Дубинины. Когда приходит любовь.

– Знаю, он рассказывал.

– Я и то не всё знаю, вечно скрывают, словно от маленькой.

– Не дуйся! Зато обо мне теперь всё знаешь. Ну, или почти всё – на пикантных подробностях не стал акцентироваться, поберёг вашу дамскую стыдливость.

– Ты молодец, не побоялся перед моими душу открыть. Мама сказала, что ты как лев.

– Кто?

– Ну, лев, сила в тебе типа скрытая.

– Брось. Я всегда был слабовольным. Таким и остался.

Они подъехали к Витиному дому, ещё разговаривая, когда увидели выскочившую из подъезда растрёпанную Риту в тапочках и наброшенной куртке; она металась, не зная, куда бежать.

– Извини, но что-то случилось, – сказал Витя, вылезая из машины.

Секунду подумав, Катя отправилась за ним. Рита, увидев соседа, бросилась к нему и истошно завопила:

– Витенька, дорогой, родной, любимый, помоги!

– Что случилось? – он деликатно пытался освободиться от женских объятий.

– Мойше плохо! Вдруг как упал, захрипел, глаза закатил – страх какой! Я боюсь, Витенька, вдруг он умер?! Помоги! Не знаю, что делать? Хотела в скорую звонить, а перепужалась, адрес вспомнить не могу. Я – к соседям, их дома нет, и тебя нет. Что делать? Как я одна буду? Витя, ты ж меня к себе возьмёшь? Возьми меня обратно, Витенька, я ж тебе борщи варить стану и бельишко стирать, и квартиру намою, а пить я совсем мало буду…

– Уймись, Рита, Мойша ещё выкарабкается. Скорую надо вызвать. Где твой телефон?

– Я ж его с испугу где-то бросила!

– Катя, разреши твоим воспользоваться?

– Да, пожалуйста.

Витя вызвал скорую, назвал адрес.

– Ты езжай домой – видишь, какая заварушка получается…

Катя бросила взгляд на вцепившуюся в Витин рукав жалко улыбающуюся Кралечку, покраснела и вернулась в машину.

Соседи зашли домой. Скорая приехала, Мойшу забрали, а Рита выла и визжала на всю квартиру, висла на Вите так, что ему пришлось пихать её голову под струю холодной воды и укладывать в постель. Он устал от суматохи и, вернувшись к себе, не мог уже думать ни о чём; донося голову до подушки, только успел усмехнуться: «Ну, и лев…» и мгновенно заснул. Утром, уходя на работу, растолкал Кралечку, велел ей съездить в больницу, разузнать о сожителе.

* * *

После учёбы Катя обычно успевала заезжать домой, чтобы собрать перекус для Вити. Свой автотранспорт – это удобно. Уж после этого она ехала до Андреевой больницы, где он работал. Она умывалась, хорошо расчёсывалась, иногда переодевалась потому что хотела понравиться другу, но он никогда будто не замечал этих попыток. Кате казалось всё напрасным – ну, обыкновенная она, что поделаешь… Витя сел в машину, посмотрел на неё, улыбнулся. Катя налила чай, достала бутерброды с «Краковской» – знала, он любит такую.

– Максим всё купил, что ты велел. Автомобиль дома оставил, на отцовской пока колесит, так что я могу тебя отвезти, если хочешь. Максима, правда, дома нет, он вечером работает, но можно и без него попробовать. Кстати, эстакада у него установлена.

– Хорошо, поехали.

Катя нажала на газ, машина дёрнулась.

– Опять спешишь.

– Прости, глупая привычка… Как дела у твоих соседей?

– Что с Мойшей, пока не в курсе, а Рита истерила, пришлось голову под холодный кран пихать, потом успокоительные капли давать, в кровать укладывать.

– А-а-а…

– Что «А-а»? Да! Любовница она моя бывшая! – Витька отвернулся к окну и чуть слышно выругался. – Я ведь ничем не лучше её и Мойши… Две их у меня было: бомжиха и Рита…

Катя молчала, замолчал и Витя. Так доехали до района Прудово, где жил Максим с семьёй.

– Надо позвонить – нам откроют, – они вышли из авто.

– Тут красиво.

– Да, это дедов дом. Он ведь считался партийной элитой, жил шикарно.

– Жив ещё?

– Мы даже не знаем. Когда бабушка умерла, деда всё, что имел, перевёл в наследство и уехал в неизвестные края, сказал, когда умрёт, нам сообщат. Пока никаких известий нет, папа очень переживает, – почему-то Кате очень хотелось рассказать Вите всё о своей семье, поделиться самым дорогим.

– Теперь этот особняк – Максима?

– Ещё Димы, они вдвоём наследники, но Дима только из уважения к деду не отказывается, он ведь и без того не бедный.

– Да уж, Максим родился баловнем судьбы и… женщин.

– Конечно, он очень красивый, не то, что я…

– Ну, что ж такое на свете делается?! Сколько я ещё буду эти бредни слушать?! Мужики ослепли, что ли?!

– Почему ослепли?

– Да потому, что сокровище не видят – такую девушку, которую целовать и целовать надо. Придётся мне, – Витя осторожно притянул к себе Катю одной рукой, другой провёл по волосам и поцеловал в губы, потом ещё, нежно, ласково. Они замерли возле машины на фоне леса перед забором и не знали, что это то самое место, где Алёна видела падшего Максима, но всё становилось неважным, потому как счастье навалилось на обоих. Хотелось, чтобы эти минуты никогда не заканчивались.

Катя уверяла себя: «Он просто пожалел меня, видя, как откровенно бегаю за ним. Отчего ж не поцеловать? И пусть. Пусть больше ничего не последует. Но я смогу вспоминать эти поцелуи всю жизнь и не выйду замуж ни за кого другого, только б сиюминутное счастье длилось подольше!». Она настолько увлеклась собственными ощущениями, что не заметила, как Витя, устав сопротивляться, обрёл в Кате трепетное и волнующее чувство, не имеющего отношения к похоти и откровенному сексу, которым он мог заниматься только спьяну. Витя хотел показать, что с поцелуем их отношения переходят в иную фазу, потому как Катя теперь его, и он её уже никакому хахалю не отдаст, но она не поняла.

Нацеловавшись до взаимной ошалелости, они, наконец, позвонили, и их впустили. Витя пошёл к «старушке», а Катя – в дом, приготовить перекус. Сноха как раз покормила малышку и отдала её няне, чтобы та уложила спать ребёнка на свежем воздухе. Второй ребёнок – сын Петя – с папой на тренировку не поехал, потому что осопливел, он гулял во дворе. Вскоре обнаружил у машины дядю, остановился в задумчивости неподалёку. Они познакомились, мальчику удалось даже потрогать инструменты. Петя внешне походил на папу и, понятно, уже стал баловнем, но царапина на лбу, взъерошенные волосы и разные башмаки на ногах скрашивали впечатление избранности.

Сноха Лена, родив сына, успела поработать доктором. Максим сперва не мог поверить, что у него нормальный ребёнок, даже плакал от благодарности Богу. Вторая беременность протекла тяжелее – девочка родилась слабенькой и болезненной. Все за неё очень переживали, но она выправилась. Совсем здоровой она не стала, но угроза жизни ушла. Почему-то именно после вторых родов женщина приобрела округлость и вес, а также красоту, которая бывает только у любимых жён и матерей. Её обновлённая внешность привела мужа в восторг, проявившийся в избытке нежности. Меньше, чем через год Лена опять забеременела и с философским спокойствием отходила нужный срок. Девочка-богатырочка по рождении съездила папаше кулаком по носу, чем завоевала его сердце, вернее, те остатки, что ещё не были отданы жене, матери, сёстрам и дочке бесповоротно и на всю жизнь. Сердцеед-женолюбец страдал от того, что не мог решить, кого же из родных любит сильнее.

Лена встретила Катю на кухне, сразу обратив внимание на её блестящие блуждающие глаза и пунцовые щёки. Наверно, потом со смехом расскажет Максиму, что его сестра ничего не слышала и не видела, всё роняла, путала: яичница сгорела, в картошке оказался сахар, так что пришлось хозяйке самой готовить ужин для гостей, благо дети пристроены по няням и дядям. Витя оказался не столь рассеянным, машину чинил, как нужно, но и у него по лицу блуждала улыбка.

Гостей покормили. Витя сказал, что на днях приедет ещё часа на три поработать, а Катя – что привезёт его, и они отбыли.

Сев в машину, девушка вознеслась на вершину своего великодушия и обрела там необходимую для объяснения смелость: