– Значит, ты одна такая. Но ты врешь, я знаю.
– Какой ты самовлюбленный все-таки, – я улыбнулась, – мужчина не должен быть таким красивым, это неправильно.
– Ты просто завидуешь. И злишься, потому что я красивый и не твой.
– В чем-то ты прав.
– Я тоже злюсь. Потому что ты не моя.
– Аврора?
– М?
– Покажи мне ту смешную рожицу. Когда ты сердишься.
– Я думала, ты уже спишь.
– Нет. Пожалуйста, покажи.
Я нахмурила брови и сжала губы. Франц заулыбался.
– А теперь печальную рожицу, пожалуйста.
– Ну, хватит, – я отвернулась от него, – отстань.
– Аврора, – его рука скользнула по моей талии и чуть приподняла мою майку, – мне нравится запах твоего тела.
Мои глаза закрылись, как только мурашки пробежались по коже. Я выгнула спину словно кошка. Губы Франца коснулись мочки моего уха, и я затрепетала от удовольствия.
– Поцелуй меня в последний раз.
Я повиновалась и повернула к нему свое лицо. Он не спеша приблизил к моим губам свои губы, и наши дыхания переплелись. Я находилась во власти его губ и рук и ни секунды не могла сопротивляться.
Прощались мы долго. Вокзал уже опустел, люди скрылись в вагонах, а наша пятерка стояла возле хмуро пускающего дым поезда и не желала расставаться. Валери обнимала брата, что-то шептала ему на ухо, давала наставления, я стояла между Францем и Тео, держала их за руки и, молча, любовалась братом и сестрой.
– Хватит, я все это не запомню, – жалобно проскулил Луис, – отцепите кто-нибудь эту рыжую от меня.
– Только попробуй разочаровать родителей, я из тебя сделаю лепешку с сыром. – Пригрозила указательным пальцем Валери. – Ты теперь остаешься за старшего, должен о них заботиться. Я позвоню вам, как только сдам экзамены. Или не позвоню, если вдруг решу спрыгнуть с центрального моста, в случае неудачи.
– Ты там всех испугаешь, и они тебя возьмут без экзаменов, – Луис потрепал сестру за щеку, – у тебя все получится. Мы все верим в это. А ты следи за Авророй, не давай ее в обиду.
Об остальных диалогах во время прощания упоминать не хочется, хоть и были среди них весьма забавные. Всегда одно и тоже – теплые слова, объятия, поцелуи, печальный блеск в глазах.
Я провожала Франца взглядом до вагона, он несколько раз оборачивался, открывал рот, чтобы сказать что-то, но, засомневавшись, снова отворачивался. До самой последней секунды я думала, что он не уедет… не сможет уехать, оставив меня на этом перроне с кучей проблем, которые мы создали вместе.
Он смог. Он прекрасно осознавал, что теряет меня, отдает другому человеку, разочаровывает, и все же сел в поезд. А мне хотелось, чтобы он остался. Проснувшись утром, я поняла, что не хочу его терять. Думала об этом всю дорогу до вокзала, в миг наших последних объятий, все время, пока его фигура отдалялась от меня. Только ему не осмелилась сказать об этом.
Глава 10
Моей нездоровой привычкой стало закрывать перед сном глаза и представлять море, теплый песок под босыми ногами, шум волн и звуки мимо проплывающих кораблей. И каждый раз, стоя у пристани, я ждала Франца, и он всегда приходил. Загорелый, с сияющей улыбкой, с серыми морскими глазами, выделяющимися на фоне утонченного лица, с волосами пшеничного цвета, в которые я с удовольствием запускала свои пальцы. Он поднимал меня над землей, кружил, прижав к своему крепкому телу, вновь опускал, касаясь губами моего плеча. Потом мы, взявшись за руки, прогуливались по побережью и не переставали говорить о наших чувствах.
Мы часто живем одними лишь воспоминаниями и в один момент осознаем, что больны. Променяв реальную жизнь на картинки из памяти, мы становимся безумными мечтателями, теряющими всякий интерес к окружающему миру.
Я понимала, что воспоминания – это единственное, что еще связывает меня и Франца, и пока мы помним наше лето, мы думаем друг о друге.
Я видела его прежним – свободным, не обремененным тяжестью мыслей. Таким, каким он был в первый месяц нашего знакомства. Этот образ запечатлелся в моей памяти, эти дни снова и снова манили меня. Тогда мы только притягивались, мы были загадкой, которую хотелось разгадать. А теперь мы стали сами себе чужими, но близкими друг другу.
Неужели я любила его только за те воспоминания, которые он подарил мне? За серость глаз, гармонирующих с видом моря, который служил нашим фоном, за голос, сливающийся с шумом морского прибоя.За каждый миг рядом с ним, который вдохновлял меня… Значит, как только воспоминания сотрутся в памяти, чувства тоже исчезнут?
– Тебе нужно купить снотворное, если уже второй день не можешь заснуть до самого рассвета, – сказала Валери, вновь застав меня среди ночи с открытыми глазами.
– Мне тоже так кажется, – ответила я, отвернувшись к стенке.
В первую ночь мне было тяжело засыпать без Франца. С ним я совершенно забывала о сне, в последние ночи мы не спали, мы растягивали время, как могли, жалея каждую секунду, не подвластную нашим чувствам. Я лежала в постели, все еще сохранившей его запах, обнимала подушку, с которой он спал, и жмурила глаза, не позволяя слезам скатиться по щеке. Казалось, будто моя жизнь перестала нести в себе какой-то смысл, отказавшись от него.
– Я вижу, Аврора, ты скучаешь по нему. Ты потеряла всякий интерес к жизни, а рядом с ним у тебя святились глаза.
– Пройдет, Валери. Это только первое время.
– Не знаю. Ему тоже тяжело, наверное. Но это ваше обоюдное желание.
– Это вынужденное решение.
Через три дня мне удалось с непосильным трудом влиться в привычную жизнь. Я целыми днями работала, отвлекаясь лишь на разговоры с Валери, которая коротала время за учебниками по медицине. Мы почти не выходили из дома, не хотелось верить в то, что лето окончательно покинуло нас. Иногда возникало желание выйти на балкон и погреться в лучах утреннего солнца, но ветер заставлял передумать, и мы закрывали окна, не избежав разочарования.
В один день, заранее обреченный стать скучным, наш покой нарушила Рене, ворвавшись в дом, словно ураган, с печеньем и новым альбомом Сэма Смита. Мы провели волшебный вечер, лежа на полу, слушая в пятнадцатый раз песню « I'm Not the Only One», в которой поется:
You and me, we made a vow
For better or for worse
I can't believe you let me down
But the proof's in a way it hurts.
Мы поклялись друг другу в верности,
Что бы ни случилось.
Не могу поверить, что ты подвела меня.
Но доказательства таковы, что мне больно.
В шестнадцатый раз я не выдержала и разревелась, закрывая лицо пачкой от печенья. Рене и Валери успокаивали меня, но, по привычке, которая сохранилась у меня с детства, в случае утешения, я заводилась еще больше, и моими слезами в тот вечер можно было заполнить целый океан. Зато я излила всю душу, еще долгое время после этого мне не хотелось плакать. Может быть, хотелось, но я не могла.
Пришлось все рассказать Рене. Точнее, это сделала Валери, пока я прогуливалась в одиночестве до магазина под предлогом купить хлеба. Я не сердилась на нее, мне самой давно следовало поделиться своими проблемами с такой мудрой, взрослой женщиной. Я не видела в глазах Рене осуждения, и думала о матери, которая так отличалась от нее. Ей я боялась раскрыться, становилось неспокойно и отчего-то страшно, когда я представляла наш разговор с матерью после моего длинного монолога.
– Моя милая, тебе следует разобраться в себе. Сложно пережить этот возраст, когда от тебя требуют серьезных решений, а ты не готова их принять. На хрупкие плечи вдруг наваливается такая тяжелая ноша, которую порой невозможно вынести. Но, важно понять, ради чего хочется жить. От решений, принятых тобой сейчас, зависит твое будущее.