Цивилизация рассказчиков: как истории становятся Историей

Паутина человеческих связей разрасталась и укреплялась десятки тысяч лет и, несомненно, продолжит распространяться и дальше. Через год, через десять, через сто лет, если мы все еще будем существовать, наши жизни окажутся переплетены гораздо сильнее. Это тенденция, и тенденция неослабевающая. Вполне возможно, уже сейчас формируется единое человеческое общество, но масштабы происходящего слишком велики, чтобы его можно было разглядеть. Мы пока не способны осознать это в полной мере – так Древний Китай не сознавал своего влияния на Древний Рим, и наоборот. Все мы хотим стать частью чего-то большего, но никогда еще это большее не представляло собой человечество целиком. Кажется, что все траектории сходятся из множества точек в одну, но сами по себе они не могут сказать нам, действительно ли у этой истории есть цель и направление, тем более что мы пока все еще не представляем собой одну большую счастливую семью.

Чтобы получить хотя бы слабое представление о том, куда ведет эта дорога, нужно окинуть взглядом то, что мы уже прошли. Как мы добрались оттуда, где мы были вначале, туда, где находимся сейчас? Если непрерывно возрастающая взаимосвязанность – это главная тема нарратива, то что представляет собой сам нарратив? Каковы его темы и кульминационные моменты? Как именно он делится на главы, сцены и ключевые события? Короче говоря, если история человечества – это повествование, то какой там сюжет?

Такими вопросами я задался много лет назад, когда мне впервые открылось, что подъем Китая был как-то связан с падением Рима. И в этой книге я расскажу о том, какие ответы мне удалось найти.

Часть I

Орудия, язык и среда

Из всех живых существ на Земле только мы, люди, используем орудия труда и речь, чтобы группами эффективно взаимодействовать со средой, в которой мы обитаем. Благодаря языку мы можем общаться, а рассказываемые нами мифы – это то, что связывает группы людей вместе. На заре веков сюжеты для наших мифов задавала география. Мы раскидывали сети смыслов, которые соединяли нас с людьми из нашего непосредственного окружения. Наше место обитания определяло, кто мы есть. Через постоянное общение мы выстраивали общие для нас понятия о таких сложных материях, как время и пространство, жизнь и смерть, добро и зло. Мы жили и умирали в условных пространствах, пронизанных нашими идеями, и, как нам тогда казалось, эти ландшафты и были миром, в котором мы живем. Между тем где-то, возможно всего в нескольких сотнях километров от нас, жили другие люди, совместно добывавшие себе пропитание, – и их объединял какой-то другой значительный географический факт, и они существовали в другом условном пространстве, которое было результатом их коллективной работы.

1.

Физический мир

(15 млрд – 50 000 лет до н. э.)

Однажды осенью 1940 г. на юго-западе Франции четверо подростков бродили по лесу недалеко от дома – они искали легендарный клад, о котором в то время ходили слухи. Внезапно их пес по кличке Робот с лаем бросился к яме под корнями упавшего дерева. Обрадованные ребята поспешили за ним – но, увы, обнаружили не старый сундук с сокровищами, а всего лишь дырку в земле.

Они поступили как свойственно подросткам – я сам, несомненно, сделал бы так на их месте: они протиснулись в отверстие, чтобы посмотреть, что оно скрывает. С собой у них весьма кстати были фонари – лаз оказался глубоким и заканчивался пещерой. И там на стенах и даже на потолке на высоте около четырех – шести метров в свете фонариков подростки увидели большие, изящные и реалистичные изображения быков, оленей и других животных, выполненные черной, красной, коричневой и желтой красками. Так была обнаружена одна из самых впечатляющих художественных галерей палеолита – пещера Ласко.

Находка была впечатляющей, но не уникальной. Похожие наскальные рисунки открывали по всему миру с 1868 г., и до сих пор их обнаруживают в сотнях различных мест от Испании и Ливии до Индонезии. Часто оказывается, что изображения на сводах одной пещеры создавались на протяжении тысяч лет; многие поколения людей приходили сюда рисовать. Древнейшее из наскальных изображений было создано около 40 000 лет назад, и вот что странно: даже самые ранние произведения уже представляются достаточно сложными. А вот неумело выполненных рисунков нигде нет. Непохоже, что художники каменного века учились рисовать на протяжении несколько сотен поколений, чтобы пройти путь от бесформенных клякс, едва напоминающих фигуры животных, до узнаваемых очертаний лошадей и охотников. Наоборот, складывается впечатление, что примерно 45 000–35 000 лет назад люди вдруг сразу начали создавать сложные произведения искусства. И речь идет не только о наскальной живописи. На раскопках в Малой Азии палеоантропологи обнаружили искусные украшения, относящиеся примерно к тому же периоду, что и наскальные рисунки. На юге Африки были найдены декоративные каменные ножи бесподобной красоты, а на территории Германии – керамическая статуэтка размером с амулет, изображающая женщину с тонкими руками и ногами, массивной грудью, крупными бедрами и вульвой.

Почему именно люди так внезапно достигли высокого мастерства в изящных искусствах? Ведь в те же времена жили и другие приматы, которые умели создавать орудия и инструменты, причем примерно с тем же успехом, что и люди, однако их изделия почти не менялись на протяжении тысяч лет, тогда как уровень сложности человеческих инструментов резко взлетел вверх. Должно быть, около 45 000 лет назад произошло что-то важное, но что именно? Что могло случиться?

Ответ на вопрос кроется в нашей истории, истории человечества.

У каждой истории есть место действия, и в нашем случае это физическая Вселенная, так что с нее и начнем. Физики говорят, что Вселенная возникла около 13,32 млрд лет назад – это может показаться огромным периодом времени, но, если взять по доллару за каждый год существования Вселенной, получившейся суммы не хватит, чтобы построить, скажем, три современных авианосца. Так что в некотором смысле наша Вселенная довольно молодая, и даже физики с этим согласны.

Все началось, по их словам, со взрыва, произошедшего в бесконечно малой точке. Кстати, многие религиозные тексты говорят о чем-то похожем. До Большого взрыва пространства не существовало, поэтому нет смысла говорить о размерах точки. Время тоже родилось в момент взрыва, так что начинать какое-либо утверждение со слов «незадолго до Большого взрыва» так же бессмысленно. Не было никакого «до», есть только «после».

В результате Большого взрыва расширяющаяся масса элементарных частиц свернулась в бессчетные триллионы звезд, удаляющихся друг от друга, но не от центральной точки, поскольку до сих пор продолжает расширяться все, включая само пространство. С нашей точки зрения, кое-что интересное во Вселенной появилось примерно 4,54 млрд лет назад, когда родилась Земля, – одно из восьми облаков звездной пыли сформировалось в нашей части пространства на орбите своей звезды. В результате действия гравитационного притяжения частиц каждое из облаков постепенно сжималось, крутясь подобно фигуристу на катке, становилось все плотнее, пока наконец не превратилось в сферическое тело, вращающееся вокруг своей оси и летящее вокруг Солнца, как и остальные семь планет-сестер[2 - Когда я был помоложе, нам говорили, что в Солнечной системе девять планет, но недавно самую дальнюю от Солнца планету разжаловали. Несчастный Плутон, где-то там в наиболее темной и холодной части Солнечной системы, больше не считается полноценной планетой, теперь он всего лишь планета-карлик – немногим лучше астероида! Однако позже астрономам показалось, что они обнаружили огромный, темный ледяной шар размером в десять раз больше Земли, орбита которого лежит за орбитой Плутона. Этот объект слишком удален от Солнца и почти не отражает света, вот почему потребовалось столько времени, чтобы его обнаружить. Астрономы называют его – звучит зловещая музыка – Девятой планетой.].

В юности наша любимая Земля представляла собой шар раскаленной лавы. Потребовался примерно миллиард лет, чтобы ее внешний слой остыл и превратился в твердую земную кору. Затем начались дожди, и они шли до тех пор, пока вся поверхность планеты не оказалась под водой.

В этой воде содержались несколько простых химических соединений – метан, диоксид углерода и аммиак. Их молекулы способны вступать в химическую реакцию друг с другом. И когда это произошло, они сформировали более сложные химические соединения. Да, из нескольких типов первых молекул случайным образом могло сформироваться ограниченное количество новых комбинаций, но как только они появились, число комбинаций увеличилось. Благодаря растущему количеству «смежных возможностей»[3 - Термин позаимствован из книги научного писателя Стивена Джонсона «Откуда берутся хорошие идеи» (Where Good Ideas Come From).] материальная Вселенная продолжала наращивать свою сложность и разнообразие. Вероятность, что те первые несколько простых молекул, вступив во взаимодействие, случайно породили бы лягушку или птицу, равна нулю. Лягушки и птицы тогда не относились к смежным возможностям. Но как насчет взаимодействия с образованием несколько более сложных веществ, вроде аминокислот? Липидов? Нуклеотидов? Это не просто вероятно, это неизбежно должно было произойти.

В любой закрытой системе (как говорят физики) мера неупорядоченности возрастает. Очевидно, это такой закон. Книги, случайным образом расставленные на полках случайными людьми, сами по себе не выстроятся в алфавитном порядке; самопроизвольные процессы в физической реальности идут в другом направлении. Вода всегда течет вниз по склону, от большего порядка к меньшему, пока не достигнет нижней точки, в которой направленный поток сливается с водоемом и заканчивает свое существование. Мера неупорядоченности системы называется энтропией. Законы физики также утверждают, что энтропия может оставаться постоянной или даже немного уменьшаться в закрытой системе, если подвести извне некоторое количество энергии. Вода всегда течет вниз, пока в этой схеме не появляется насос. Очаг всегда гаснет, если только не подбрасывать в него новые дрова. В прибранной комнате возникает беспорядок, если только кто-то не проделает некоторую работу и не разложит вещи по местам. Видимо, ко Вселенной в целом этот принцип не применим. Почему? Да потому, что за ее границами по определению ничего нет. Перефразируя слова философа Людвига Витгенштейна, можно сказать: «Вселенная – это все, что имеет место». Поскольку для нее нет никакого «извне», откуда бы поступала энергия, энтропия не нарастает только в небольшой закрытой системе, расположенной в некотором более масштабном окружении.

Примерно 4 млрд лет назад маленькие закрытые системы подобного типа начали появляться на планете Земля. Они сформировались и развивались в тех местах, где через мелкие трещины в океанском дне просачивалось тепло расплавленного земного ядра. В этих местах (а может, и где-то еще) молекулы аминокислот, липидов и нуклеотидов соединялись друг с другом и формировали упорядоченную среду, к которой закон энтропии был неприменим: образно говоря, в таких условиях вода поднималась вверх по склону, а огонь загорался сам. Эти маленькие скопления молекул можно назвать предшественниками первых простых клеток – основных единиц жизни.

Таким образом, жизнь – закрытая система, помещенная в некую среду: части этой системы подчиняются внутреннему порядку, который связывает множество молекул в единое целое. Сказанное справедливо для любой формы жизни. Для клетки, для лягушки, для человека – для кого угодно.

Жизнь подобна созвездию, в котором роль звезд играют молекулы. Созвездие – это не просто набор звезд, но некая система, структура, куда они встроены. Любой форме жизни необходимо потреблять энергию, чтобы поддерживать свою внутреннюю структуру, и энергия эта должна поступать извне, из окружающей среды. Грубо говоря, клеткам нужно что-то есть. Если они не получают достаточно энергии, которая способна удерживать их вместе, они теряют связность. Если нарушение связности нарастает, в какой-то момент созвездие перестает существовать. Его материальные составляющие, молекулы, все еще где-то есть, но самого созвездия больше нет. Так жизнь отступает перед смертью.

Первые признаки жизни появились в Мировом океане около 4 млрд лет назад или даже раньше. Какими бы ни были эти временные рамки, одно можно сказать точно: жизнь существует почти столько же, сколько существует сама Земля. И хотя любая отдельная единица живой материи ограничена смертью, жизнь в целом распространяется и благодаря способности размножаться все лучше сопротивляется энтропии. Такова история жизни в двух словах: отдельные организмы появляются, оставляют потомство и умирают, но жизнь в целом распространяется, становится разнообразнее и сложнее. По крайней мере, до сих пор все было именно так.

На протяжении миллиардов лет одноклеточные формы жизни эволюционировали в бесчисленное множество многоклеточных видов. В то же время физический мир менялся. Суша поднялась из воды, образовался один огромный континент. Этот континент раскололся на две части, которые разошлись и отдалились друг от друга. Позже они разделились еще на несколько фрагментов и дрейфовали, пока не сформировалась структура, большей частью похожая на современную: вот обширная Евразия, к югу от нее – гигантская Африка, маленькая Австралия – на востоке, далеко, на другой стороне планеты, – Америка, на крайнем юге – Антарктида, а еще там и тут разбросаны острова, некоторые размером почти с континент. На планете еще нет людей, но место действия для истории человечества уже подготовлено.

Около 55 млн лет назад в Евразийский континент врезался огромный остров. Я говорю «врезался», поскольку все еще мыслю в геологическом масштабе. Если замедлить происходящее до нормального течения времени, можно сказать, что вряд ли это событие было заметно – ну потрясло немного Землю, и, наверное, вулканы извергались столетие или два.

Но в геологическом масштабе этот остров ме-е-едленно вклинился в Евразию, сминая ее поверхность, и скомканная земная кора стала Гималаями – самым высоким горным хребтом на планете. Рождение Гималаев оказало большое влияние на историю человечества, поскольку из-за этого климатические условия в регионе изменились. Ветры с моря приносили влагу, которая выпадала в виде осадков при столкновении воздушных масс со склонами высоких гор, а проливные дожди способствовали появлению густых лесов в Юго-Восточной Азии и на субконтиненте, который впоследствии назвали Индией. Обезвоженные воздушные массы продолжали путь на юг в Африку и, проходя над континентом, нагревались. Теплый сухой воздух стал причиной изменения растительности на северо-востоке Африки. Раньше, когда климат был влажным, здесь росли густые леса; теперь, когда пришли сухие ветры, эти леса стали редеть и отступать.

Африканские леса в то время населяло множество видов животных, в том числе приматов. Некоторые из этих приматов отступили вместе с исчезающими джунглями, желая оставаться в привычной для себя среде, поскольку они знали, как здесь выживать. Другие же адаптировались к новым условиям – там, где в редеющем подлеске возникали большие открытые пространства. Некоторые виды приматов стали проводить на земле не меньше времени, чем на деревьях. Вероятно, они вели себя подобно малышам на детской площадке – ходили, держась за ветки. А территория джунглей между тем продолжала сокращаться. Леса с отдельными открытыми пространствами превратились в саванну – травянистую равнину с отдельно стоящими деревьями.

Орудия

Для нас все началось в саванне. Живущие на деревьях (но, вероятно, уже способные перемещаться на двух ногах) обезьяны, обитавшие на границе леса и саванны, научились ходить вертикально, не держась за ветки, – это был отличный навык для их среды обитания, поскольку он позволял быстро перебегать открытые пространства, добираясь до отдельно стоящих деревьев, а при необходимости удирать под укрытие леса. Будучи двуногими, эти обезьяны не задействовали передние конечности для бега. Они могли использовать их как-то иначе – и таким образом передние ноги превратились в руки, а затем появились и большой палец, противопоставленный другим пальцам, и ловкое умение изготавливать орудия, и более крупный и развитый мозг, способный поддерживать все те новые навыки, которыми овладели эти существа.

Но саванна – это лишь часть истории. Не менее важную роль в нашем появлении сыграл и другой фактор. В тот исторический период Северо-Восточная Африка была геологически нестабильна, что стало причиной экстремальных колебаний климата около 2–2,5 млн лет назад. Сезоны дождей сменялись долгими засухами, а затем опять приходили дожди. Луга превращались в пустыни, а пустыни – в болота. Колебания продолжались тысячи лет, отнюдь не миллионы, а это не такой уж большой срок. Те виды, образ жизни которых соответствовал прежним условиям окружающей среды, как форма ключа соответствует замочной скважине, теперь оказались в затруднительном положении. Изменения были слишком быстрыми, эволюция не могла за ними угнаться. В таких непредсказуемых условиях выигрывают универсалы, а не специалисты. Преимущество оказалось у тех, кто умел адаптироваться.

В мире, где приходится постоянно менять стратегии выживания, важнейшую роль играют пальцы, кисти, руки и способность ходить на двух ногах. Приматы, обладающие этими особенностями, могли совершить хитроумный маневр адаптации – приспособить инструменты для компенсации своих биологических недостатков. Во-первых, несомненно, они использовали в качестве орудий просто элементы окружающей среды: тяжелыми камнями кололи орехи, шероховатыми перетирали семена, с острыми охотились. Но потом, значительно позже, они начали применять найденные предметы для изготовления новых орудий – использовали камни, чтобы обтесать другие камни и сделать ножи, заточить палки и заострить копья. Короче говоря, они начали изобретать.

Это занятие освоил не единственный вид. На протяжении нескольких миллионов лет на нашей планете жило немало различных двуногих приматов, умевших изготавливать орудия. Некоторые из них вымерли, другие эволюционировали в новые, более способные существа, и их инструментарий становился все шире. Они подчинили огонь (да, огонь тоже инструмент). Они научились охотиться организованными группами, и это сделало их страшными хищниками, прежде всего потому, что они были вооружены копьями, дубинами и сетями – короче говоря, орудиями. Они не просто убивали и ели других животных; с некоторых они снимали шкуры и надевали на себя. Вообразите, насколько устрашающими они, должно быть, выглядели в глазах своих современников.

Превосходные навыки ходьбы позволили новым видам приматов странствовать по всей Африке и пересечь Евразию. В отличие от других животных, они могли обосноваться в любых условиях окружающей среды, поскольку у них имелись орудия. Они переселялись в леса, пустыни, болота, на равнины, горные склоны и в долины рек – и это разнообразие мест обитания существенно влияло на то, кем они становились и как жили. Если представить историю как переплетенные нити, то место обитания – это одна из трех основных нитей. Орудия – вторая нить. Есть и третья, но о ней мы поговорим позже. То, кем мы были, и то, кем мы стали, с самого начала сложным образом определялось тем, где мы жили и что делали, чтобы совладать с природой в местах нашего обитания.

Ни одно из тех существ, бродивших по планете миллион лет назад, еще не было похоже на современного человека. Ни одно из них сегодня не пропустили бы в торговый центр. Биологически они еще не были людьми. Жизнь на Земле постоянно менялась и преображалась, пока наконец, около сотни тысяч лет назад плюс-минус несколько тысячелетий, часть двуногих приматов не стала анатомически неотличима от современных людей. Ученые называют этих существ Homo sapiens sapiens, что в переводе с латыни означает «человек разумный разумный» (довольно самовлюбленно, надо признать, ведь этот термин был придуман людьми для обозначения самих себя).

Значит, так оно и произошло? Сто тысяч лет назад? Занавес поднялся, и началась драма человеческого существования? Рискну предположить, что нет, не совсем так. Место уже было готово, но действующие лица еще не вышли на сцену. Тем древним сапиенсам все еще недоставало одной важной вещи, которую современные люди воспринимают как нечто само собой разумеющееся, поэтому нам придется вернуться к стартовой точке. Примерно 45 000 лет назад мы, люди, научились рисовать, играть на флейте и танцевать. В борьбе за приличную пищу мы начали побеждать всех остальных двуногих приматов. Что-то должно было произойти тогда, что-то такое, что позволило роду людскому подняться над животными. Но что?

Мне кажется, ответ таков: именно тогда возник настоящий язык.

2.

История начинается с языка

(50 000–30 000 лет до н. э.)

Уже неандертальцы имели необходимый для произнесения слов анатомический аппарат, но слова – еще не язык. Вороны издают звуки, обозначая ими различные объекты из окружающей среды. Можно сказать, что у них есть слово для обозначения человека и еще одно для собаки. Они даже способны придумывать новые звуки, чтобы называть ими конкретных людей. Они могут прокаркать предупреждение другим воронам: «Фермер Браун!» – но это всего лишь пара слов. А слова – еще не язык. Однажды ученые научили гориллу по имени Коко языку жестов, и она освоила более тысячи отдельных жестов, обозначающих разные вещи, например мороженое. Но Коко осилила только словарь. Она могла называть вещи, но это ведь всего лишь одна из форм указания на что-то. Это не язык.

Настоящий язык возникает тогда, когда слова соединяются, образуя бесконечное разнообразие осмысленных комбинаций. Это словарь, дополненный грамматикой и синтаксисом. В настоящем языке часть слов действительно имеет непосредственное отношение к объектам или событиям реального мира, например:

стул

есть

убивать

Но существуют и другие слова, не столь реальные, скажем:

не

столь

реальные

На самом деле значение многих слов кроется не в их взаимосвязи с объектами физического мира; их смысл – во взаимосвязи с другими словами. Развитие языка означает, что мы можем использовать слова так, как если бы они были именованными объектами. Затем слова отделяются от вещей и начинают существовать сами по себе. Так создается единый мир слов, существующий параллельно с миром вещей, имеющий к нему отношение, но не равный, не идентичный ему. Те, кто использует язык, могут войти в этот мир и взаимодействовать в нем, как если бы он был реальным миром.