хватал за ноги. Бабушка осторожно подходила к темным окнам мещанских домишек, перекрестясь трижды, оставляла на подоконниках по пятаку и по три кренделя, снова крестилась, глядя на небо без звезд, и шептала:
– Пресвятая Царица небесная, помоги людям! Все грешники перед тобою, матушка!..“. Двенадцать раз подходила бабушка под окна, оставляя на подоконниках тихую милостыню. „Начало светать, из тьмы вырастали серые дома, поднималась белая, как сахар колокольня Напольной церкви; кирпичная ограда кладбища поредела, точно худая рогожа.
– Устала старуха, – говорила бабушка, – домой пора! Проснутся завтра бабы, а ребятишкам – то их припасла Богородица немножко! Когда всего не хватает, так и немножко годится! Охо-хо, Олеша, бедно живет народ, и никому нет о нем заботы!
Богатому о Господе не думается,
О страшном суде не мерещится,
Бедный-то ему ни друг, ни брат,
Ему бы все золото собирать —
А быть тому злату в аду угольями!
Вот оно как! Жить надо – друг о дружке, а Бог – обо всех! Я рада, что ты опять со мной. Я тоже спокойно рад, смутно чувствуя, что приобщился чему-то, о чем не забуду никогда». Каждый раз, когда у нее скоплялось немножко денег от продажи грибов и орехов, она раскладывала их под окнами тихой милостыней, а сама даже в праздники ходила в отрепьях и заплатах.
– Хуже нищей ходишь, срамишь меня, – ворчал дед.
Писатель создает в повести тот образ Богородицы, который сложился у русского народа на протяжении веков. Она душа мира и мать всех людей. Как мать ее почитают и любят, стараются не огорчить и сделать для нее что-нибудь хорошее, чтобы порадовать. И она любит своих детей, всех без исключения, радеет за каждого, старается помочь. Даже если ребенок не совсем удался, его еще жальче. Она Заступница, неустанная труженица, Троеручица, помогает не двумя, а многими руками.
Может совершить и чудо, когда нет другого выхода и нельзя помочь естественным способом. Но человек не должен надеяться на чудо, быть терпелив, настойчив, сам обдумывать и отвечать за свои поступки, не пенять, что чудо не произошло, – значит, он сам не все сделал для достижения его или нужно еще подождать или вообще совершить его невозможно. Как мать она бывает и строга, перед ней стыдно за плохие поступки. Но никогда не жестока, не равнодушна.
Царица Небесная ходит по земле в простой одежде, радуется ладу и миру, красоте земной. Плачет и печалится о неустройствах. Она мать самого Бога, у которого совсем не простой характер, и нужно по-женски примениться к обстоятельствам. Вот Алеша с бабушкой и дедом идут в лес за дровами и травами. Бабушка, кланяясь черной земле, пышно одетой в узорчатую ризу трав, говорит о том, как однажды Бог, во гневе на людей, залил землю водою и потопил все живое. А премилая мать его собрала заранее все семена в лукошко да и спрятала, а после просит солнышко: осуши землю из конца в конец, за то люди тебе славу споют! Солнышко землю высушило, а она ее спрятанным зерном и засеяла. Смотрит Господь: опять обрастает земля живым – и травами, и скотом, и людьми!.. Кто это, говорит, наделал против воли моей? Тут она ему и покаялась, а Господу-то уж и самому жалко было видеть землю пустой, и говорит он ей: это хорошо ты сделала!
Мне нравится ее рассказ, но я удивлен и пресерьезно говорю:
– Разве так было? Божья Матерь родилась долго спустя после потопа. Теперь бабушка удивлена:
– Это кто тебе сказал?
– В училище, в книжках написано…
Это ее успокаивает, она советует мне:
– А ты брось-ка, забудь это, книжки все; врут они, книжки-то! И смеется тихонько, весело.
– Придумали, дурачки! Бог – был, а матери у него не было, эко! От кого же он родился?
– Не знаю.
– Вот хорошо! До «не знаю» доучился!
– Поп говорил, что Божья Матерь родилась от Иоакима и Анны.
– Марья Якимовна, значит? Бабушка уже сердится, – стоит против меня и строго смотрит прямо в глаза мне:
– Если ты эдак будешь думать, я тебя так-то ли отшлепаю! Но через минуту объясняет мне:
– Богородица всегда была, раньше всего! От нее родился Бог, а потом…
– А Христос – как же?
Бабушка молчит, смущенно закрыв глаза, и бормочет:
А Христос… да, да, да?
Я вижу, что победил, запутал ее в тайнах Божьих, и это мне неприятно.