Синестезия

стол накрытый к приходу смерти

Обольщение

Тишь в младенческой наготе…

Лепили свечи свои огарки, лампадки.

Натекло сырости под вечер, мокрых окон

с осколками нежности – первое лето

в котором легко живётся. Засыпаю,

божественно исчезая: золотые

источники плещут во мне,

вне

Сладкий мускат. Время текущее

сквозь пальцы, сотами: иногда, оно вязкое,

если у него появляется вкус. Тогда они

зависают в нём, деградируя в рыб —

вычерпываю их целыми сетями…

Бессмысленно менять хлеб на соль,

на чеснок. Мы такое же масло для вечности,

как для любой старухи (старуха всегда одна,

голодна…) трогаю время веслом: вглядываюсь —

бессонница заломившая веки – непутёвым,

предсмертным счастьем…

вскрываемая вдохновением

Бессилие

Солнце взошло. Ангелы подохли

в лохмотьях света. Не все мы вписались

в роль… полнолуние изогнувшее ясный стан:

какие-то секунды до вечности! окна в

образе меланхолии – даже тени нет

подстелить у меня

В лете забвения. Парках разрушенных

аплодисментами. Музыка под камуфляжем

и звёзды под кайфом: в конце концов,

надо же что-нибудь чувствовать…

биомасса разлагающаяся на шельфе

море спокойно

Бриз

элегия глупости:

висели на тонкой связи с миром,

смеялись радуге подорвавшей высь —

её беспамятство эфемерно

жребий роскошным подарком —

брошен и принят: как смирение, как

пустяк… словно корона не подошла

и принцесса умылась болью

пыльца метущая по лицу

шёпот

Неуязвимость

Вырезанное одиночество. Как человек-невидимка:

на его месте пустота и эхо надломленное полумраком.

Вопль вонзает свою шестерню словно смех