Македон. Дорога в Небо

Македон. Дорога в небо
Священник Сергий Пигасов

Эта повесть священника Казанского собора города Ачинска протоиерея Сергия Пигасова – о жизненном пути сына белорусского крестьянина, волею судьбы ставшего участником страшных событий, произошедших в России в первой половине XX века. Рушится старый мир. Вместе с ним рушится жизнь героя книги. На обломках царской России через кровь гражданской войны, тюрьмы и расстрелы рождается новое Советское государство. А на обломках израненной души бывшего заведующего Красноярской телефонной сетью Македона Сташевского рождается отец Македоний – священник, разделивший трагическую судьбу Русской Православной Церкви вместе с миллионами верующих людей.

Священник Сергий Пигасов

Македон. Дорога в небо

От автора

Дорогие читатели! Эта книга – мой первый литературный опыт, написана она в жанре исторической повести, на которую меня, священника[1 - СВЯЩЕННИК – священнослужитель, относящийся ко второй, средней степени священства. Имеет благодать совершать все таинства, кроме таинства рукоположения. Иначе священник называется иереем или пресвитером (греч. старейшина; так называется священник в посланиях апостола Павла). Поставление в священники совершается архиереем через рукоположение.] Красноярской епархии РПЦ, подвигла история жизни протоиерея Македония Сташевского, священника ачинского Казанского собора, в котором служу ныне и я.

Тема гонений на Русскую Православную Церковь первой половины двадцатого века давно в зоне моего внимания. Да и как можно обойти её стороной, изучая историю православия на ачинской земле, где в 30-е годы прошлого столетия не осталось ни одного священника, избежавшего политических преследований со стороны Советской власти? Только 10 декабря 1937-го года в Ачинске были расстреляны 12 священнослужителей, в числе которых главный герой моей повести – протоиерей[2 - ПРОТОИЕРЕЙ – старший священник в белом духовенстве. Звание протоиерея дается в качестве награждения.] Македоний Сташевский.

Почему из десятков священников, разделивших эту скорбную участь с отцом Македонием, я выбрал именно его? Основных причин – две.

Во-первых, схожесть наших судеб. Я, как и отец Македоний, окончил технический вуз, прошёл путь от электромонтёра до начальника электротехнической лаборатории электроцеха Ачинского нефтеперерабатывающего завода, принял священный сан «от сохи» в возрасте тридцати восьми лет.

Во-вторых, в 2005 году, когда я готовил материалы к книге «175 лет Казанскому собору», в ачинском архиве обнаружил послужной список протоиерея Казанской церкви г. Ачинска Македония Романовича Сташевского. Вернее, этих списков два, и один из них написан рукой батюшки. В нём – весь его жизненный путь до приятия сана в возрасте 47 лет обозначен одной строчкой: «Занимал различные технические должности». Но есть и второй послужной список, написанный, как я думаю, младшим сыном отца Македония – Георгием. Очень подробный, хотя и с некоторыми хронологическими и фактическими неточностями. Такое впечатление, что Господь специально вдохновил кого-то написать подробную биографию отца Македония. Этот послужной список, датированный июлем 1936 года, и стал основой для построения рассказа.

Должен отметить, что книга не претендует на стопроцентную достоверность, хотя я старался максимально придерживаться исторической правды, опираясь на следственные дела, метрические книги, исторические источники. Не думаю, что мне удалось передать характер отца Македония. Сложно это сделать, опираясь лишь на скупые факты биографии. Поэтому многие его личные переживания, размышления, оценки происходящего переданы через призму моего духовного опыта и понимания жизни.

И ещё – мне хотелось описать жизнь простого священника. Он – не супермен и не аскетический подвижник. Он ошибается, боится. Но вместе с тем чрезвычайно удивителен его приход в священство в грозные 20-е годы прошлого столетия. Властная и Всемогущая Рука призывает грешника, ведёт его к спасению и через все страдания, ошибки, слабости человеческие приводит к мученическому венцу.

Протоиерей Сергий Пигасов,

священник Казанского собора,

г. Ачинск

В тяжкий час испытаний

Чем ценен этот рассказ современного священника о священнике, замученном и убиенном в советские годы?

Прежде всего – документальной основой, тщательно собранным архивным материалом, который стал фундаментом для захватывающего и честного рассказа о судьбе героя – священника Македона Сташевского – о его взлётах и падениях, заблуждениях и прозрениях, о жажде жизни и трагической гибели. И тот художественный домысел, который допускает автор книги, никак не назовешь вымыслом, ибо рождается он из достоверных сведений о жизни священника, который служил в том же храме – в Казанском соборе города Ачинска, где служит сейчас автор – протоиерей Сергий Пигасов, но совсем в другую эпоху – эпоху лютого преследования за веру в Бога. Стать священником в те годы было все равно что подписать себе смертный приговор.

Но Македон Сташевский, еще недавно вхожий в самые высшие круги красноярской знати, делает этот выбор и несмотря на все препятствия остаётся верен ему.

А препятствий было немало не только со стороны власти, но и со стороны самых близких людей. Это и жаждущая его спасения от бесконечных преследований и тоскующая о нормальной спокойной жизни жена. Это и жаждущий обновления Церкви и увлекший своего ученика в обновленцы глубоко почитаемый отцом Македоном его духовный наставник. Это и лжебратия – лукавые прихожане, из тех, кто писал доносы на своих батюшек…

Почему так захватывает эта книга? Потому что не лакирует автор ни отца Македона, ни его окружения (чего стоит присутствие в жизни героя красноярского епископа Никона Бессонова, снявшего сан и вступившего в брак после победы революции 1917 года), не прибегает автор к приему этакого сладенького православного гламура, который, увы, убивает правду жизни и отнимает у читателя возможность сопереживать героям, так как не из-за чего переживать, когда нет преодоления, когда все углы сглажены, все неизбежные в жизни каждого человека конфликты затушёваны.

Смело, но в то же время и бережно, касается отец Сергий духовных проблем, которые и сейчас весьма злободневны.

Верность и предательство, трусость и героизм ходят рядом с человеком. Один становится героем, другой – предателем. Почему?

Легко и красиво мечтал умереть за Христа отец Македоний, приблизительно так, как погиб близкий ему человек, священник Михаил Каргополов, ныне прославленный в лике святых новомучеников Красноярской митрополии. Но Господь судил ему иное, очень страшное испытание…

Повествование настолько достоверно, настолько психологически выверено, что дух захватывает и слёзы очищения закипают от финала книги, который завершается известным по архивным документам расстрелом священника у безвестного рва близ Ачинска, ставшего братской могилой многих сотен невинных страдальцев.

Судьба одного человека – а за ней живая трагическая история страны. Тяжкие испытания почти вековой давности – а за ними наша современная жизнь и реальные испытания: тюремные застенки и гибель наших братьев-христиан недалеко от наших границ – в городе, именуемом матерью городов русских, в Киевском уделе Божией Матери. Там – Голгофа. Готовы ли мы к восхождению на Крест за Христа?

Валентина Майстренко,

главный редактор издательства

«Енисейский благовест»,

г. Красноярск

Глава 1. Детство. Юность

Жил-был батюшка. Служил он в одном небольшом селе. Жители села очень уважали его. Он был добрый, учил их детей, крестил, отпевал умерших. В воскресенье дяди и тёти любили наряжаться в красивые одежды и шли в храм. Там батюшка служил литургию, учил верить в Бога, просил сельчан жить правильно, никого не обижать, не пить много вина, хранить верность семье… Но вот пришёл 1917 год. Людям сказали, что Бога нет. Сначала они засомневались. Потом – растерялись. А после – обрадовались: мы свободны! Значит, можно жить как хочешь! В воскресенье – поспать, ведь в храм идти не нужно! Взять чужое, если никто не видит. Обмануть, если это выгодно. Бросить свою жену с детьми и даже вполне законно убить ещё не родившегося своего ребёнка, чтобы не было в жизни лишних проблем и трудностей. Ведь Бога – нет!

Прошло десять лет и три года. Но не было у бывших прихожан полного покоя. В селе всё ещё стоял храм, а там по-прежнему служил батюшка. И совесть по временам мучила их. Тогда они собрались всем селом на сход и решили: священника как «ненужного элемента» из села удалить, отобрать у него дом и всё имущество. А самого немедленно заключить в темницу. Ну а храм – закрыть, снять с него колокола, и сделать там «народный дом» – вещь полезная, кто же поспорит?.. И повезли батюшку в лагерь, в голодный и холодный край – на Колыму. Жена его с детьми оказалась на улице, без дома, без вещей и денег… А дяди и тёти стали жить-поживать и добра наживать. И совесть их была спокойна. Вот и сказочке конец.

Спи, мой мальчик…

г. Ачинск. Городская тюрьма,

10 декабря 1937 года

Отец Македоний не спал. Не спали и другие. За дверью камеры творилось что-то неладное. Шум, грохот, крики охранников. С металлическим скрежетом открылась камерная дверь. «Бархатов, Бунчук, Гальвадис, Карачев, Горковенко, Домников, Сташевский – на выход!»

Услышав свою фамилию, отец Македоний вздрогнул, стал торопливо одеваться. Мыслей не было, на спине выступил липкий, холодный пот. «Господи, помилуй!»

Он переступил порог этой камеры чуть больше месяца назад… Камера была переполнена. Вдоль стен стояли двухэтажные нары. Между ними, прямо на полу, лежали грязные соломенные подстилки, на которых были размещены люди. Отец Македоний в смущении остановился у дверей. Заключённые молча раздвинулись, освободив место для ещё одного постояльца. Батюшка уже имел опыт заключения, следствия, лагеря: в 1931-м он был осуждён Берёзовским судом на два года за нарушение КЗОТ при ремонте Скорбященской церкви в селе Дубинино. Но атмосфера в камере на этот раз была иной. Здесь все были примерно в одном положении: никто не понимал, за что его арестовали, и почти никто не имел надежды на освобождение.

«Откуда ты, батя?» Был первый вопрос. «Я священник Казанского храма, протоиерей Македоний Сташевский, родом из Могилёвской губернии, из Белоруси».

Люд в камере был разный. В основном – крестьяне: бывшие кулаки, середняки, бедняки… Было несколько железнодорожников из Боготола, псаломщик из Козульки, баптист.

Знакомых отец Македоний не увидел. Он догадывался, что арестован не один, но, видимо, пока шло следствие, священников распределили по разным камерам. У него давно было предчувствие, что именно арестом скоро всё закончится. Это предчувствие было всегда, с самого рукоположения[3 - РУКОПОЛОЖЕНИЕ – богослужение, во время которого совершается таинство священства – постановление в священнослужители. Иначе хиротония (греч. рукоположение).]. Но тогда перспектива возможного ареста была чем-то далёким, почти нереальным, как перспектива неизбежной когда-то смерти для юноши. Человек живёт, а вместе с ним живёт надежда.

Отец Македоний читал про себя молитвенное правило, Иисусову молитву[4 - МОЛИТВА ИИСУСОВА – краткая молитва "Господи Иисусе Христе Сыне Божий помилуй мя"]. А когда ум уставал – предавался воспоминаниям о прошедшей жизни. Вспоминал он подробно, стараясь ничего не упустить, как будто пересказывал события внимательному, доброжелательному и в то же время взыскательному слушателю, заново всё переосмысливая, оценивая и как бы подводя итог…

Помнил себя отец Македоний лет с пяти-шести. До этого были какие-то отрывки, вспышки смутных воспоминаний. Помнил, видимо, то, что особенно впечатлило его маленькое детское тревожное сердце. Эта тревожность, ожидание чего-то страшного или неприятного преследовали его всю жизнь.

Надолго врезался в детскую память тёмный декабрьский вечер. К родителям пришли гости. Был какой-то праздник, то ли церковный, то ли семейный. Мама пораньше положила Македона в кровать, плотно закрыв дверь. В соседней комнате взрослые пели застольные песни, папа играл на гармошке. А Македону снился кошмар. Он не уверен, что это был сон – уж очень достоверно он переплетался с явью. Македон слышал песни, видел полоску света, пробивающуюся из-под двери. Вдруг его окружили страшные, злобные, мерзкие существа. В ужасе он хотел крикнуть, позвать маму, но голоса не было, и пошевелиться он не мог. Македон запомнил этот кошмар-явь на всю жизнь, похожие кошмары сопровождали его и потом. Когда он повзрослел, он мог бы с уверенностью сказать, опираясь на религиозный опыт, что эти кошмары – отблеск ада, а ужасные страшилища – бесы…

Вспомнилось ещё первое разочарование. Родители готовили дом к побелке, развели извёстку в тазу и убрали её, как они, видимо, думали, подальше, под стол. Македон заполз под стол, почему-то решил, что это сметана – и попробовал. В другой раз он опрокинул на себя кружку с кипятком, которую взрослые оставили на столе. Это был опыт настоящей боли. Тогда он впервые почувствовал себя взрослым. Слишком взрослой была боль. Мама мазала его грудь каким-то маслом: сгоревшая кожа слезала лохмотьями, он не мог спать, было очень больно…

Были и радостные моменты в его детских воспоминаниях. И главный из них – это, конечно, баба Нюра.

Мать Македона была доброй и хорошей. Отец полюбил её, взяв из бедной семьи. Занятая тяжёлым крестьянским трудом, мать, хоть и очень любила сына, уделяла ему мало времени. Воспитывала маленького Македона бабушка. Баба Нюра давно была одна, её муж, дед Македона, не вернулся с крымской войны. Бабушка так больше и не вышла замуж, жила в семье старшего сына Романа. По старости, тяжёлым крестьянским трудом она не занималась. Полола грядки, поливала, смотрела за порядком в доме. Бывало, идёт по дому, увидит на полу соринку, поднимет и положит в карман фартука.

Баба Нюра была местной «интеллигенцией»: она окончила два класса церковно-приходской школы, умела читать и писать. По вечерам при лампаде читала Македону книги. В его детском воображении рисовались батальные сцены, страсти и переживания героев. Не все он, конечно, понимал, но был внимательным и благодарным слушателем. Но главное, что дало ему бабушкино воспитание, – личный пример её смирения, уважения к людям и доброты. Например, убираясь дома, она никогда не позволяла себе выкинуть какую-нибудь безделушку, прежде не спросив внука – не нужна ли она ему?

Мало сказать, что бабушка любила Македона. Он был для неё и собеседником, и подружкой, и смыслом существования. Живя в семье сына, она часто обижалась на невестку. С отцом у неё отношения были прохладные, тот всегда принимал сторону жены – матери Македона. Единственным, с кем бабушка могла поделиться своей душевной скорбью, был внук. Ему она иногда даже жаловалась на мать, всегда очень скупо и тактично. Самым обидным её обвинением в сторону невестки были повторяемые в часы обид и душевных страданий слова: «Из грязи – да в князи», которыми она за глаза как бы укоряла невестку за неграмотность и бедность в девичестве. Македону были неприятны эти оскорбительные слова, направленные на мать, которую он очень любил, но он никогда не перечил бабушке, каким-то инстинктивно-врождённым чувством понимая её обиду и как бы принимая на себя часть боли бабушкиной души. И, конечно, не передавал слов бабушки родителям. Эта маленькая тайна ещё больше сближала старого и малого.