Автостопщица

Не мудрено. Территория лагеря, почти восемь гектаров, не освещена по углам и вся утопает в зелени. Каких только деревьев здесь нет: яблони, сливы, айва, кизил, сосны, ели – смешанный лес в ста метрах от моря.

Мы беседуем на скамейке у бывшей дачи Сталина, в желтом старинном здании с лестницей, белыми колоннами и балконом. Внутри размещаются пустые помещения с кроватями и тумбочками. В одной комнате живу я, а в соседней Григорий, учитель из Брянска. Он награжден званием «Отличник народного просвещения». Его воспитанница – лыжница Лариса Куркина, Олимпийская медалистка. Слушая о том, как он создавал лыжную базу в стенах школы и ставил детей на лыжи, я с сожалением замечаю, что знаю одного учителя физкультуры, который пропил в школе все лыжи до одной.

– Как это возможно?! Да гнать таких из школы! – искренне реагирует Григорий.

Он интересно рассказывает о своих друзьях и находках в партизанских лесах после войны.

Но больше всего впечатляет сообщение Савелия, что на даче до сих пор витает дух Иосифа Виссарионовича. На этой оптимистической ноте мы расходимся по комнатам и готовимся ко сну. Ветер стучит в окна. Через стенку слышно, как скрипят половицы, будто кто-то крадётся со второго этажа. Мой сосед затих в своей комнате. Наконец, засыпаю и я.

Снится мне сон. Я оказываюсь в белоснежном огромном Мерседесе-Бенце, за рулем которого на мягком подпрыгивающем сиденье в чёрных кожаных митенках восседает Сталин. Он протягивает мне руку и представляется: «Сергей Спицын. Будем знакомы».

Вот это конспирация! Называю свое настоящее имя, ведь мне шифроваться не надо.

Он не спеша рассказывает о своей жизни и курит трубку. Останавливаемся в кафе поужинать, и он говорит: «А я ведь буду скучать без тебя». Затем дает зарядку от телефона, которую я забыла взять с собой в дорогу, и предлагает поехать на разгрузку товара, сделав небольшой крюк, обойтись без гостиницы и ехать всю ночь до Ростова.

Ночью трасса не спит. Мелькают огни встречных машин.

– Кто возьмет попутчика до Новороссийска? – слышится по рации.

– Предлагаю горючее недорого!

Сталин почему-то никак не реагирует на это разбазаривание государственного имущества, а когда начинают травить анекдоты, деликатно выключает рацию.

На рассвете он приказывает Ивану везти меня до моря, так как Самого ждут неотложные дела в Кремле. По дороге звонит и спрашивает: «Сейчас вы подъезжаете к Тимашевску? Я правильно понимаю ситуацию?» Этот контроль настораживает водителя, которому уже не до шуточек и двусмысленных предложений, типа «я хочу тебя…покормить». На его вопрос, а не затеряться ли нам, снова раздается голос вождя: «А вы случайно не сбились с пути?» Иван начинает заикаться от мысли, что Сам лично приедет с проверкой. Перестав балагурить, он рассказывает о военной службе, о том, как остался жив в чеченском пекле, благодаря опытному командиру.

В Новороссийске меня ждёт случайное такси, и к великому облегчению, я покидаю тяжеловоз».

– Покажи дачу Сталина, – просит Катя. – И вы, действительно, в ней жили?

– Помпезно, впечатляет, – разглядывают подруги мои фотки.

– Не уверена, что это его дача. Скорее всего, Савелий нафантазировал.

– А почему нет? Иосиф Виссарионович имел огромное количество дач в целях конспирации в Подмосковье, Сочи, Абхазии, – отвечает Вера.

Доедаем запечённую рыбу.

– Не свежевыловленная, конечно, какую мы в Карелии ели, но вкусно! – замечает Вера. – А я замужем стала такая безынициативная: не только автостопом, я бы одна и поездом побоялась ехать, – признается она.

– Меня бы муж не отпустил, – соглашается Катя.

Произносим тост «За дружбу!» и мечтаем на следующий год поехать вместе в Крым, покидая уютное кафе.

Глава 3. Ложка дёгтя в бочке с мёдом

По дороге домой вспоминаю, как пять дней пребывала на Черном море в Кабардинке, которая располагается в бухте, поэтому здесь безветренно и тепло. Прямо за территорией лагеря каждое утро слышатся крики чаек и речёвки детских отрядов, принимающих морские процедуры. Любуюсь видео, сделанным на море рядом со стоящим на берегу белым кораблём. Всего месяц прошёл, а кажется, давным-давно. Мысленно дописываю рассказ.

«Накануне отъезда Григорий спрашивает:

– Так ты завтра отбываешь? Пора устраивать прощальный ужин.

Набирает фруктов, коньяк и ловко сервирует банкет на двоих. Он рассказывает о своем друге, который работал начальником поезда и доставил первых солдат в декабрьскую ночь 1994 года в Чечню. Солдаты не знали, куда их везут, выпрыгивая из поезда прямо на смерть, под пули. Его друг полагал, что по радио передавали заниженные во много раз сводки об убитых с нашей стороны, а командиры получали доллары за сделку с Джохаром Дудаевым, предавая русских ребят.

Лучший друг вынужден был уехать далеко из Новороссийска после того, как его нашли бандиты и заставили бросить дом. Иначе они грозили убить родственников и сжечь имущество. Так они отомстили начальнику поезда за то, что он привозил солдат воевать на их земле. Григорий не знал адреса, только то, что он живёт под Рязанью.

Наше общение продолжается далеко за полночь. Глаза слипаются, а рассказам нет конца. Назавтра я решила устроить поход, то есть дойти пешком до Новороссийска, поэтому предлагаю соседу переместиться из фойе в мою комнату, где я буду спать, а он пусть рассказывает на здоровье! По-моему, это прекрасный выход из положения. Но мой деликатный собеседник на этом заканчивает наш неромантический ужин и желает спокойной ночи!

Выхожу из лагеря ранним утром. Охранник провожает меня словами:

– Приезжай, когда детей не будет, отдохнём с шашлычком и коньячком.

– Спасибо за всё, Савелий! – прощаюсь я.

Иду по серпантину пять часов, преодолеваю двадцать пять километров, загорая под солнцем. Фотографируюсь в белой беседке, расположенной над морем на скале. Вокруг красота необыкновенная: справа горы, слева море с незабываемыми пейзажами и белыми кораблями.

Вспоминаю великолепную экскурсию по Старому парку, где ухожено, красиво, восхитительно, всё радует глаз; и слова А.П.Чехова: «Если бы каждый человек на куске земли своей сделал бы всё, что он может, как прекрасна была бы земля наша!»

Была бы, если не обращать внимания на загаженность дороги, по которой иду, и неприятный запах. Так было и в Кабардинке, стоило только отправиться гулять за территорию лагеря подальше от моря вольными тропами.

Считаю это единственным отвратительным недостатком не только российского туризма. «Как прекрасна была бы земля наша!» – написал классик. Но об этом остаётся только мечтать.

Глава 4. Нам дороги эти позабыть нельзя

Спускаюсь к морю и с удовольствием окунаюсь в прохладную волну. Местная молодежь беззаботно проводит время на берегу. Это их море, они здесь хозяева.

Таким же восемнадцатилетним пареньком мой отец ушёл на фронт, чтобы прогнать фашистскую нечисть со своей земли. Он начинал службу в должности пулеметчика второй номер. При переправе через реку чуть не утонул, держа пулемет над головой, сохранив его в боевой готовности. Он берёг орудие как зеницу ока. Моя мама в 1942 году, пятнадцатилетняя девчонка, работала в колхозе. Однажды везла на быке (все лошади были отданы на фронт) мешки с зерном по замёрзшей реке Цне. Вдруг лёд проломился, и подвода в буквальном смысле стала уходить под воду. Она бросилась в ледяное месиво и перетаскала на берег доверенный ей груз.

Суровое испытание войной выпало на юные годы моих родителей, видимо, поэтому на фотографиях они выглядят гораздо старше сверстников из 21 века.

Сохранилось стихотворение, написанное отцом:

«Выступая в восьмилетней школе,

Я рассказывал ребятам о былом:

Как мы били немцев в Белополье,

Под Новороссийском и Орлом.

Был во многих я боях когда-то,

Думал, и не будет им конца…

Путь военный, трудный путь солдата

Начинал тогда я от Ельца.

Из-за парты поднялся мальчонок,