Призраки прошлого

Призраки прошлого
Святослав Владимирович Буробин

Рассказ о жизни неудавшегося писателя, медленно теряющего связь с реальностью. Чего в его жизни было больше: хорошего или плохого? На этот вопрос могут ответить лишь обрывки воспоминаний, бережно хранящиеся в остатках разума героя. Призраки прошлого. Содержит нецензурную брань.

Святослав Буробин

Призраки прошлого

Глава 1

Бумага. Один из древнейших материалов, используемых человеком для бережной записи и хранения информации. Изначально чистая и непорочная, как утренняя роса, она быстро впитывает в себя чернила вместе с тяжестью воспоминаний. Люди могут забыть, унести свои секреты вместе с собой под землю. Наименее яркие моменты могут бесследно раствориться в прошлом, как медленно растворяется сознание у больного вялотекущей шизофренией. А бумага всё помнит. Пока ей разрешают. А потом – с глаз долой, из сердца вон, благо, горит она хорошо, да и разорвать на маленькие кусочки – проще простого. Не вся информация одинаково нужна и приятна, но не нам судить, правда?

Разорвём на мелкие-мелкие куски и развеем по ветру. Вот так! И ничего не было. Я этого не помню, значит, этого не было! Всё просто. Многим людям нравится жить в своём выдуманном иллюзорном мире. Где всё всегда хорошо, а плохое вычеркнуто. Нам ли их судить?

«Вот я снова беру новый лист. Неровным почерком вывожу каракули, отдалённо напоминающие осмысленный текст. Надо же, получается вполне неплохо! Вверх, вниз. Закорючка, линия, петля. Хах, петля. Хотя нет, получается отвратительно. Снова и снова, как упёртый баран, я пишу околесицу. Я же знаю, что ничего не изменится, зачем продолжать? Возможно, для меня это занятие стало сродни ритуалу. Снимает нервное напряжение, помогает собрать разбросанные внутри больной головы осколки мыслей. Формирует из этого бреда чёткие цели и побуждения, свободные от эмоций и моего субъективизма. Хотя глупо предполагать, что при записи мысли внезапно становятся объективными. Есть ли хоть что-то объективное в нашем мире?» – Саша задумчиво почесал затылок.

«Я, Бифуркасов Александр Иванович, ответственно заявляю, что окончательно и бесповоротно сошел с ума» – произнёс наш герой шёпотом.

Крыша хлопает в ладоши,

Моя жизнь мне не по ноше,

Я бы рад её окончить,

Понаставив многоточий,

Но не здесь и не сейчас

Завершится мой рассказ.

«Ахахах, как тебе такое, бумажка? Уверен, что тебе настолько же безразлично, говоря языком культурным, как и мне. Не быть мне ни поэтом, ни прозаиком. Ах, как же так. И для кого я тогда, спрашивается, стараюсь? Для себя любимого? А мне на кой это надо?» – Саша с вопросительным выражением лица уставился на исписанный лист. Бумага ожидаемо проигнорировала вопрос, за что и поплатилась. Через несколько секунд из неё получился забавный бесформенный комок, тотчас полетевший в урну. В урну, где покоились еще десятки таких же, побеждённых, но не сломленных, героев. Если оттуда все эти письмена собрать, глядишь, и поэма бы получилась. Эх, Сашка-Сашка. Или как его там?

Бессонница всецело вступила в свои права с наступлением темноты. Вообще ночь для Александра характеризовалась буйством сознания, она пробуждала воображение. Черный цвет – цвет пустоты. Интересно наблюдать за тем, как из абсолютного ничего рождается что-то. Единственный минус заключался в том, что писать всякое-разное в полной темноте решительно невозможно. А со светом – уже не то, атмосфера пропадает, не идёт мысль. Набирать текст на компьютере или телефоне тоже для нашего героя не вариант, души в этом нет. А как же творчество может существовать без души? Это уже и не творчество тогда, а графомания какая-то. Но конкретно сейчас творить не хотелось, хотелось спать. Устал мозг, ничего не поделаешь. А сна всё нет и нет. За окном звучала звенящая тишина, улицы спального района буквально вымерли. Иногда это даже мешает уснуть, настолько мы привыкли к фоновому шуму. Под свинцовыми веками бегали причудливые фракталы, вырисовывая картинки безвозвратно ушедшего прошлого и безнадёжного будущего. «Я устал от них. Я так устал» – в полудрёме пробубнил Саша.

Александр поднял своё тело с кровати и зажег лампу, от света которой в разные стороны разбежались причудливые тени. Вон та, что слева притаилась, похожа на творческий кризис. Безобразная и тяжёлая, как январский снег. Другая на делирий похожа. Бесформенная, пугающая и дёргается от мигания лампы.

«Театр теней. Ха-ха. Можно я к вам присоединюсь?» – Александр сложил перед лампой ладони в форме бабочки и стал активно дергать пальцами, тени на полу моментально откликнулись на эти действия. «Молодой Саша порхает по небу, как бабочка, легко и непринуждённо. С цветка на цветок перелетает, собирает пыльцу, копит ее. Она ему обязательно пригодится в жизни, ха-ха!» – бабочка-тень аккуратно летела вперёд, изредка опускаясь к земле.. «Но не думал Саша тогда, что со временем летать станет тяжелее, а собранная пыльца будет тянуть вниз. Нет-нет, совсем не думал!» – Александр скорчил недовольную гримасу. Под звуки нервных смешков пальцы сбавили темп. Теперь тень-бабочка больше была похожа на потрёпанную жизнью тень-бабочку. Каждый взмах крыльев давался непросто, но это волевое существо каким-то чудом продолжало лететь. «Ой-ой, кажется, сиюминутные удовольствия повисли на тебе тяжким грузом, жалкое насекомое» – посетовал Александр. «В смысле ты не знал? А мама тебе не говорила, что наркотики, алкоголь и беспорядочные половые связи – плохо? Правда, не говорила? Ай-ай-ай, ну что за мать, о таком с пелёнок рассказывать надо!» – ехидно улыбнувшись, артист из театра одного актера сжал ладони в замочек, изобразив камень. Получилось не очень похоже, но Сашу устроило. Камень сорвался вниз и больно ударился об пол. «Ну всё, летун, долетался. Плюхнулся Сашка низко-низко, совсем его теперь не видать. Никто не слышит и не видит. Поделом! Поднимется он теперь нескоро, если вообще поднимется» – нашему герою это представление настолько понравилось, что он захлопал в ладоши, как маленький ребенок. Тень-творческий кризис и тень-делирий тоже удовлетворённо покачивались. А лампа светила неодобрительно: ей уже приелись эти однотипные сценки, покоя хочется. Со стены из-под сантиметрового слоя пыли презрительно смотрела икона Христа-спасителя. Не сказать, что Александр был набожным человеком, но должно же и в этой квартире быть что-то доброе, не погрязшее в тьме и безысходности.

Через несколько секунд на тумбочке уже лежал свежий лист бумаги. Чистый и открытый всему новому. Глаза творца горели энтузиазмом. Вот-вот должно произойти рождение второсортного шедевра. Вдохновение всегда приходит резко и неожиданно, как ментальные заболевания. Пожалуй, даже ещё резче.

Мать летать учила

Желтопёрых сынов своих.

Не хватало подъёмной силы

Неокрепших перьев пустых.

Вторя сигаретному дыму,

Игла сверкнула, нырнув в пульсацию вены.

Маячившие пред глазами пустыми,

Сыны полетели, разбившись о стены.

Убитая горем мать, с прожжённым окурком крылом,

Сорвалась камнем. И ей – поделом.

После того, как бумага была безнадёжно испорчена стихотворением сомнительной культурной ценности, Александр довольный лёг обратно в кровать. Похоже, сон всё-таки добрался до него, заключив в свои крепкие объятия, так как Сашка даже забыл скомкать своё произведение и выбросить в прикроватную урну, специально оборудованную для этих вещей, как он привык делать.

В довершение ко всему, лампа перегорела, и ночь с великим аппетитом поглотила всё содержимое комнаты. Теперь-то точно полная идиллия и порядок.

Глава 2

Снились тени прошлого. Да и сам Александр со временем превратился в тень, уподобившись своим воспоминаниям. Такой же отстранённый, блеклый и мрачный. Вечно на втором плане, вынужденный наблюдать, как рушится собственная жизнь, не в силах изменить что-либо.

Пробуждение было отвратительным, наш герой вскочил в холодном поту. Сердце гулко билось, взгляд метался по комнате, сам не зная, что именно жаждет найти. Только секунд через 30 дыхание выравнялось, а пульс вошёл в нужный ритм. Кошмары (а своё прошлое Александр считал именно одним нескончаемым кошмаром) стали сниться всё чаще. Жить прошлым сложно. Забыть прошлое – ещё сложнее. Этот девиз, лишённый оптимизма, плотно въелся в мозг, образовал укоренившиеся нейронные связи. Ненадолго помогали ранее прописанные нейролептики. Глушили тревогу, страх и даже мысли. Однако Александр превышал дозировку и принимал их чаще, чем положено. Стоит ли говорить, что бесконечно так продолжаться не может, и ни к чему хорошему это не приведёт? От такого бездумного приёма лекарственных препаратов может развиться нейролептический дефицитарный синдром, эффект которого, вероятно, Саша и наблюдает в последнее время. Слабость, вялость, безволие и сужение круга интересов до одной точки. «Овощной писатель или писатель-овощ?». Интересный вопрос, не требующий ответа. Уже трудно определить, во сну или наяву всё это происходит. «Смешалось».

Внезапно голову пронзило воспоминание о ночном кошмаре. Очередная страница не столь отдалённого прошлого, ранее плотно подавляемая нейролептиками. Был холодный осенний день, пальто развевалось на ветру, как белый флаг капитулирующего государства. Сигареты отлетали одна за одной, но не приносили ни малейшего облегчения. К сожалению, никотин не в силах спасти заблудщую душу. «Этого не может быть». На самом деле, ещё как может.

Труп, ещё абсолютно тёплый, мгновение назад – живой. Живой друг и товарищ со спокойными впалыми глазами, рассуждающий о вечном. Теперь сам слился с вечным, обратившись в пыль и груду обросших мясом костей. Очередная грустная история неумелого обращения с психотропными веществами. Не сразу удалось узнать таинственный лик смерти. Друг всегда был немногословен и скуп на эмоции. Сейчас же он абсолютно нем и смотрит в пустоту, куда-то мимо Саши. Куда-то в вечность.

«Умер. Сгинул. Подох как собака. Почти как живой, только не живой. Кончился» – Александр уже с трудом контролировал мысли, мозг сам думал, что ему хотелось, впервые получив в этом деле абсолютную свободу. Нервы – вещь хрупкая, а сейчас они разыгрались не на шутку. Ведь по иронии судьбы наркотики друг Александра попробовал впервые именно по инициативе нашего героя. Теперь Сашка, наверняка, до конца своих дней будет винить себя в этой глупой и бессмысленной смерти. А затяжное самобичевание еще никого до добра не доводило, так и с ума сойти можно!

Тяжёлое «Эй» за спиной выдернуло Александра из пучины непродуктивных мыслей, он резко обернулся. Сзади стояло грузное подвыпившее тело. «Есть закурить?» – вопрос звучал, скорее, как приказ. Саша трясущимися руками достал из пачки последнюю сигарету и протянул незнакомцу. *Щёлк*, *щёлк*, *щёлк*. С третьего раза, наконец, удалось выбить искру. Искру, бесконечно похожую на Сашу. Вспыхивает быстро светом тысячи солнц, гаснет ещё быстрее, сливаясь с вечерними сумерками и оставляя после себя лишь темноту. Темнота… Всепоглощающая, безмолвная и неотвратимая.

Стоп, почему так темно?

Веки распахнулись синхронно с глубоким вдохом. Зрение неохотно сфокусировалось, грудь поднималась и опускалась в такт биению сердца. «Грязный потолок, люстра и никаких искр. Ни одной» – резюмировал Александр. «Странно, искр нет, а затылок огнем горит. Ох, натерпелась моя бедная головушка». Рука машинально погладила проблемный участок головы, но тут же одёрнулась. Больно. Похоже, Александр свалился на пол и ощутимо приложился об батарею. «Опять сознание потерял, что ли? Глупый-глупый организм, ты не понимаешь, что нам обоим хуже делаешь?». «Хотя ты не глупый, ты тупой как валенок, если себя не жаль, то хоть мне дай пожить». Неизвестно, понял ли организм Сашин посыл, но хотелось бы в это верить.

Аккуратно поднявшись на ноги и нащупав упаковку таблеток, название которых было затёрто с течением времени, Саша сразу почувствовал облегчение. Не физическое, но моральное. Спустя пару ловких движений таблетка оказалась в желудке, а это значит, что через минут 15-20 не останется никаких кошмаров и вредных мыслей. «Совсем-совсем!» – обрадовался своей находчивости Александр. Довольный собой, но всё-таки ещё тревожный, наш герой зашел в ванную комнату. Нужно освежить лицо и смыть с себя сокрушительную тяжесть сегодняшнего утра.

Взгляд упал на старое заляпанное зеркало, чьё состояние мало волновало. Куда больше волновало состояние того, кто в него смотрел. Морщины и мешки под глазами ярко контрастировали с относительно молодым возрастом. В глазных белках проще было посчитать капилляры, которые не полопались, чем наоборот. Волосы торчали клоками, тонкие губы забыли, когда в последний раз по-настоящему улыбались. Только нос выглядел неплохо, его вообще сложно испортить. Когда-то приятные черты лица исказило время, алкоголь, вещества и безвкусно прожитая жизнь.

«Есть ли что-то более жалкое и отвратительное, чем эта пропитая морда в отражении? Как ты думаешь, Сашка? Как я думаю? Я думаю, что ничего не может быть хуже лица труса, оставившего единственного близкого человека умирать в той халупе. Испугался ответственности и сбежал, хорош дружок, нечего сказать!». Мышцы лица свело так, что получилась злобная неестественная ухмылка. Нет, Александр ещё не настолько двинулся, чтобы на полном серьезе разговаривать с самим собой. Наверное. Просто это отчасти успокаивало, позволяло думать, будто ситуация произошла не с Сашей, а с кем-то другим, с его собеседником. По щеке медленно стекала слеза, огибая все неровности кожи. Медленно и неспешно, оставляя за собой солёный след. Приятно и странно, тепло и забвенно. Кажется, препарат начал действовать. На ватных ногах Александр добрался до кухни. Сложно описать эффект нейролептиков, многим здоровым людям он едва ли покажется приятным. Слабость, спутанность сознания, рассеянное внимание, желание хорошенько поспать. Каша в голове. Но эта каша – самое приятное, что у Саши есть на данный момент, ведь она свободна от тревог и забот, отчаянно терзающих больную голову. И только в такие моменты можно по-настоящему отдохнуть.

Небо нахмурилось. Скоро начнётся дождь, и прольётся всемирная печаль. Вода ненадолго смоет городскую грязь и неприятную тяжесть, ощутимо повисшую в воздухе. Туда-сюда спешно пробегали люди, чувствующие приближение ливня. Они мечтали укрыться где-нибудь, чтобы не промочить свои куртки, пальто и всякую прочую верхнюю одежду. «Забавно наблюдать за этой бесполезной суетой. Зачем выходить на улицу, если можешь промокнуть? Вот уж действительно, людская глупость не имеет границ!» – изумлённо подумал Александр. Было слишком лениво смеяться, хоть и очень хотелось.

Все человечки уже попрятались под крышами и козырьками подъездов. Они опасливо озирались по сторонам и недовольно вздыхали. Но погоде на эти вздохи было решительно всё равно, она никуда не спешит. И вот, наконец, первые слезинки окропили живую землю и мёртвый асфальт. Капли отсвечивали серо-голубым цветом и будто бы выстукивали ритм какой-то трагичной, но в то же время романтичной и чувственной, песни. Мысли были далеко, они не обретали конкретных очертаний. Вязкие и… пушистые? Да, наверное, пушистые, как облака. Лёгкие, как первая и последняя любовь.

Большие серо-голубые глаза, короткая стрижка, маленький аккуратный носик. Красива и непорочна, словно маленький ангел, спустившийся к нам, простым людям, в бездну. Отвратительную и безжалостную. Жестокую и не знающую границ.

– Зачем люди курят? Сигареты же противные на вкус, как можно осознанно вдыхать в себя этот вонючий дым?

Девочка вопросительно посмотрела на Сашу.

– Это приносит удовольствие. Никотин, содержащийся в табаке, стимулирует дофаминовые рецепторы, что, в свою очередь, вызывает чувство удовлетворения. Противный вкус в этом случае отходит на второй план.