Хлоя. Сгорая во тьме

– Что не так? – изображая дурачка, пролепетал я в ответ, упиваясь его реакцией.

– Так, Дилан, снимай рубашку, посидишь в ложе гостей в другой раз, – голосом, не предполагающим возмущений, прорычал глава штаба.

Эх, знал бы я раньше, что так все обернется, не стал бы угрожать Полу, прочитавшему в моих мыслях эту безумную затею, утопить его в унитазе, если он хоть кому-то проболтается. Но, что ж теперь поделаешь. Назад дороги нет.

– Но Бен! Я-то тут причем! – взмолился Дилан, растерянно глядя на этого кретина.

– Притом. Ну? Долго мне еще ждать?

Тяжело вздохнув, Дилан, причитая, как старая бабка, принялся расстегивать пуговицы своей белой рубашки. Но, не дожидаясь, когда этот парнишка окончательно меня проклянет и навлечет кару небесную, я стянул с себя футболку и направился к двери, ведущей в зал.

– Оденься сейчас же, – прорычал Бен, преграждая мне путь.

– Что? В таком виде меня видела добрая половина планеты, да и для вас моя нагота не в новинку, ведь верно? – ухмыляясь, я от души наслаждался взбешенной физиономией главы Таймлесс.

– Ты зарываешься, друг мой, – все еще твердо ухватившись за дверную ручку, прокричал Бен.

– Ах да, точно. И как я мог забыть, – недолго думая, я щелкнул кнопкой у основания шеи, от чего моя кожа тут же залилась миллионом сияющих татуировок. – Вот теперь полный антураж, ты сам напросился.

И, чтобы окончательно убедить его в своих намерениях, я порывом ветра откинул этого кретина от двери, с высоко поднятой головой шагнув в зал, под бешеные восторженные крики присутствующих. Ну хоть кто-то здесь знает толк в веселье.

Глава 7 – Дерек

Знал бы я раньше, что моя выходка придется по вкусу людям, приведя их в неистовство, сделал бы это гораздо раньше. В штабе меня встретили одобрительными улюлюканьями, подкидывая еще более безумные идеи для следующих перфомансов, приводя Бена в бешенство. Находиться в офисе Таймлесс наконец стало по-настоящему весело: как оказалось, они вполне себе сносные ребята, которым просто нужно было дать свободу воли. С некоторыми из них у нас с Диланом даже начали завязываться приятельские отношения, что тоже не могло не радовать.

Келлан и Дилан уже давно находили сотни общих тем для своих заумных разговоров, но теперь и подавно спелись. Эта парочка ботанов могла сутками обсуждать коды, сайты, фаерволы, исследования, разработки и еще не бог весть что. Порой было даже невозможно понять: на каком вообще языке эти двое общаются. Их сленг чаще всего напоминал сущую тарабарщину, отчего у всех остальных уши сворачивались в трубочку. Иногда в их беседы вклинивалась Кесседи, подкидывая этим ненасытным умам свежие идеи, то ли исходя из своего опыта работы в Ворлдчайлд, то ли это был побочный эффект дара Провидца, я уж даже не старался вникать.

Дилан тогда начинал вести себя, как влюбленный по уши дурачок, чуть ли не каждый раз спрашивая совета: как себя повести, что сказать, так и не решив для себя, стоит ли начинать с ней все сначала. Весь штаб втихаря наблюдал за ужимками и двусмысленными взглядами этой парочки, изредка за глаза подшучивая, и даже делая ставки на то, через какое время они сойдутся, что веселило меня до колик в животе из-за приступов неконтролируемого смеха. Но я был искренне рад за Дилана: парнишка загибался в атмосфере нашей унылой холостяцкой квартиры, и общение с Келланом, так похожим на него уровнем своего интеллекта, и Кесседи, к которой у него до сих пор были теплые чувства, давало ему глоток свежего воздуха.

Да и я сам, не кривя душой, чувствовал себя гораздо лучше в окружении соратников. Каждый приход в штаб перестал быть кабалой и пыткой, все чаще мы с удовольствием зависали в комнате отдыха с Келланом, Кесседи, Терезой, Бартом и Полом, играя в карты или травя истории своей былой жизни. Особенно отличался Барт, который успел хапнуть с лихвой беззаботное время эпохи Битлз и Квин: кто бы мог подумать, что этот седой мужчина вытворял в эпоху своей беспечной молодости. Как говорится, кот из дому – мыши в пляс, и стоило Бенджамину отлучиться куда-нибудь на пару дней в командировку, так мы всей честной компанией мчались в ближайший бар, закатывая одну вечеринку за другой. Никогда еще подготовка к выборам не была такой приятной, я был в своей стихии, ловя себя на мысли, что иногда, всего на мгновение, даже забывал о той, кого явно не хватало нашим беззаботным посиделкам…

Время подготовки неумолимо сходило на нет, но, что бы я не вытворял, Бенджамин и Келлан, да и все остальные обитатели штаба Таймлесс, не верили своим глазам, с замиранием сердца глядя на устремившиеся в бесконечность графики: все мои противники в этой предвыборной гонке отставали на тысячи пунктов. Между нами была бездна, никакая подстава уже не могла бы помочь моим оппонентам сократить разрыв, а всплывающие щекотливые подробности моей прошлой жизни, что им удавалось нарыть или придумать, имели ровно противоположный эффект, только усиливая мои позиции.

В день выборов, когда все таблоиды умолкли и наступили долгожданные часы тишины, не нарушаемые агитацией, весь штаб Таймлесс собрался в Альберт Холле в Лондоне, который стал столицей беспрецедентного действа мирового масштаба. В кругу сотен репортеров, десятков других кандидатов на пост главы совета безопасности ООН и тысячи приглашенных гостей мы все с замиранием сердца следили за огромным экраном, на котором отображались результаты голосования всего человечества. Лоск гостей, роскошные наряды дам и господ, наиболее подходящие к заведениям такого ранга, и по которым, безусловно, все соскучились за время запрета на массовые мероприятия, создавали какую-то парадоксальную беззаботную атмосферу праздника, словно сейчас не выбирали того, кто по факту будет иметь решающую роль в этой неравной борьбе с проклятым вирусом и его последствиями. Или, быть может, подавляющее большинство относилось к этому событию, как к долгожданному поводу выгулять запылившиеся платья и смокинги. Но ни снующие меж столов официанты, ни легкая приятная музыка, ни бокал виски в моей руке, ни тот факт, что сегодня будто все забыли о масочном режиме, и я впервые за долгое время видел столько лиц сразу, ничто не было способно отвлечь мой взгляд от медленно ползущих вправо ползунков графиков. Легкий гомон гостей нарушали лишь раздававшиеся с интервалом в несколько минут отчеты журналистов, которым выпала честь известить о завершении голосования в той или иной стране.

Я не мог даже толком объяснить своего волнения: не то, чтобы я рьяно боролся за этот пост и в принципе был жаден до власти. До меня будто только сейчас начало доходить, какой груз ответственности может вот-вот лечь на мои плечи, и оттого было страшно настолько, что аж скулы сводило и подкатывала тошнота. Я смотрел на этот график, где только одна строчка неумолимо обгоняла по своей величине другие, и не мог поверить, что это вообще происходит со мной. Я без конца дергал бабочку на моей шее, все пытаясь отделаться от чувства, что она вот-вот обернется пеньковой веревкой, петлей, в которую я добровольно лезу.

Я видел, как Ник с Литой о чем-то мило ворковали, как хихикали Тереза с Келланом, как неловко пытались по очереди завести беседу Дилан и Кесседи, и только глава штаба Таймлесс озадаченно вглядывался куда-то сквозь пространство, словно пытаясь отыскать кого-то в водовороте мыслей… Да, Бен, было бы неплохо, если бы ты ее нашел. Она бы смогла сейчас меня приободрить, нашла бы нужные слова и помогла бы унять дрожь в коленях. Как же мне тебя не хватает, Хлоя, где же ты, когда так нужна…

Не выдержав этой изощренной пытки, я поднялся на ноги и отправился к выходу. На свежем воздухе стало немного легче: огни вечернего города, вид на одевшийся в золото осени Гайд-парк, гул автомобилей хотя бы на самую малость помогли отвлечься. Достав из кармана припрятанную пачку сигарет, я чиркнул зажигалкой и затянулся плотным дурманящим дымом.

– Угостишь? – раздался твердый глубокий баритон за моей спиной, принадлежащий тому, кого я меньше всего ожидал сейчас услышать.

Одетый, как и все мужчины на этом странном светском рауте, в дорогой смокинг и галстук-бабочку, Ник стоял в метре от меня.

Даже не желая задаваться вопросом, какого черта он здесь забыл, я достал пачку сигарет и зажигалку и протянул ему. Не произнося ни слова, Ник вытащил сигарету, поджег и встал рядом со мной. Какое-то время мы молча стояли, упиваясь раскатывающимся по легким табачным дымом.

– Знаешь, Дерек, – Ник нарушил тишину первым, – у нас с тобой как-то с самого начала не заладилось, что, откровенно говоря, не мудрено.

– Не стану спорить, – хмыкнул я, стараясь даже не смотреть в сторону бывшего мужа Хлои.

– Но я хочу, чтобы ты знал, что нам нечего делить. Больше нечего, – он тяжело вздохнул и продолжил. – И, если бы она была сейчас здесь, она бы тобой гордилась. Уж я-то знаю, поверь.

Знает же, на что надавить, мерзавец! Сам не понимая зачем, но я-таки решился посмотреть ему в глаза. Не то, чтобы я был на сто процентов готов простить ему все выпады в свою сторону, но и враждовать с ним я больше не видел смысла. Во всяком случае, в этом уверенном умиротворенном взгляде я не видел какой-то подоплеки, он явно был искренним в эту минуту, и это давало какую-то хлипкую надежду на то, что мы сможем закопать топор войны и действовать в команде. В конце концов, мне может пригодиться грамотный юрист, а он, вроде как, им когда-то был.

– Значит мир? – я протянул ему руку, больше всего опасаясь того, как глупо буду выглядеть, если он не ответит тем же.

– Значит мир, – с секунду помедлив, Ник смерил меня взглядом и, улыбнувшись, протянул свою широкую ладонь. – Может, вернемся? Пока тебя не хватились и не подумали, что ты решил слинять.

– А это не такая уж и плохая идея, – хмыкнул я после нашего крепкого рукопожатия. – Не знаю, Ник… От меня будут ждать столько, что я боюсь, что даже на половину не оправдаю их ожиданий. Я ведь полный ноль в политике, а с самообладанием у меня и подавно проблемы. Как бы я не хотел этого признавать, я боюсь облажаться. Пусть эта должность и досталась мне ни за что. По факту я просто вел себя так, как вел всегда, но будет ли теперь этого достаточно?

– А кто тебе сказал, что все, кто когда-либо были у руля, соображали хоть что-нибудь в том, что делают? – как-то ободряюще сказал Ник, сбивая меня с толку своим из ниоткуда взявшимся дружелюбием. – Даже наоборот, именно те, кто просто верил в свои идеалы и не искал своей выгоды, становились поистине великими правителями, а ты уже сделал многое. Ты показал людям, что мы есть, не побоялся раскрыть тайны, не испугался быть непонятым, дал понять, что мы не враги и можем быть полезны. Видел бы ты глаза Литы, когда ее впервые пригласили в госпиталь… Не по наводке партнеров Таймлесс, а просто так – люди со стороны, которые как-то прознали о ее даре, попросили о помощи. Я никогда не видел ее такой. А сколько еще мы можем сделать, действуя в одной связке? Вы трое ведь именно этого и хотели, иметь вес в обществе, так вот она – эта возможность.

– Вот именно, что мы трое, – сорвалось с моих губ прежде, чем я успел осознать. – А теперь я будто остался один на один с нашей общей мечтой. Точнее, это была ее мечта, но никак не моя.

Ник вздохнул, стряхивая пепел с сигареты.

– Ты не один. У тебя есть Таймлесс, все еще есть Дилан из вашей безумной троицы, ну и еще вдобавок сотни миллионов людей, которые в тебя верят. И Хлоя… Она тоже где-то там есть, и наверняка поддержит тебя, когда узнает.

– Если узнает.

– Узнает. Когда-нибудь, когда она поймет, что весь мир принял нас, она найдет в себе силы вернуться. Сдаваться -…

– Не в ее стиле, – закончили мы фразу одновременно, хмыкнув от нелепости этой ситуации.

Одобрительно посмотрев друг другу в глаза, мы наконец перестали обсуждать темы, от которых у меня потели ладони, а сердце делало кувырок в грудной клетке, и просто молча пускали дым, глядя на Гайд парк. Теплый ветер игрался с листвой, донося до моих ушей успокаивающий шелест, а это безумное сочетание золотой кроны лиственных деревьев и напитанной проливными дождями изумрудной зелени елей, освещаемых фонарями, завораживали. Странно, почему я раньше не замечал, что в осени есть своя особенная, обнаженная романтика, эдакая элегантно умирающая красота. Прежде, чем я успел это осознать, мои мысли, облаченные в слова, слетели с губ:

– Я даже не знаю, любила ли она осень. Вообще, любила ли какое-то время года больше остальных. Да вообще, по факту, ничего существенного об ее предпочтениях не знаю.

– Не особо, – задумчиво пробормотал Ник, глядя вдаль. – Знаешь, я и сам теперь не уверен. Но думаю вряд ли: осень – это дождь, а дожди она терпеть не могла.

Я не стал уже упоминать о том, что именно дождь, сотворенный мной, однажды спас Хлою, когда она застукала Ника с Терезой. Сейчас это явно было бы лишним, почему-то мне совершенно не хотелось портить этот момент примирения с тем, кто наверняка знал ее побольше моего.

Еще немного постояв на улице, мы с Ником вернулись в помещение, когда на экране уже горел таймер обратного отсчета. До завершения голосования оставались считанные минуты, хотя результаты уже и так были не оспоримы: поприветствуйте нового председателя совета безопасности ООН – Дерека Грегори Старка.

Глава 8 – Дерек

Дни понеслись с неимоверной скоростью: инаугурация, нескончаемые поздравления и аплодисменты, интервью, пресс-конференции, переезд штаба Таймлесс в новый офис в Лондоне, тысячи подписанных бумаг и обязательств, разгоны акций протеста, совещания, советы… Бенджамин, Келлан, Дилан и Ник взяли на себя медвежью долю бумажной волокиты и юридических сторон вопроса, но оттого было не легче. Круговорот событий, захлестнувших меня чудовищным цунами, не оставлял ни единой свободной минуты. Не могу припомнить и дня своей жизни, чтобы я так уставал, и даже моя бессмертная сущность не помогала. А мои кошмары, все еще мучающие меня чуть ли не каждую ночь, не позволяли отдохнуть даже во сне.

Десятки мозгоправов с радостью откликнулись на мольбу Бена о помощи, когда тот устал бороться с моим алкоголизмом, оправдываемом мною кошмарами, но никто из них не мог исправить того ужаса, что сотворил с моей психикой Калеб Стенли, черт бы его побрал. Все, чем они смогли сделать, так это выписать с дюжину рецептов на самые труднодоступные транквилизаторы, чье применение в подавляющем большинстве стран было сродни употреблению тяжелых наркотиков. Но с ними мне удавалось хотя бы иногда проспать спокойно пару-тройку часов, в то время как та единственная, кто мог избавить меня от этой пытки навсегда, так и не появлялась. Окончательно измотанный, в один из вечеров я надрался вдребезги, выпив столько, что не смог явиться на чертовски важное заседание совета в полдень.

Будучи чернее тучи, Бен ворвался в мой Пентхаус на последнем этаже офисного здания Таймлесс в Лондоне, его громогласный бас перемешивался с увещеваниями Дилана оставить меня в покое, семенящего за ним следом.

– Ну все, Дерек, ты перешел все границы. Я спускал тебе многое, но тут ты превзошел сам себя, – прокричал мне в лицо глава штаба, нависнув как Домоклов меч.

– Ой, да перестань, – щурясь от заливающего гостиную солнечного света, простонал я, лежа на диване. – Там и без меня все наверняка порешали, делов-то. Поставлю свою подпись там, сям, никому и дела не будет до того, что я принял решение заочно, так скажем. Я ж для того и был избран, чтобы стать живым факсимиле. Чего так орать?

– Господи, не заставляй меня пожалеть о моем решении! – проревел Бен. – От тебя всего-то и требуется, что притаскивать свою божественную задницу туда, куда нужно вместе со мной, хотя бы имитировать свое участие в делах мира, но ты и тут умудряешься облажаться!