Разрушь меня. Разгадай меня. Зажги меня

– А какой у нас выбор? Никакого кода семь нет, правда? – спрашиваю я у Уорнера.

Он скривил губы и ничего не ответил.

– Зачем все это? – спрашиваю я. – Зачем ложная тревога?

– А почему ты не спросишь солдата, которого так нежно возлюбила? – с отвращением огрызается Уорнер. – Почему себя не спросишь, как могла доверить свою жизнь тому, кто не умеет отличить реальную угрозу от настоящей?

Адам еле слышно выругался.

Мы переглядываемся, он бросает мне свой пистолет, качает головой, снова ругается, сжимает кулаки.

– Так это учебная тревога!

Уорнер начинает хохотать.

Адам смотрит на дверь, на часы, на меня.

– У нас мало времени.

Я держу пистолет Уорнера в левой руке, пистолет Адама в правой, направив оба ствола Уорнеру в лоб, игнорируя его настойчиво-сверлящий взгляд. Адам свободной рукой копается в кармане. Достав два ремешка-стяжки из гибкой пластмассы, он пинком опрокидывает Уорнера на спину. Несколько секунд, и руки и ноги Уорнера связаны, а ботинки и перчатки валяются на полу. Ногой Адам прижимает Уорнера к полу.

– Если выпрыгнем из окна, взвоют десятки сирен, – говорит он мне. – Сегодня придется много бегать, не стоит рисковать ногами. Мы поломаем их. Прыгать нельзя.

– Так что же делать?

Закусив губу, он проводит рукой по волосам, и на один безумный миг я хочу поцеловать его, попробовать, вспомнить его вкус. Усилием воли сосредоточиваюсь.

– У меня веревка, – говорит Адам. – Будем спускаться. И быстро.

Он начинает разматывать бухту прочного шнура с маленьким крючком, похожим на коготь. Я сто раз спрашивала, для чего в его сумке столько шнура. Адам ответил, что веревки много не бывает. Теперь мне стало смешно.

Он повернулся ко мне.

– Я иду первым, буду страховать тебя внизу.

Уорнер громко, напоказ смеется.

– Ты не сможешь поймать ее, идиот. – Он заерзал в своих пластмассовых путах. – На ней почти нет одежды. Она убьет тебя и сама разобьется при падении!

Мой взгляд мечется между Уорнером и Адамом. У меня нет времени разгадывать шарады. Пусть мое решение будет поспешным.

– Давай. Я за тобой.

Уорнер в замешательстве.

– Что ты делаешь?

Я игнорирую его вопрос.

– Подожди!

Я не реагирую.

– Джульетта.

Я не отвечаю.

– Джульетта! – Напряженный голос поднимается выше, в нем слышны нотки гнева, ужаса, неверия, обиды на мнимое предательство. Реальность подкинула Уорнеру новый кусочек головоломки. – Он что, может к тебе прикасаться?

Адам наматывает на кулак простыню.

– Черт возьми, Джульетта, отвечай мне! – Уорнер извивается на полу, вихляясь самым немыслимым образом. У него дикий вид, в его глазах недоверие и изумление. – Он трогал тебя?

Я не понимаю, отчего стены вдруг оказались на потолке. Все съезжает куда-то в сторону.

– Джульетта…

Сильным ударом Адам разбивает стекло. Комната мгновенно наполняется истерическим воем, хуже любых сирен. Пол ходит ходуном, в коридорах грохот шагов, и я понимаю – еще минута, и нас найдут.

Адам сбрасывает веревку за окно и закидывает на плечо сумку.

– Давай свою! – кричит он. Я едва слышу его сквозь вой. Пинком отправляю к нему сумку, он ловит ее и исчезает за окном. Я бегу за ним.

Уорнер пытается схватить меня за ногу.

Я вырываюсь, чуть не упав, но добегаю до окна, почти не потеряв времени. Оглядываюсь на дверь, чувствуя, как кровь стучит в висках, во всем теле. Сбегаются солдаты, их крики с каждой секундой громче, ближе, отчетливее.

– Быстрее! – зовет Адам.

– Джульетта, пожалуйста…

Уорнер с силой бьет меня по ноге. Я почти слышу свой крик сквозь вой сирены, разрывающей барабанные перепонки.

.

Я перебрасываю ногу через подоконник и обхватываю шнур. Отсутствие брюк обещает сделать процесс мучительным. Перекидываю вторую ногу и крепко берусь за веревку. Адам кричит мне снизу, но я не вижу, насколько он далеко. Уорнер истерически выкрикивает мое имя. Невольно оглядываюсь.

Его глаза – два зеленых выстрела сквозь оконное стекло, пробивающие навылет.

Я набираю воздуху в грудь и говорю себе, что не разобьюсь.

Глубоко вздохнув, начинаю спускаться по веревке.

Надеюсь, Уорнер не понял, что сейчас случилось.

Он дважды коснулся моей ноги.

И ничего не произошло.