Собрание творений. Том II. Аскетические опыты. Книга вторая

Собрание творений. Том II. Аскетические опыты. Книга вторая
Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Собрание творений #2
Во втором томе собрания творений святителя Игнатия (Брянчанинова) содержится продолжение «Аскетических опытов», в которых говорится о том, как христианину правильно проходить свой путь жизни во Христе и достигать совершенства на основе многовекового опыта святоотеческой аскетической теории и практики, укорененного, в свою очередь, в Священном Писании и Священном Предании Церкви. Центральное место в книге занимает христианское учение о молитве: келейной и церковной; устной, умной, сердечной и душевной; особенно много внимания уделено значению и правильному творению молитвы Иисусовой. Труды святителя Игнатия являются великим даром православным христианам и несомненно принесут пользу всем, кто с ними познакомится.

Святитель Игнатий (Брянчанинов)

Собрание творений. Том II. Аскетические опыты. Книга вторая

© Издательство «Благовест» – текст 2013

* * *

Блажен муж[1 - Пс. 1.]

Поет вдохновенный Божественный певец, ударяет в звучные струны.

Когда оглушал меня шум мира, я не мог внимать ему Теперь, в тишине уединения, начинаю прислушиваться к певцу таинственному И звуки, и песнь его делаются мне как бы понятнее. Как бы открывается во мне новая способность, способность внимать ему и способность понимать его. Расслушиваю в звуках его новое чувство, в словах – новый смысл, дивный, дивный, как Божия премудрость.

Саул! Перестань неистовствовать; да отступит от тебя дух лукавый… поет святой Давид, бряцает в стройные гусли.

Саулом называю мой ум, тревожимый, возмущаемый помышлениями, исходящими от миродержца. Он – ум мой – поставлен Богом при установлении царства Израильского – при сотворении, и потом при искуплении человека – в царя, владыку души и тела; преслушанием Богу, нарушением заповедей Божиих, нарушением единения с Богом он лишил себя достоинства и благодати. Душевные и телесные силы ему непокорны; сам он под влиянием лукавого духа.

Поет святой Давид, вещает слова Неба. И звуки псалтири его – звуки небесные! Предмет песнопения – блаженство человека.

Братия, послушаем учения Божественного, изложенного в Божественном песнопении. Послушаем глаголов, послушаем звуков, которыми глаголет, которыми гремит к нам Небо.

О вы, ищущие счастья, гонящиеся за удовольствиями, жаждущие наслаждений! Приидите: послушайте священной песни, послушайте учения спасительного. Доколе вам скитаться, рыскать по долам и горам, по непроходимым пустыням и дебрям? Доколе мучить себя трудом, непрестанным и тщетным, не венчаемым никакими плодами, никакими приобретениями прочными? Склоните покорное ухо; послушайте, что говорит Дух Святой устами Давида о человеческом блаженстве, к которому стремятся, которого алчут все человеки.

Да умолкнет все кругом меня! И внутри меня да умолкнут самые помышления мои! Да молчит сердце! Да живет, действует одно благоговейное внимание! Да входят в душу, при посредстве его, святые впечатления и мысли!

Был Давид царем и не сказал, что престол царей – престол блаженства человеческого.

Был Давид полководцем и героем; от юных лет до старости препирался с иноплеменниками в кровавых сечах; сколько дал битв, столько одержал побед; на берега Евфрата с берегов Иордана передвинул границы своего царства и не сказал, что в славе победоносца и завоевателя – блаженство человека.

Собрал Давид бесчисленное богатство, собрал его мечом своим. Золото лежало в кладовых его как бы мед, а серебро накидано в них было, как бы чугун. Но не сказал Давид, что в богатстве – блаженство человека.

Имел Давид все земные утешения; ни в одном из них не признал блаженства человеческого.

Когда Давид был отроком, когда занятием его было пасти овец отца его, Иессея, – внезапно, по повелению Божию, приходит пророк Самуил, святым елеем помазует убогого пастуха в царя израильскому народу. Час помазания своего на царство Давид не назвал часом блаженства.

Дни детства проводил Давид в пустыне дикой. Там мышцы его начали ощущать в себе доблесть мышц богатыря: без оружия, с одними руками, кидался он на льва и медведя, удавлял льва и медведя. Там душу его начало двигать, наполнять небесное вдохновение. Руки, сокрушавшие льва и медведя, устроили псалтирь, прикасались к струнам, напряженным и приведенным в согласие действием Духа: издались гармонические, усладительные, духовные, разумные звуки. Далеко, далеко, чрез времена, чрез столетия и тысячелетия, понеслись эти звуки, повторились и повторяются бесчисленными голосами, прославили имя Давида по всем концам земли, по всем векам ее христианского быта. Жизни пустынной, жизни, полной подвигов чудных, чудного вдохновения, Давид не назвал блаженством человека.

Блажен муж, – воспевает он, – в каком бы месте, в каком бы звании, в каком бы состоянии, и сане ни был этот муж, иже не иде на совет нечестивых, и на пути грешных не ста, и на седалища губителей не седе[2 - Пс. 1, 1.].

Блажен муж, который хранится от греха, который отражает от себя грех, в каком бы образе, в каком бы облачении ни предстал ему грех: предстанет ли он в беззаконном поступке, представится ли в помышлении, советующем беззаконие, или в чувстве, приносящем наслаждение, упоение греховное.

Если с таким крепким мужеством слабая жена отражает от себя грех, то и она – блажен муж, воспетый Давидом.

Участники этого блаженства, участники мужеского о Христе возраста – отроки и дети, твердо противостающие греху. Нет лицеприятия у правосудного Бога.

Блажен муж, которого вся воля в законе Божием[3 - Пс. 1, 2.]. Блаженно сердце, созревшее в познании воли Божией, увидевшее яко благ Господь[4 - Пс. 33, 9.], стяжавшее это видение вкушением заповедей Господних, соединившее волю свою с волей Господа. Такое сердце – муж. Блаженно сердце, разжженное ревностью божественною! Блаженно сердце, сгорающее ненасытимым желанием воли Божией! Блаженно сердце, сладостно и нестерпимо страждущее любовью к Богу! Такое сердце – место, селение, чертог, престол блаженства!.. Сидит с раннего утра орел на вершине высокого утеса; сверкающие очи его жадно ищут добычи; потом он поднимается в синее небо, плавает, распростерши широкие крылья, в обширных пространствах ищет добычи. Когда увидит ее, – стрелой, молнией, спускается на нее, другой стрелой подымается с ней, исчезает. Накормил он птенцов своих – и снова на страже своей: на скале или в небе. Таково сердце, заразившееся язвой неисцельной любви к заповедям Бога! И в этой-то любви – блаженство. В заповедях – не одно делание: в них сокровен и при посредстве их является духовный разум: от заповедей Твоих разумех, – говорит пророк. Всем сердцем взысках Тебе… Путь заповедей Твоих текох, егда разширил ecu сердце мое!.. Поучахся в заповедех Твоих, яже возлюбих зело!.. Благ мне закон уст Твоих паче злата и топазия!.. В сердце моем скрых словеса Твоя, яко да не согрешу Тебе!.. Возрадуюся аз о словесех Твоих, яко обретаяй корысть многу!.. Настави мя на стезю заповедей Твоих, яко тую восхотех[5 - Пс. 118, 104, 10, 32, 47, 72, 127, 11, 162, 36.].

Восходит солнце: люди спешат к занятиям своим. У каждого своя цель, свое намерение. Что душа в теле, то цель и намерение во всяком человеческом занятии. Один трудится, заботится для снискания тленных сокровищ; другой – для доставления себе обильных наслаждений; иной – для приобретения земной, суетной славы; наконец, иной говорит, думает, что его действия имеют целью государственную и общественную пользу. Наперсник закона Божия во всех упражнениях, во всех делах своих имеет целью Богоугождение. Мир обращается для него в книгу заповедей Господних. Прочитывает он эту книгу делами, поведением, жизнью. Сердце его, чем более прочитывает эту книгу, тем более просвещается духовным разумом, тем более разгорячается к течению по пути благочестия и добродетели. Оно стяжавает огненные крылья веры, начинает попирать всякий страх враждебный, переноситься чрез всякую пропасть, дерзать на всякое благое начинание. Блаженно такое сердце! Такое сердце – блажен муж.

Приходит ночь с ее тенями, с бледным светом, который издают ночные светильники неба, собирает людей с поверхности земной в их шатры, в их приюты. В этих приютах скука, пустота души; стараются заглушить свое мучение безумным развлечением; праздность, испорченность нравов предаются шумным увеселениям, и сосуды храма Божия – ум, сердце, тело – употреблены Валтасаром на употребление преступное. Раб земли, раб временных житейских попечений, едва вырвавшийся из забот, в которых он утопал в течение дня, приготовляет в тишине ночной новые заботы к следующему дню; и дни его, и ночи, вся жизнь – жертва суете и тлению. Теплится смиренная лампада пред святыми иконами, разливает томный свет в ложнице праведника. И он с своей заботой, с непрестающим, со снедающим его попечением. Он приносит в ложницу воспоминание дневной деятельности своей, сличает ее со скрижалями, на которых начертана откровенная человеку воля Бога, – с Писанием; недостатки в своих поступках, в помышлениях, в сердечных движениях врачует покаянием, омывает слезами; для возобновления и усиления подвигов просит у Неба новых сил, нового света. Благодатный свет, вышеестественная сила нисходит от Бога в душу, приносящую молитвы с болезненным ощущением нищеты, слабости, удобопадательности человеческой. Так, день дни отрыгает глагол, и нощь нощи возвещает разум[6 - Пс. 18, 3.]. Такая жизнь – непрестающий успех, непрерывные приобретения, приобретения вечные. Так живущий – блажен муж.

И будет этот муж яко древо, насажденное при исходищих вод[7 - Пс. 1, 3.]. Такое древо не боится палящих лучей солнца, не боится засухи: корни его всегда напитаны влагой; не ждут они дождей, не терпят никогда недостатка в питании, того недостатка, от которого древа, растущие на горных и сухих местах, часто болеют, часто вянут, умирают. Древу, растущему на высоте, открытому для влияний ветров и солнца, изредка пиющему дождь небесный, изредка освежающемуся росой небесной, подобен человек, расположенный к благочестию, но ведущий жизнь невнимательную, рассеянную, мало и поверхностно занимающийся изучением закона Божия. Иногда и он освежается росой умиления; иногда и на его иссохшую душу падает живительный слезный дождь покаяния; иногда и его ум и сердце возбуждены движением к Богу; но это состояние не бывает, не может быть постоянным, даже продолжительным. Мысли и ощущения религиозные, когда не просвещены ясным и полным познанием воли Божией, не имеют никакой определенности, никакой основательности и потому не имеют силы и жизни. Поучающийся в законе Божием день и ночь подобен древу, насажденному при исходищих вод. Непрестанно бьют у самых корней его прохладные, свежие воды; непрестанно его ум и сердце – эти корни человека – погружены в закон Божий, напаяваются святым законом Божиим; непрестанно кипят от него чистые, полные силы, струи жизни вечной. Эти воды, эта сила, эта жизнь – Дух Святой, обитающий в Священном и святом Писании, обитающий в заповедях Евангелия. Кто углубляется постоянно в Писание, изучает его в смирении духа, испрашивая у Бога разумение молитвой, кто направляет по евангельским заповедям все дела свои, все сокровенные движения души, тот непременно соделывается причастником живущего в них Святого Духа. Причастник Аз есмь, – возвестил о Себе Дух Святой, – всем боящимся Тебе и хранящим заповеди Твоя[8 - Пс. 118, 63. Так объяснен этот стих преподобным Пименом Великим. См. Патерик Скитский.].

Изучение закона Божия требует терпения. Это изучение есть стяжание души своей: в терпении вашем, – повелевает Господь, – стяжите души ваша[9 - Лк. 21, 19.]. Это – наука из наук! Это – небесная наука! Это – наука, сообщенная человеку Богом! Стези ее совершенно отдельны от тех обыкновенных стезей, которыми идут науки земные, науки человеческие, науки, рожденные нашим падшим разумом из собственного его света, для нашего состояния в падении. Кичат, напыщают ум науки человеческие, осуществляют, растят человеческое я! Божественная наука открывается душе, предуготовленной, сотренной, углажденной самоотвержением, как бы лишившейся самобытности по причине своего смирения, соделавшейся зеркалом, не имеющим никакого собственного вида, способным по этой причине принимать и отражать Божественные начертания. Божественная наука – Премудрость Божия, Божие Слово. Говорит о ней сын Сирахов: Премудрость сыны своя вознесе и заступает ищущих ея. Любяй ю любит жизнь, и утренюющии к ней исполнятся веселия; держайся ея наследит славу, и идеже входит, благословит его Господь; служащий ей, послужат Святому, и любящих ю любит Господь; слушаяй ея, судити имать языки, и внимаяй ей, вселится надеявся. Такова Божественная наука! Такова премудрость Божия! Она – откровение Божие! В ней – Бог! К ней доступ – смирением! К ней доступ – отвержением своего разума! Неприступна она для разума человеческого! Отвергнут он ею, признан безумием! И он, дерзостный, гордый враг ее, богохульно признает ее юродством, соблазняется на нее за то, что она явилась человекам на кресте, и озаряет их с креста. Доступ к ней – самоотвержением! Доступ к ней – распятием! Доступ к ней – верою! Продолжает сын Сирака: Аще уверуеши, наследиши ю[10 - Сир. 4, 12–17.].

Истинная, богоугодная вера, в которой нет никакой лести и обмана, заключается в исполнении заповедей Евангелия, в трудолюбивом и постоянном насаждении их в душе своей, в борьбе с разумом, с богопротивными ощущениями, движениями сердца и тела. И разум, и сердце, и тело падшего человека враждебно настроены к закону Божию. Разум падший не приемлет разума Божия; падшее сердце противится воле Божией; самое тело, подвергшись тлению, стяжало свою отдельную волю, данную ему грехопадением, обильно сообщившим человеку смертоносное познание добра и зла. Тесен и прискорбен путь наш к премудрости Божией! Ведет нас к ней святая вера, попирая, сокрушая противодействие и разума, и сердца, и тела падших. Здесь нужно терпение! Здесь нужны твердость, постоянство, долготерпение! В терпении вашем стяжите души ваша. Кто хочет принести плод духовный, – да совершит с терпением продолжительную, преисполненную различных переворотов и бед войну против греха! Тот только может узреть плод Духа на древе души своей, кто возлелеет этот плод, святой, нежный, многим и мужественным терпением! Послушаем, послушаем еще премудрого! Премудрость, – вещает он, – стропотно ходит с ним – учеником своим – в первых, боязнь же и страх наведет нанъ. И помучит его в наказании своем, дондеже веру имет души его и искусит его во оправданиих своих, и паки возвратится прямо к нему и возвеселит его, и открыет ему тайны своя[11 - Сир. 4, 18–21.].

Проходят дни, месяцы, годы, настает свое время, время, известное Богу, положившему времена и лета во Своей власти[12 - Деян. 1, 7.], и древо, насажденное при исходищих вод, приносит плод свой. Этот плод – явственное причастие Святого Духа, обетованное Сыном Божиим всем истинно верующим в Него. Благолепен, дивен плод Духа! Изменяет всего человека! Переносится Священное Писание из книги в душу; начертываются невидимым перстом на ее скрижалях – на уме и сердце – слово Бога и воля Бога, Слово и Дух. Совершается над таким человеком обетованное Сыном Божиим: реки от чрева его потекут воды живы. Сие же рече о Дусе, Егоже хотяху приимати верующий во имя Его[13 - Ин. 7, 38–39.], – объясняет слово Спасителя возлюбленный ученик Его, наперсник Премудрости и подаемого Ею богословия. Самый лист такого древа не отпадет[14 - Пс. 1, 3.]. Лист, – по учению отцов, – телесные подвиги: и они получают свою цену, нетление и жизнь по обновлении, возрождении души Духом Святым. Воля такого человека сливается воедино с волей Божией: он желает одного угодного Богу, исполняет одну только волю Божию. Потому-то он имеет Бога споспешником во всех своих начинаниях и вся, елика аще творит, успеет[15 - Пс. 1, 3.].

Не такое подобие для нечестивых! Не сравнивает их вдохновенный Давид с древами или с чем другим, имеющим свойство, признаки жизни! Другое, другое для них сравнение! Не тако, нечестивии, не тако, – воспевает царственный пророк, – но яко прах, егоже возметает ветр от лица земли[16 - Пс. 1, 4.]. Нечестивые! Вы – пыль безжизненная, поднятая вихрем бурным, – шумной суетой мира, – с лица земли, крутящаяся в воздухе, несущаяся густым, заслоняющим солнце, всю природу, облаком.

Не смотри на это облако! Не верь обману очей твоих! Для них пустая пыль, ничтожная пыль ложно представляется облаком. Закрой на минуту глаза, и пролетит облако пыли, носимое сильным, мгновенным дыханием вихря, не повредив твоего зрения. Чрез минуту ты откроешь очи, посмотришь – где облако обширное? Поищешь его следа – и нет облака, нет после него никакого следа, нет никакого признака бытия его.

Грозной песнью, грозными звуками продолжает Давид изрекать грозное, роковое определение на нечестивых. Сего ради не воскреснут нечестивии на суд, ниже грешницы в совет праведных[17 - Пс. 1, 5.]. Нет участия для нечестивых в воскресении первом[18 - Апок. 20.], которое описал святой Иоанн в Апокалипсисе, в воскресении духовном, совершающемся во время земной жизни, когда прикоснется к душе вседетельный Дух и обновит ее в пакибытие. Воскресает душа, оживает в жизнь Божественную! Ее ум и сердце просвещаются, соделываются причастниками духовного разума. Духовный разум – ощущение живота бессмертного[19 - Святой Исаак Сирский. Слово 38.], по определению Духоносцев. Самый этот разум – признак воскресения. Так, напротив, плотское мудрование – невидимая смерть души[20 - Рим. 8, 4.]. Духовный разум – действие Святого Духа. Он видит грех, видит страсти в себе и других, видит свою душу и души других, видит сети миродержителя, низлагает всякое помышление, взимающееся на разум Христов, отражает от себя грех, в каком бы видоизменении он ни приблизился: потому что духовный разум – царство, свет Святого Духа в уме и сердце. Не воскреснут нечестивии для духовного рассуждения! Это рассуждение – совет одних праведных, их достояние. Оно неприступно, непостижимо для нечестивых и грешных. Оно – боговидение, – и только чистии сердцем узрят Бога[21 - Мф. 5, 8.].

Путь нечестивых ненавистен Богу, так чужд и мерзостен Ему, что Писание представляет Бога отвратившимся от него, как бы не знающим его. Напротив того, путь правды настолько приятен Богу, что Писание говорит о нем: Весть Господь путь праведных[22 - Пс. 1, 6.]. И точно, Он един весть этот путь! – Блаженный путь! Ты приводишь к Богу! Ты сокровен в бесконечном Боге! Твое начало – Бог, и конец твой – Бог! Ты бесконечен, как бесконечен Бог.

Путь нечестивых имеет грань, имеет горестный предел! Эта грань на краю глубокой, мрачной пропасти, вечного хранилища вечной смерти. И погибнет он – путь нечестивых – навсегда в этой страшной пропасти, приведя наперед к ней и погубив в ней всех шествовавших им.

Весть Господь путь праведных, и путь нечестивых погибнет[23 - Пс. 1, 6.]. Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых, не увлекается их образом мыслей, их нравственными правилами, их поведением, но в законе Господни вся воля его.

Так воспевает небесный, чудный певец; к святой, вдохновенной песне его прислушивался пустынножитель.

    1847 год. Николо-Бабаевский монастырь

Иосиф[24 - Преподобный Ефрем Сирин, церковный писатель IV века, составил сказание о прекрасном Иосифе, в литературной форме того времени. Эта повесть читается по указанию церковного Устава, на утрени во вторник Страстной недели.]

Священная повесть, заимствованная из книги Бытия (гл. 32–50)

Чудно приходит к праведникам посреди их бедствий мысль благодарения Богу[25 - Благодарение Богу составляет часть умного иноческого делания и состоит в благодарении и славословии Бога за все случающееся: и приятное, и скорбное. Это делание завещано апостолом от лица Господня: о всем благодарите, – сказал апостол – сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас (1 Сол. 5, 18). Делание благодарения объяснено с особенной удовлетворительностью в ответах преподобного Варсонофия Великого.]. Она исторгает сердца их из печали и мрака, возносит к Богу, в область света и утешения. Бог всегда спасает прибегающих к Нему с простотой и верой.

Возвращался святой патриарх Иаков из Месопотамии в землю ханаанскую, в землю рождения своего, в предопределенное Богом свое наследие[26 - Быт. 32.]. Внезапно пришла к нему весть, что гневный Исав, брат его, идет к нему навстречу, что при нем четыреста вооруженных мужей. Еще в лета юношества Исав, волнуемый завистью, покушался на жизнь Иакова. Чтобы избегнуть преждевременной, насильственной смерти, Иаков удалился в Месопотамию. Он пробыл там двадцать лет. Время могло бы исцелить уязвленное злобой сердце Исава… нет, он идет навстречу брату с вооруженной дружиной. Многочисленность толпы, воинственный вид ее обличали злонамеренный умысел. Время не исцелило ненависти в Исаве: возмужал он, возмужала в нем и ненависть к брату.

Испугался Иаков: не знал, что делать; он решился разделить имение свое, состоявшее из домочадцев и многочисленных стад, на два полка. «Если разъяренный Исав, – рассуждал он, – изрубит один полк, – может быть, истощится гнев его, и он не прикоснется к другому полку». За двумя полками стояли жены и дети Иакова; позади всех стояла вторая супруга его, Рахиль, с единственным сыном своим, Иосифом, юнейшим из сыновей Иакова. Они заняли последнее место, как младшие, но это место дала им также особенная, предусмотрительная любовь супруга и отца, как безопаснейшее. Глаз любви сметлив; сметлив и глаз ревности. Сделав такое распоряжение, праведник спешит в обычное пристанище праведников, спешит встать пред Богом в благоговейной молитве. «Довлеет ми, – исповедуется он Богу, – от всея правды, от всея истины, юже сотворил еси рабу Твоему: с жезлом бо сим преидох Иордан сей: ныне же бех в два полка»[27 - Быт. 32, 10.]. Отвсюду окруженный напастью, праведник изливает сердце свое пред Богом, сводит расчет свой с судьбой, находит себя вполне удовлетворенным, находит, что Бог, заповедывавший ему путешествие в Месопотамию и возвращение из нее, сделал все по обетованию Своему «Довлеет ми от всея правды, от всея истины, юже сотворил еси рабу Твоему». Глубокое, истинное смирение! Оно одно достойно предстоять Богу; оно одно достойно беседовать с Богом: никогда оно не оставляется Богом. Ему внимает милостиво Бог, изливая обильные щедроты на молящегося со смирением. Изменилось, по мановению Божию, сердце Исава: доселе оно пылало враждой, теперь внезапно запылало любовью к брату. Исав кидает меч, бежит в объятья брата, – и плачут два брата в объятьях друг у друга[28 - Быт. 33.].

Вот Иаков уже давно в ханаанской земле. Уже скончалась его любимая супруга, Рахиль, родами второго сына Вениамина. Уже много скорбей испытал Иаков от буйных сыновей, которые вели себя в обетованной земле, как бы в земле, приобретенной завоеванием[29 - Быт. 34, 35.]. В окрестностях кущи его, раскинутой близ Хеврона, они пасли многочисленные стада свои, иногда уходя и довольно далеко, на другие, более тучные пастбища. Иаков пребывал постоянно дома, где удерживали его и лета, и духовное преуспеяние. Оно привлекало ум и сердце старца к Богу, и потому полюбил он уединение в куще. Некогда и несродно такому человеку вдаваться в житейские попечения. Неотлучно при нем был – его утешение – любимый сын, прекрасный душой и телом, Иосиф. Услуга старцу-отцу и внимание глубокому, святому учению отца-боговидца составляли все занятие, все наслаждение юноши. В душу его падало слово благочестия, как падает семя на тучную землю, и скоро принесло плод: засияла в душе Иосифа святая чистота. В чистоте сердца начинает отражаться Бог, как в зеркале тихих, прозрачных вод отражается солнце. Добродетель Иосифа возбудила в братьях не соревнование, а зависть: так, по несчастью, всего чаще случается в человеческом обществе. Братья изобрели и вознесли злую клевету на Иосифа – какую именно, умалчивает Писание. Но проницательный и благодатный Иаков не был обманут хитросплетенной выдумкой, он продолжал любить – любить Иосифа, и в знак особенной любви подарил сыну пеструю одежду. Яркость и разнообразие цветов особенно уважались и доныне уважаются на кочевом Востоке. Не была ли одежда эта символом испещренной противоположными обстоятельствами жизни, предстоявшей юноше? Вдохновение внушило прозорливому старцу изобразить пророчество не словом – символом: пестрой одеждой. Отсюда начинаются странные приключения Иосифа. Он служит преобразованием, дальней библейской тенью Господа нашего Иисуса Христа, а для деятельной жизни является примером благочестивого и добродетельного человека, подвергающегося разнообразным, странным бедствиям, во время которых сохраняет он верность к благочестию и добродетели, никогда и нигде не оставляется Богом, повсюду храним, и, наконец, прославляется дивно. Послушаем, послушаем любопытное сказание о чудных и наставительных приключениях облеченного пророком-отцом в пеструю одежду.

Братья Иосифа[30 - Быт. 37.], увидев, что отец их любит его более всех других сынов, возненавидели его: при каждом слове с ним, при каждом взгляде на него, закипало в них мрачное смущение. А он не понимал объявшего их недуга: чистая душа его видела всех чистыми, благонамеренными. С доверчивостью открывал он пред ними сердце. Это незлобивое сердце уже избрано Богом в сосуд таинственных откровений. Благодать Святого Духа, сообразно юношеским летам Иосифа, начала являть свое присутствие и действие в знаменательных сновидениях. Живо рисовались таинственной рукой странные сновидения в девственном воображении. Иосифу было семнадцать лет, когда приснился ему первый пророчественный сон. С откровенностью, не подозревающею никакого зла, он пересказывает его братьям: видно, сон оставил в душе юноши необычайное впечатление, которое нуждалось в объяснении. Он хотел вызвать, услышать это объяснение из уст старших братьев. «Привиделось мне, – говорил он им, – будто все мы вяжем снопы на поле; мой сноп вдруг поднялся и встал прямо, а ваши снопы обратились к снопу моему, и поклонились ему». Братья отвечали: «Неужели ты будешь в самом деле царствовать над нами, или сделаешься господином нашим?» И удвоили братья ненависть к нему за благодатный сон, за уязвившую их, перетолкованную, искаженную ими, святую откровенность его. Иосиф видит новый сон. С детской невинностью, как бы в оправдание первого сна и в доказательство, что знаменательные сны приходят к нему невольно, независимо от него, рассказывает он сон отцу и братьям: «Видел я, – говорит он, – будто солнце, луна и одиннадцать звезд поклонились мне». Отец, услышав рассказ сына, остановил юношу. «Что – сон, виденный тобой? – сказал он ему. – Неужели я, мать твоя и братья твои поклонимся тебе до земли?» Опытный и духовный отец остановил сына не потому, что признал сон его суетным мечтанием, собственным произведением души, недугующий высокоумием, но чтобы предохранить юную душу от впадения в высокоумие и вместе строгим замечанием сколько-нибудь погасить зависть и ненависть в братьях.

Так христианские аскетические наставники заповедают не обращать особенного внимания на все вообще явления, представляющиеся чувствам душевным и телесным: заповедают соблюдать при всех вообще явлениях благоразумную холодность, спасительную осторожность[31 - См. Главы зело полезныя святаго Григория Синаита, гл. 10. Добротолюбие. Ч. 1. Этого мнения держатся и все прочие отцы Церкви.]. Бывают сновидения от Бога, чему служат примером и доказательством сны Иосифа, но состояние видящего сны и видения опасно, очень близко к самообольщению. Зрение недостатков наших – вот безопасное видение! Зрение падения и искупления нашего – вот нужнейшее видение! Дух сокрушен и смирен[32 - Пс. 1, 19.] – вот состояние существенно полезное, чуждое самообольщения, состояние, о котором благоволит Бог! Рассуждение, способное постигать, расценивать и объяснять видения, свойственно одним преуспевшим в духовном подвиге: оно приобретается долгим временем, оно – дар Божий. Имел этот Божий дар святой Иаков: он остановил сына, рассказывавшего пророчественное сновидение, а сам – свидетельствует Писание – соблюдал в памяти слова его, носившие на себе помазание Духа.

Не такое действие произвел новый сон на братьев Иосифа: он только умножил в них ненависть и зависть к нему. Однажды они угнали стада в Сихем. Иаков сказал Иосифу: «Братья твои в Сихеме; хочу послать тебя к ним». Иосиф отвечал: «Я готов». «Поди, – продолжал Иаков, – посмотри, здоровы ли твои братья, и здоровы ли наши овцы. Потом воротись и скажи мне».