Отражения свободы

– А… – оборотень чуть поворачивается к ней, указывая на лист. – Андрей нормально все описал. По сути камень сам все сделает. Нужно мне к нему обратиться – а вам дать силу, и весь сказ. Через подобие сила вольется в купол защитный и обновит чары. Ты ведь не против?

– Нет, – она уже согласилась все-таки. Не отказываться же теперь.

– Ну и чудно. Ладно, давайте, – оборотень положил одну руку на камень, а второй продолжил удерживать развернутый лист. – Становитесь.

Аня уверенно занимает оговоренное место, и Саша даже завидует этой уверенности. Никогда она не думала, что впервые поучаствует в ритуале, проводимым оборотнем, который собирается читать воззвание по бумаге, и все будет происходить у камня, больше всего похожего на древний жертвенный алтарь, в глухом лесу на окраине мира.

Но отступать было некуда. Ладно хоть этот странный сон вроде был не о ритуалах, а о клятвах. Хотя и без сна она не собиралась никому не в чем клясться. Пока.

Саша становится на предложенное место, и Анатолий начинает читать. Какой бы это ни был язык – она его не знает. А вот камень, похоже, очень даже знает, ведь с первыми звуками что-то внутри него начинает пробуждаться. На Изнанке это выглядит завораживающее, словно внутри чего-то живого начинает медленно, но с ясным ритмом, биться сердце, и стук его гулко резонирует во втором, подобном камне в отделении. Анатолий читает все быстрее и быстрее, и быстрее бьется каменное сердце. Ускоряется и ускоряется, пока оборотень не срывается на крик. Аня одним отточенным движением режет ножом руку. Саша повторяет за ней, завороженная стуком каменного сердца. Она тянется окровавленной ладонью к этому вовсе не артефакту, но живому существу, тянется с благоговеньем и страхом. И в тот момент, когда Саша касается теплой, почти горячей поверхности камня, на секунду ей кажется, что она сама стала этим существом. И его далеким двойником под сараем на поляне. И щитом, на деле даже не одним, а двумя линиями защиты в сотнях метров друг от друга вокруг поселения. И лесом на многие километры на север, юг, запад и восток от крошечных человеческих жилищ и еще более крошечного, но разом и такого большого каменного сердца. В этот миг она знает все о двухслойном защитном куполе, все о его чарах, все об обитателях всех домов на поляне, живших и живущих. Как будто Изнанка расступилась и отдала ей все накопленные знания. Все – даром.

Почти даром, ведь камень словно бы припадает к ее руке, впивается невидимыми зубами – и Саша чувствует, как начинают неметь ноги, как стремительно расплывается мир и как усталость наваливаться все сильнее и сильнее с каждым ударом пульсирующего каменного сердца. Аня падает на колени совсем рядом. Саша удерживается на ногах, хотя с каждым вдохом дается это ей все тяжелее и тяжелее. Перед глазами темнеет, и ей кажется, что она сейчас упадет прямо на каменный алтарь. Но ощущение близости обморока едва касается ее разума и исчезает с быстро стихающим сердцебиением камня.

Саша делает несколько глубоких выдохов, чувствуя себя усталой. Очень, очень усталой. Настолько, что хочется лечь спать прямо здесь и сейчас. Но, по крайней мере, усталость больше не усиливается. Наоборот, теперь, когда камень больше не пьет ее, мир с каждым вдохом становятся все четче и четче.

Аня со стоном поднимается с колен, ругаясь себе под нос. Сердцебиение древнего каменного артефакта утихает, и вся его жизнь на Изнанке исчезает вмиг, хотя Саше и кажется, что что-то еще теплиться в ее глубине, что-то древнее, величественное… И теперь словно бы как-то связанное с ней самой. Но так кажется только на миг.

Слова воззвания, пробудившие камень ото сна, давно растаяли в воздухе, и теперь в уже подкравшейся ночной тишине Саша переводит взгляд с осунувшегося на вид оборотня, убирающего в карман бумагу с записью воззвания, на хмурящуюся Аню.

– Не надо было до последнего тянуть, – устало говорит подруга отцу. – Чуть до дна не выпил, гад. Вроде и чары на куполе без выпендрежа, а все равно жрет он прорву сил. И так каждый год, хорошо хоть в следующий раз кому-то другому с этим разбираться.

– Ничего. Все обошлось. И без Матвея, – Анатолий оборачивается к Саше. – Я буду очень признателен, если Андрей ничего об этом не узнает. Никогда.

Саша кивает, пытаясь как-то увязать вместе все, что она ощутила, прикоснувшись к камню. А узнала она очень и очень много.

Например то, что ее сила растворится в глубинах этого сложнейшего артефакта, станет просто энергией, и никто не узнает, что именно она вплетена в купол. Или то, что этот камень с его двойником древнее их всех трех вместе взятых. Древнее вообще всех в «Свободе». Древнее даже страны и предков народа, живущего вокруг. И наконец то, что большая часть собираемой в этом месте энергии идет вовсе не на подпитку защитного купола. Совершенно точно нет. Ее некто попросту забирает в свое личное пользование. Ну и то, что все, живущие на поляне боготворят и бояться некого могущественного мага, чье имя она наверняка уже не раз слышала.

– Без проблем. Я понятия не имею, что из себя представляет этот Андрей, но сюда меня привела ты, – Саша улыбается Ане. – А не он.

– Ну и прекрасно. А теперь идем спать, я ужасно устала.

Возражений у Саши нет. Она не только устала, но и хочет оказаться в одиночестве и попытаться разобраться со своими впечатлениями. Еле переставляя ноги, она добредает до чердака и проваливается в переплетение незнакомых образов. Не то сон, не то лихорадочные видения затмевают реальность и стремительно подхватывают ее разум, унося куда-то в бесконечную даль.

Глава 5

Саша стояла у камня. Вокруг на многие километры простирался бескрайний дубовый лес, хотя совсем рядом могучие вековечные сосны распространяли неповторимый аромат хвои. Через верхушки деревьев пробилось далекое, неяркое солнце. Сейчас, кажется, оно стояло высоко. Возможно, это лишь иллюзия, потому что все вокруг словно бы терялось в какой-то легкой дымке, которую порой в иных местах можно было увидеть на рассвете, хотя Саша и была уверена, что здесь рассвет давно миновал. Так же как она была уверена, что нигде вокруг кроме нее никого нет. Вообще никого не просто рядом, а вообще в целом мире.

Саша перевела взгляд на исчерченный глубокими бороздами камень рядом. Сейчас ничего в нем не пульсировало и не билось и, кажется, вовсе не жило. Но и назвать его просто куском породы было решительно невозможно. Это был мертвый, совершенно мертвый камень, и он был настолько монументальным в своей смерти, настолько постоянным и настолько непоколебимым, что в некотором роде составлял опору миру вокруг. Словно он был не камнем, а по чьей-то прихоти вышедшим на поверхность осколком ни много ни мало самой настоящей Мировой Оси. Если она, конечно, вообще существовала.

Вокруг было тихо. Совсем тихо – птицы не пели, никто не шуршал листьями, даже легкий ветерок не колыхал кроны деревьев. Хотя неожиданно Саша вовсе не находила это тревожным. Скорее – нездешним. В этом лесу не было звуков, и такова была данность. И точка.

С некоторым недоумением девушка обнаружила, что стоит голыми ногами на приятно-мягком мху. Куда делись привычные кроссовки она не имела ни малейшего понятия. Но прикосновение ступней ко мху было столь приятным, что сейчас обувь казалась самым глупым изобретением человечества.

Саша оказалась здесь из-за камня. Камень позвал ее. Сейчас она явственно ощущала, что на самом деле нет подобия, нет ретранслятора-близнеца, бывшего лишь простеньким изобретением недалеких людей, ненужным, как не нужен дрессировщику домашний кот, когда в наличии саблезубый тигр, древний и могучий. Нет вообще больше ничего в целом мире важного. Просто один древний ритуальный камень, напитанный силой и совершенно к этой силе равнодушный. Но что-то в этом расчерченном линиями булыжнике притягивало ее, не давая отойти назад. Наоборот, вместо этого Саша сделала пару небольших шагов, несмело приближаясь.

Девушка почти касалась пальцами прохладной шероховатой поверхности, всматриваясь в узоры на ней. Вблизи камень казался еще более мертвым. Ничто не пульсировало у него внутри, не бились переплетения магии, не завихлялись потоки энергии. И это почему-то успокаивало. Камень был мертв тогда, когда она еще не родилась. Когда еще не родилось ни одного человека, когда даже людские предки не слезли с деревьев, когда первые млекопитающие не выросли больше грызунов в траве, когда первые звери еще плескались в море. Камень был мертв тогда и будет мертв после, когда все иное забудется. Недвижимый, монументальный. Что бы и кто бы ни сделал с ним.

Саша прикоснулась ладонью к приятно-холодной изрезанной поверхности, пробежала пальцами по углублениям ритуального рисунка. Сейчас она с легкостью могла сказать, что значат эти символы, кто и для чего их вырезал. Разные люди разных верований на разных языках многие жизни, многие века поклонялись этому камню, напитывали его своей силой и верой где-то в ином, другом мире. Здесь же это был просто камень, приятный на ощупь и монументальный настолько, что рядом с ним любые заботы и тревоги казалась крошечными и незначительными.

Саша провела рукой по одной из линий, прослеживая ее от начала и до конца. Узор в узоре, почти незаметный. Кто-то из людей мог забирать те силы, что жертвовали этому камню. Забирать втайне от всех и использовать в своих целях. Самому камню было все равно. Он был холоден и приятен на ощупь, и сейчас Саша была уверена, что между этим мертвым куском породы и ей самой есть какая-то необъяснимая связь. Вовсе не пугающая, скорее – успокаивающая. Связь с центром мироздания, с мировой осью, с тем, что гармонизирует мир на километры вокруг. Это казалось какой-то первоосновой всего и всего. Чем-то несущим приятный покой.

Так что она даже и не вздрогнула, когда на поляне появился приличного размера серый волк. Подошедший бесшумно, словно возникнув из ниоткуда, красивый зверь с мудрыми голубыми глазами подошел к ней и уткнулся носом в бедро.

– Хочешь, что бы я тебя погладила?

В окружающем тихом мире слова казались не слишком уместными. Но все же зверь уловил их и потерся мордой о ногу, словно в знак согласия.

Саша коснулась теплого густого меха. Зверь казался ей странным образом связанным с камнем. И с ней самой, если на то пошло. Голубые глаза смотрели внимательно и с необычным для дикого животного теплом. Волк терпеливо сносил ласку, только чуть поворачивая морду и продолжая рассматривать девушку. Его стоящие торчком уши делали грозного зверя похожим на одного дворового пса, который в глубоком детстве был частым товарищем Саши по играм. С ним ей всегда было комфортнее, чем с другими детьми.

Зверь чихнул и обернулся в сторону, словно видя там что-то, при том не подавая признаков тревоги. Саша обернулась следом и заметила, что в одном месте окрестные высокие деревья расступились, образуя проход куда-то вниз по склону холма. Откуда тут появилась тропинка, она не знала. Камень тоже не знал. Но никакого вреда от нее не было. Тропинка просто существовала.

Волк гавкнул, совсем как тот дворовый пес, вильнул хвостом, и, вывернувшись из рук Саши, потрусил к тропинке. Он остановился на полпути и кинул словно бы приглашающий взгляд.

– Хочешь, что бы я пошла с тобой?

Волк еще раз гавкнул и вновь помахал хвостом.

– Приму это как согласие.

Саша бросила взгляд на камень. Все такой же спокойный и недвижимый. «Немертвый» – почему-то пронеслось в мыслях. Смерть есть для живых. Он выше этого. Он просто недвижим – и таковым будет. Веками. Был до нее – и будет после.

Почему-то знание об этом иррационально успокаивало. Этот камень был центром здешнего мира, и Саша сама была как-то причастна к нему. На миг она ощутила себя такой же монументальной и недвижимой, игнорирующей любую возню зверей, растений и разумных вокруг. Не из высокомерия, а просто потому, что камню никто из них неспособен причинить никакого вреда.

Она моргнула, ощущая, что не желает больше становиться каменной статуей. Наваждение распалось – она вновь была Сашей Неродовой. Но отголоски чувства совершенной неподвижности, монументальности, неуязвимой целостности поселили в душе странный, иррациональный покой.

– В этом месте никто не причинит мне вреда, – неожиданно для себя Саша говорит это вслух.

Слова теперь вовсе не кажутся неуместными. Скорее, наоборот, правильными. Для этого мира она столь же монументальна, как и камень, и столь же важна. И ничего здесь не представляет опасности для нее. И подтверждение тому – глубокое понимание во взгляде волка.

– Веди.

Саша ступает по мягкому мху, ощущая босыми ступнями каждый древесный корень, идя след в след за своим мохнатым проводником. Босоногость вовсе не причиняет дискомфорта. Наоборот, неширокая тропинка, сплошь заросшая мхом, кажется покрытой приятнейшим на ощупь ковром с глубоким ворсом. Деревья словно расступаются перед Сашей и волком и смыкаются за их спинами. Но ее это не пугает. Она просто идет за проводником, наслаждаясь спокойствием и мягким мхом под ногами. Тропинка приводит их на крошечную полянку, через которую течет довольно широкий ручей. Он вовсе не беззвучен – тихий плеск воды ласкает уши. Здесь, кажется, даже дует ветер. По крайней мере, Саша слышит шелест листьев. Да и свет солнца пробивается через кроны куда увереннее, чем раньше.

На другом конце поляны стоит человек. За его спиной лес темнеет, и черные одежды незнакомца кажутся естественным продолжением этой темноты. Невысокий, худой мужчина в черной рубашке и черных же штанах несет на себе множество плетеных браслетов и ожерелий. Он также бос, хотя мха на его стороне поляны и нет.

Он здесь гость – Саша ощущает это буквально всем своим существом. Гость, пришедший из темного леса. Гость, целиком и полностью находящийся в ее воле.

Волк садится рядом, прижимаясь мордой к ее ноге. Саша не боится человека в черном – здесь, на своей земле. Камню он не причинит вреда, а она – тоже камень.

– Кто ты? – вопрос падает в воздух и словно бы нехотя перебирается через ручей.

– Гость. Вестник, – голос мужчины повсюду – и нигде.

– Зачем ты здесь?

– Прошу разрешения войти, – мужчина склоняет голову. – После я расскажу зачем пришел.

Саша делает глубокий вдох и отступает назад. Волк становится перед ней, скаля зубы. Через ручей напротив Человека в Черном сам собой возникает мост из поваленного бревна.