Истоки фольклора Русского Севера

«Божественные день-ночь (сутки) – это год,
Он также делится на две части:
Ночь это путь (солнца) на юг, день – это
путь на север».

Б.Л.Смирнов, комментируя этот текст, пишет: «время движения Солнца на юг считается темной половиной года; умерший в это время подлежит возврату. Движение Солнца к северу (от зимнего до летнего солнцестояния) „светлой половиной“, умерший в это время не возвращается».

 Причем, согласно идее трех нитей (гунн), трех начал – святости, страстности и злобы (незнания), соответственно светлой, красной и темной карме, люди разделялись в своих посмертных судьбах:

Темные направляются в преисподнюю,
Красные (раджас) – к человеческому (существованию),
Светлые в мир богов уходят, причастные счастливой доле.
В силу исключительной злобности (они)
попадают в звериные лона,
В силу праведных – неправедных (дел) – в человеческие.
а в силу праведных – в божеские (лона).

Исходя из этого можно предположить, что именно в Ивановскую (купальскую) ночь, когда начиналась «ночь богов», после обрядов очищения водой и огнем, как бы «включался» процесс возвращения на землю тех душ, которые, излившись дождем или росой, приходят вновь в мир людей в облике новорожденных детей. Ведь не случайно в Вологодской губ. еще в начале 20 в. на Иванов день собирали и пили росу. Травы, собранные в купальскую ночь, должны были приносить здоровье и жизненную силу, способствовать зачатию и рождению здорового потомства. М. Забелин в своей работе «Русский народ. Его обычаи, обряды, предания, суеверия и поэзия», увидевшей свет в 1880 г., писал о том, что накануне Ивана Купала все северные народы отмечали праздник Росы «так как почитание богини Ладо было у всех общее». Прусское Лаго, Латвийское Лиго, русская Лада и индоиранский праздник «Лила» – все связаны с идеей, продолжения рода, увеличения репродуктивной силы Земли и людей. Души возвращались на землю дождем и росой и необходимо было дать ими новую плоть, зачать новые живые существа. Н.Р.Гусева особо отмечает, что в языках -индоиранской группы слово «лила», как и слово «лельа», «лела», означающие «прижимание», «возбужденный (ая), дижущийся (ая) туда-сюда», образуется от глагола «ли» со значениями «плотно прижиматься, ложиться, растворяться, погружаться». Они могут быть сопоставлены и этимологически и семантически со славянским Лелем и посвященными ему хороводными любовными играми».

 Д.К.Зеленин, говоря о празднике Ивана Купала, подчеркивает, что» в древности с этим периодом совпадал свадебный сезон, т.е. время заключения браков – разумеется не в нашем понимании, не индивидуальных браков, а «игрищ в селениях».

 И он же отмечает, что «огонь, через который прыгает молодежь – это не только средство очищения, но и оберег; предпочтение, которое оказывают при этом соломе и разному старью, как топливу для таких костров, может свидетельствовать о том, что к огню приглашают умерших предков, хотя никаких других данных в пользу этого предположения нет… Свободу нравов среди молодежи, столь характерную для Ивановой ночи, следует рассматривать как пережиток древнего брачного периода. Этот мотив выступает в обрядовых песнях.

«Хто не прийде на Купала дивицця,
Той не буде до вику жениндя!»

И купальские обряды, и купальские травы связаны с символикой продолжения рода. Вероятно, отсюда берет начало и древнеиндийский обычай давать беременным женщинам особые травы, способствующие (по их представлениям) успешному деторождению, в сопровождении заговора, практически идентичному тому, что повторяют на Русском Севере и сегодня. Одним из обрядов, совершаемых беременными женщинами (в начале третьего месяца беременности) в Древней Индии было омовение на траве, которая, судя по всему, обеспечивала защиту от вредоносной магии.

Очень интересное предписание, касающееся беременных женщин, есть в «Падма-Пуране» (V,7) – они» не должны сидеть на муравейнике».

 Вероятно, возможность подобной ситуации (сидения на муравейнике) предполагалась каким-то обрядом. Во всяком случае, в свадебной обрядности востока Вологодской области свекровь, встречая молодую в своем доме, говорит: «Любите мою молодицу, по коровушек водите, на муравьище не садите». Поскольку рожали «но дворе у коровы,» то, вероятно, просьба водить молодицу «по коровушек» являлась пожеланием скорейших родов, а «сажание на муравьище» было связано в с каким-то экстремальным обрядом, проводимым над бесплодными женщинами.

Мы уже отмечали ранее, что в северорусской обрядности коровы, солома и покойник взаимосвязаны. Так как роды всегда ставят женщину на грань между жизнью и смертью, то местом их, как правило, становилось помещение, связанное со смертью, с культом мертвых (хлеб, баня и т.д.). Интересно, что в древнеиндийской традиции женщина рожала обязательно в юго-западной стороне дома, т.е. в помещениях, связанных со смертью. А.А.Васигин подчеркивает, что: «северную и восточную стороны света индийцы вообще считали священными и счастливыми, южную (сторона, посвященная предкам, царство смерти) и западную (сторона заката) – предвещающими смерть и несчастье».

В случае тяжелых родов восточные славяне вообще и североруссы в частности прибегали еще в 30-х годах 20 века к таким магическим средствам, как развязывание всех узлов в доме.

 В древнеиндийской традиции в подобной ситуации брахман также развязывал все узлы в доме.

Д.К.Зелении в «Восточнославянской этнографии» отмечал, что: «Роженица, отчасти и ребенок, повитуха и даже муж роженицы, также как и само помещение котором происходят роды, считаются нечистыми, эта нечистота однако не столько физическая, сколько духовная».

 Причем роженица считалась нечистой в течение 9 дней после родов. На девятый день проводился обряд, снимавший с неё нечистоту. В древней Индии мать и новорожденный в течение 9 дней считались ритуально нечистыми, и огонь, горевший при родах, также был не чист. Поэтому на десятый день его гасили и применяли обычный домашний огонь, т.к. мать и дитя считались к этому дню очищенными. Имя новорожденному также не давалось ранее десятого дня, «когда проходил период ритуальной нечистоты и особой опасности для ребенка со стороны злых демонов и колдунов».

В русской традиции было принято начинать с шестимесячного возраста кормить ребенка гречневой кашей с молоком и особым кушаньем из ржаного хлеба, сваренного маленькими кусочками в воде, т.е. твердой пищей.

 Согласно древнеиндийских законов, «церемония кормления пусть совершается на шестом месяце со дня рождения… пусть кормит ребенка на шестом месяце легкой и подходящей пищей», которая представляет собой рисовую кашу с молоком».

Д.К.Зеленин отмечает, что «Севернорусские и белорусы не стригут ребенку ногти, пока ему не исполнится год, иначе он может стать вором. До года не стригут также и волосы, даже если волосы стали очень длинными и мешают ребенку смотреть. Если не соблюдать эти правила, то по народным представлениям, ребенку можно «отрезать язык», т.е. ему будет трудно научиться говорить».

 Он же указывает, что белорусы впервые стригут детей на третьем году жизни. Перед первой стрижкой у русских крестная мать дарила своему крестнику новую рубашку, т.е. «на ребенка одновременно надевали новую одежду». Д. К. Зеленин отмечает, что в былые времена княжеских детей стригли в 2—4 года, а иногда и на седьмом году,» когда мальчика впервые сажали на коня».

 Интересно, что до недавнего времени сохранялся обычай первые срезанные волосы засовывать в коровий навоз, якобы для того, чтобы у ребенка волосы были густыми и «кудреватыми». Иногда считали, что закатывание волос в навоз, как и сажание ребенка для первой стрижки на овчину мехом наружу, необходимо для того, чтобы в дальнейшем он жил долго и был богатым.