Машуня

Осмотрелась по сторонам. И не дожидаясь Машкиного ответа, продолжила: – В кои-то веки не по собачьи, на коврике, на полу, а на кровати спать буду.

– Тётя Люда, тут я живу, – попыталась отбиться Машка.

– Ну и на здоровьечко! Вот же как хорошо всё складывается!

– Что ж тут хорошего? – возмутилась Машка.

– Ты же ещё несовершеннолетняя. Так? Так! – сама себя подтвердила тётя Люда. – Значит, опекун нужен. Нужен? Так что всё по закону сделаем, – и приступила ближе к Машке. – Или назад в детский дом хочешь?

– Это интернат, не детский дом, – пыталась возразить Машка.

– Хрен редьки не слаще, – констатировала тётя Люда. – Оформлю опекунство. Будешь жить с нами. Или назад, туда, откуда, похоже, тягу дала, сдать тебя? Да не волнуйся ты! Сколь лет рядом живёшь, из одной чашки с моими пацанами не раз кашу ела. Или забыла?

Нет, Машка ничего не забыла. А громогласная тётя Люда злобной тёткой никогда не была. Да и назад возвращаться никак не хотелось. Это же попробуй объяснить в классе и в группе интерната, что ночью на трассе, где проститутки стоят, пирожки добывала. И цветок тот, получается, краденый.

– А если приедут из интерната, заберут назад? – пояснила Машка свою тревогу.

– Хм… В окно видно, какая машина подъезжает. Если за тобой – шурсь к нам и сиди тихонько. Сейчас немного разгребёмся тут, ну, и с обеда пойду выяснять, как на тебя опекунство оформлять. А ты пока с моими пацанами посидишь.

– Нет! Вначале надо узнать, как там мама! Может, ей надо что? Да и где будет жить, когда выйдет из больницы?

– Где? Где? В нашей комнате обустроим. Ваша-то, считай, в два раза больше. Куда ей столько места? Ну и… пусть ещё выйдет…

– Я в больницу, – давилась слезами Машка.

– Так… Ладно. Попрошу бабу Шуру за пацанами присмотреть. Со скорой сказали, что в седьмой стационар отвезут. Это тут, рядом, но одну тебя отпускать нельзя. Вмиг загребут. Плакало тогда моё опекунство, здравствуй, коврик подпорожный!

Тётя Люда аккуратно прилепила на место бумажку с печатями. И кивнула Машке: «Пошли, покормлю».

Машка намазывала на хлеб содержимое красивой круглой баночки с надписью: «Масло Rama», запивала чаем из эмалированной кружки, а тётя Люда за её спиной, сопя и чертыхаясь, втискивалась в какую-то, на её взгляд, приличную одёжку.

С врачом столкнулись на входе в приёмный покой. Тот кричал уже вдогонку дородному мужику:

– Ладно, до обеда за тебя побуду. Но только до обеда…

– Нам бы врача, который тут ночью дежурил, – ухватила его полу халата тётя Люда.

– Вы к кому?

– А вы кто?

– Тот самый врач.

Сам он больше походил на больного. Уставший, с темными кругами под глазами, перехватил сочувственный взгляд тёти Люды: «Нормально. Просто после дежурных суток».

– Тут это… ночью женщину привезли… Артемьева фамилия.

– Ух! – и сел, где стоял, на лавочку в приёмном отделении. – Ножевое ранение перикарда, – посмотрел на тётю Люду, – околосердечной сумки. Большая потеря крови, – развел руки в стороны, подскочил и забегал от лавки к окну и обратно.

– По… померла? – прошептала тётя Люда. А Машка вдруг почувствовала, будто поднялась на воздух и видит всех со стороны: и тётю Люду, и доктора, и себя. И даже ничуть не удивилась этому.

– Я! Я чуть не помер! Скорая сгрузила и уехала. А мне одному на открытом сердце… до утра оставить нельзя, да и что толку? Ох! Думал, лягу возле операционного стола.

– Живая? – потрясла его за рукав Машка. Он взял её за руку:

– Рука ледяная. Мать твоя, что ли? – и заглянув в какую-то каморку: – Нина Ивановна, накапай… нет! Нет! Ребёнку. Дочка тут Артемьевой. И чаю с сахаром кружку.

– Живая твоя мать, живая. Очнулась от наркоза и… похмелиться попросила. Похоже, не поняла, что с ней произошло. В реанимации она. Всё. Вас туда не пустят. Звоните, номера телефонов на стене, – передал Машке кружку горячего чая, – пей. – И ухватился за ручку двери. Но тётя Люда успела придержать:

– Там ещё младенец был.

– Нет, не знаю. У нас нет детского отделения, – и скрылся за белой пластиковой дверью.

– Однако, повезло нам. На врача наткнулись. Так-то не дозовёшься…, – и стала рассказывать Машке какую-то историю про то, как к кому-то в больницу ходила. Но Машка почти не слушала, тащилась следом за тётей Людой и хотела только одного – уснуть, а когда проснётся, пусть бабушка будет жива, и огород полоть пора… и комары вечером…

– Машка? Ты меня не слушаешь что ли?

– Да слушаю я, слушаю. Но… куда моего братика отвезли?

– Ой, Машуня, с тобой куда ни кинь – всюду клин.

Какое-то время шли молча. По дороге завернули в булочную, купили три булки ещё тёплого хлеба.

– Только привезли, – похвасталась продавщица.

Потом поочерёдно отламывали от булки вкусные хрустящие кусочки и ели.

– Нет. Пока мы твоему братцу не помощники, – тётя Люда проглотила очередной кусочек. – Ему врачи нужнее, чем мы с тобой. Да и как соваться? Я никто, ты малолетка, да ещё и в бегах.

– Ну, хоть узнать, жив ли нет?

– Оформляем сначала опекунство над тобой. А там, по ходу дела, будет видно. Мне-то тоже… что муженёк скажет. Ещё одного мальца в семью принять не котёнка завести.

И впервые после смерти бабушки, как думала Машка, покатилась её жизнь, как по маслу. В тот же день, только вернувшись из больницы, тётя Люда взялась за дело.

– Машуня? Ну чего стоишь, как не родная? На-ка вот. Переоденься. Эта кофта моя с холостых времён… так что из ворота не выпадешь. Ну и за платье сойдёт, – Машка сбежала в школьной форме, коричневом шерстяном платье и черном фартуке. – Устряпаешь, в чём в школу пойдёшь? Я тебе не дочь миллионера.

Говоря всё это, тётя Люда налила в кастрюлю молока, насыпала крупы, подумала, сыпанула туда пару столовых ложек сахара.

– Машуня? Шевелись. Того и гляди, баба Шура пацанов приведёт. Не век же им гулять! А… понятно. Пока форму на спинку кровати повесь. Вечером отец вешалку смастерит.

Пока Машка жила с мамой, никаких вешалок у неё не было, как и школьной формы не было. А у бабушки Машка форму на стуле возле своей кровати аккуратно складывала. В интернате полочка была с деревянными штырьками, на неё за воротник вешала платье и фартук. А остальные принадлежности девичьего туалета – в тумбочку, рядом с кроватью. А тут – вешалка…

– Машуня? Ну чего ты? Уснула, стоя? М… – оглядела её со всех сторон. – Погоди-ка. – И подпоясала Машку тоненьким чёрным пояском. – Теперь точно – не свалится. Так… вот тебе ложка. Карауль кашу, чтоб не пригорела и не убежала. Ну, стой рядом и помешивай. А я… – подхватила ведро, тряпку, – пойду уборкой займусь, – кивнула в сторону Машкиной комнаты. – Как каша загустеет, стукни по стене. Я приду. – Посмотрела на Машку, по-птичьи наклонив голову набок. – Поняла?

Машка молча кивнула. «Чего не понять? – подумала Машка, – мешай ложкой в кастрюле, и всё».

Оказалось, всё не так просто. Кухонный стол приткнулся в углу у порога. Сесть рядом негде. Только отойдешь чуть в сторону, каша норовит из кастрюли вылезти.