Истоки фольклора Русского Севера

Глава 4

Надо отметить, что такая обрядовая архаика, зафиксированная на уровне древних арийских текстов, сохранилась не только в былинах и сказках, но и даже в некоторых бытовых поведенческих нормах, характерных для русского народа.

Так, встречаясь друг с другом, мы здороваемся, т.е. желаем здоровья. Но именно это и предписывает Махабхарата: «При каждой встрече следует спрашивать о здоровье», кроме того: «Подстригающему себе бороду, чихающему, купающемуся, вкушающему пищу и всем болящим желать здоровья»,

 что мы и делаем (с небольшими коррективами) по сегодняшний день. В обыденной жизни супруги часто говорят друг о друге «моя половина», но ведь еще в ведических текстах говорится «Сам человек – полчеловека, вторая половина – жена».

 И здесь имеет смысл обратиться к северорусским народным обрядам: свадебным, родильным, похоронным и т. д. Е. Перфецкий в своей статье «Бытовые языческие черты в свадебных обрядах русского населения Архангельской губернии» отмечает полное сходство древнерусской формы брака «похищение», «покупка», «приведение» с древнеримской «usus», «coёmptio», «confarreatio». Но Р. Б. Пандей, говоря о древнеиндийcких формах брака, отмечает брак – похищение, характерный для варны воинов, называемый «ракшаса»; брак «гандхарва», когда не родители девушки решали вопрос о браке, а невеста и жених решали его между собой, следуя взаимной любви; брак «асура» или «покупка», когда жених дает имущество родственникам и невесте, т.е. невесту практически продавали; брак «брахма», который считался похвальной формой и был подобающим для брахманов, эта форма была прослежена вплоть до ведийских времен. Собственно это и есть брак-приведение, когда отец выдавал девушку замуж, «давая столько украшений, сколько мог, мужчине, обладающему характером и ученостью, которого он сам приглашал по своей воле и принимал с почетом, не беря ничего взамен».

А.А.Васигин отмечает: «Практически во всей Индии прослеживается одна и та же закономерность, браки высших каст и высших слоев общества совершаются согласно ортодоксальным формам брака, без брачного выкупа, но с уплатой приданого, браки низших слоев и каст – в формах брака купли».

 Д.К.Зеленин в своей «Восточнославянской этнографии» подчеркивал, что у русских, особенно у староверов, т.е. среды, наиболее полно сохранившей древнейшие дохристианские обряды, «повсеместно распространены тайные свадьбы – самоходом, самокруткой, уводом, уходом убёгом. Известны три вида таких свадеб. В первом случае совершается настоящее похищение: невесту похищают неожиданно для неё самой и она не знает для кого и для чего это делают».

 Эта форма брака, зафиксированная у русских староверов, практически идентична отмеченной Р.Б.Пандеем форме брака, характерного для варны воинов и называемого «ракшаса». Во втором, более распространенном случае, как пишет Д.К.Зеленин, «жених и невеста договариваются о тайном браке, причем невеста заранее отдает жениху часть своего приданого или, по меньшей мере, делает ему подарок как залог того, что она не передумает.«

 Такая форма по-существу идентична древнеиндийской форме брака «гандхарва». Именно о ней говорит царь Душьянта, герой драмы великого индийского поэта и драматурга 4—5 в. Калидасы «Шакунтала, или перстень – примета»;

«Есть брак старинный – вольное супружество:
Не надо согласия родителей, венчального обряда.
Так поступают дочери подвижников святых,
И, радуясь, родители благославляют их».

Третий тип брака, отмеченный Д.К.Зелениным – «когда родители невесты сами организуют её мнимое похищение», тем самым, избегая расходов на свадьбу.

 Фактически в такой форме брака все расходы ложатся на плечи жениха и это, по сути, очень близко к древнеиндийскому браку «асура». Возвращаясь к статье Е. Перфецкого отметим, что, говоря о формах брака, характерных для архангельских крестьян в начале 20 в., он подчеркивает наличие еще одной, близкой к древнеиндийской, формы, когда «как в древности, так и теперь не жених идет в дом невесты и приводит её к себе, подчас насильно, а она сама, свободная вступает на порог жениха или её свободную приводят к нему родственники, отсюда эта форма брака получила свое название – «приведение». Кроме того, не жених платит за невесту, а за нею приносят приданое. Первою чертою приведение отличается от похищения, второй от покупки».

 Отметим еще раз, что в Индии именно в высших кастах, в наибольшей чистоте сохранивших древние индоиранские обряды, была распространена эта форма брака, столь характерная и для Русского Севера. Стоит заметить, что близость славянских и индийских брачных обычаев была отмечена еще Г. Васильевым в середине 19 в.

 Действительно, Е Перфецкий в начале 20 в. пишет о том, что у славян «центральным моментом религиозного заключения брака… было посажение брачующихся на коже жертвенных животных или как оно называлось у древне-руссов – «сажание на посад». Подобное явление мы наблюдаем теперь у наших крестьян: невеста, надев на голову парчевую повязку и на верх её «челки» (круг, высаженный бисером), приступает к шитью рубахи жениху, причем она садится на передней лавке, на которую полагается вверх шерстью собственная её шуба для сидения на ней. Для жениха существует тоже аналогичный обряд: при отправке к невесте из своего дома, жених зажигает восковую свечу у образа, родители тоже берут в руки свечи и приступают к благословению сына, причем под ноги его вверх шерстью кладется овчинная шуба, которая должна быть из одноцветной шерсти».

 И даже в настоящее время старики в вологодской и архангельской глубинке, вспоминая свою молодость, отмечают, что во время свадьбы невеста и жених сидят на лавке, на шубе мехом наружу. Но если мы обратимся к древнеиндийскому свадебному обряду, то в нем невесту также сажают на шкуру (рыжего быка) шерстью вверх. Считалось, что она (шкура) должна была «способствовать плодовитости женщины».

 В русском свадебном обряде девичью косу невесты расплетают и переплетают её в две женские косы, символизирующие освобождение от родительской власти и переход в новое состояние замужней женщины. В индийском свадебном обряде «девушке расплетали косички, освобождая её от родительской власти, в знак того, что она переходит в новое состояние – замужней женщины»,

 Во время свадьбы молодых на Руси обсыпали хмелем и зернами злаков. Эта традиция сохранилась на Русском Севере вплоть до наших дней. В древнеиндийском свадебном обряде также принято обсыпать молодых зернами злаков.

 В северорусской свадьбе на полу рассыпалась солома, которую новобрачная должна была выметать. «Свадебный обряд в Индии включает жертвенную солому на полу. Коврик невесты должен касаться края жертвенной соломы.«

 В северорусской свадьбе сваху, дружек, тысяцкого и других участников свадебного ритуала было принято ругать, обзывать, насмехаться над ними. Так сваху сравнивали с «жабой болотной», с мышью, просили увести ее на речку и т. д. Очень широко были распространены довольно скабрезные шутки в адрес главных действующих лиц этого торжества. Так Д. К. Зеленин отмечает, что: «На Онеге во время свадебных торжеств устраивались шуточные представления, в том числе женитьба барина. Один из присутствующих, изображающий барина, громко, так, чтобы всем было слышно, выкрикивает всевозможные непристойности, каждая из которых задевает присутствующих девушек, а остальные молодые люди повторяют эти же непристойности, но еще громче»…

В древнеиндийской свадебной традиции считалось «что шутки (часто неприличные) во время свадьбы вызывают смех, способствующий плодородию. Такое же значение, очевидно, имеет распространенный в Индии обычай ругать свадебных гостей».

В русской народной свадьбе не только в деревне, но и в городской среде еще в конце 19 в. было принято сажать мальчика на колени новобрачной. В первый раз его сажали сразу же после приезда от венца, во второй – во время кормления молодых. Г. А. Жирнова отмечала, что: «Отрок вместо со сватьей и дружкой провожал молодых до брачной постели и трижды ударял ладошками по подушкам. Исследователи относят символические действия такого рода к семильной и контагиозной магии, направленной на то, чтобы у молодых первым родился сын».

В древнеиндийской свадебной церемонии на колени молодой также сажали мальчика.

Мы уже отмечали ранее, что в русской фольклорной традиции жениха-мужа величают, как правило, «ясным месяцем», а невесту-жену «красным солнышком». В свадебном гимне Ригведы невесту также именуют солнцем (Сурьей), а жениха месяцем (Сомой). Общеизвестно, что в русской свадьбе жених это «молодой князь», а невеста «молодая княгиня.». В древнеиндийском свадебном ритуале жених имеет все атрибуты царя-кшатрия (т.е. воина), а невесту называют «госпожой» и «царицей».

В русской, и особенно в северорусской свадебной традиции имеется разработанный и до предела семантизированный обряд предсвадебной бани для невесты и для жениха. В древнеиндийском свадебном ритуале полагалось, чтобы «невеста и жених омылись перед брачными церемониями».

Мы знаем, что для северорусского свадебного костюма (и жениха, и невесты) характерно сочетание красного и белого цвета, причем именно свадебный костюм перенасыщен выпивкой, ткаными проставками, лентами и т. д. красного цвета. Ранее уже отмечалось, что сочетание красного и белого было атрибутом похоронной обрядности на восточноевропейском Севере еще в эпоху древнего каменного века (владимирская стоянка Сунгирь 24—25 тыс. до н.э.). Исследователями неоднократно подчеркивалось, что севернорусская свадебная песенная традиция и прежде всего причеть невесты исключительно близка к похоронной причети, а в целом свадебный обряд семантически близок к похоронам. «В индийской символике белый и красный цвета, особенно сочетание их, символизируют траур», – пишет Б.Л.Смирнов.

 «Сари (или другая одежда) красного иди темно-розового цвета и в наши дни обязательно надевается невестой в день свадьбы почти во всех областях Индии», – отмечает Н.Р.Гусева.

 Она же указывает на следующие обстоятельство: «в «Глиняной повозочке» выявляется интересная символика – красный цвет знаменует собой и казнь и свадьбу: герой драмы Чарудатта, по ложному обвинению предан в руки палачу, и на него надевают красный плащ, но в час казни является его возлюбленная и снимает с него тяжкое обвинение, после чего Чарудатта восклицает: «Смотри – и этот красный плащ, и осужденного венок ты в украшенья жениха своим приходом превратила».

Мы знаем, что в русской свадебной обрядности хлеб и соль играют огромную роль. Молодых благословляли хлебом-солью, на свадебной столе обязательно должны были стоять хлеб и соль и т. д. Но в восточных регионах Вологодской области сохранилась память о том, что раньше невесте перед венцом сваха и крестная мать (божатка) натирали темя солью. Считалось, что делается это для предохранения от сглаза. Интересно, что в древнеиндийских текстах соль и соленая пища «всегда ассоциируются с половыми отношениями».

Глава 5

Символом половых отношений в индийской традиции считается также заяц, который постоянно присутствует в изображаемых на миниатюрах эротических сценах. Символике зайца в славянской обрядности и фольклоре посвящена работа А.В.Гуры, который отмечает, что: «Образ зайца в славянских народных представлениях обнаруживает ярко выраженную связь с архаической и сакральной в своих истоках фаллической символикой»,

 и характеризуется любовно-брачной семантикой. Он подчеркивает далее, что: «Любовно-эротическая символика зайца определяет и представление о влиянии этого животного на красоту и привлекательность человека: «кто кусочек мяса заячьего съест, будет красавцем» (Воронежская губ.) «

 Здесь стоит отметить, что в индийской традиции красивую девушку называют «зайцеликой». Отвлекаясь несколько от свадебной тематики, заметим, что в древнеиндийских представлениях заяц связан с месяцем, являясь его воплощением. С подобной ситуацией мы сталкиваемся и в славянской фольклорной традиции: «Заяц-месяц, Где был? В лесе» (Казанск. губ.); «Заяц-месяц, Вырвал травку, Положил на лавку» (Петербургская губ); «Заяц-месяц, Сорвал травку, Положил под лавку» (Пермская губ) «

 В свадебной обрядности (славянской вообще и северорусской в частности) заяц – символ жениха. Так на Пинеге во время свадьбы жениху дарят сшитого из льняного холста зайца. Поскольку в северорусском фольклоре (как и в древнеиндийской традиции) жених ассоциируется с месяцем, а месяц – с зайцем, то в таких обычаях (дарения жениху зайца) нет ничего удивительного.

И, наконец, как пишет Р.Б.Пандей, согласно свадебным обрядам, зафиксированным в «Ригведе», «взятие руки невесты женихом является главной церемонией, и дарение девушки, как и прежде, остается делом отца, и жених приходит сватать её у него. Но взятие руки невесты, по-видимому, происходит в её доме, как это обычно делается и сейчас, а не в доме жениха…«

 После передачи отцом невесты своей дочери жениху их руки перевязывали веревкой – жениху правую, а невесте – левую. Жених, взяв невесту за руку, обходит с ней вокруг огня слева направо и т. д.

Если мы обратимся теперь к свадебному обряду, существовавшему еще в 20-е годы нашего века на востоке Вологодской области (Бабушкинский, Никольский, Тарногский р-ны), то здесь отец передавал невесту жениху, ведя её за полотенце, одетое петлей на руку. Держась за другой конец полотенца, жених обводил невесту вокруг стола слева направо. Затем, продолжая держаться за разные концы полотенца, они становились на браную скатерть для родительского благословения. В Индии распространен обычай, по которому к дню свадьбы женщины из семьи невесты наносят магические орнаменты (ранголи или альпона) на пол, стены дома и вокруг брачного алтаря (функции такого брачного алтаря в вологодской свадьбе выполняла именно орнаментированная браная скатерть, на которую становились жених и невеста).

В связи с этим Н.Р.Гусева пишет: «Эта древнейшая традиция, связанная с верой в магическую силу условного рисунка, прочно вошла в индуизм, и ни одно обрядово-ритуальное действие, ни один праздник в индусских семьях любого социального слоя не проходит без нанесения ранголи не только на землю перед входом в дом, на полы или стены дома, но и на сосуды и разные ритуальные предметы. Отдельные элементы подобных узоров наносятся даже на ладони невесты, а иногда и на её лицо».

 Здесь стоит отметить тот общеизвестный факт, что в северорусской свадебной обрядности (да и в целом у русских) охранительная орнаментика играла огромную роль. Украшенные древними геометрическими узорами полотенца вешались вдоль стен, в красном углу, входили составляющей частью в головной убор молодой, да и весь костюм жениха и невесты был перенасыщен такими вышитыми или ткаными охранительными орнаментами. Причем индийские магические узоры, как правило, абсолютно идентичны северорусской охранительной геометрической орнаментике. Интересно и то, что в индийском свадебном обряде, согласно ведическим правилам, на рисе, насыпанном в форме лепешки, жрец рисует красным порошком один из важных элементов янтр-свастику. В свадебной обрядности Вологодской губернии лепешка – «витушка» играла также огромную роль. Витушка украшала свадебный стол, она была символом молодых. При приезде молодой в дом мужа именно витушкой благословляла её свекровь и клала этот ритуальный хлеб на голову своей снохи. Выпекалась витушка также не просто, она, как правило, вся украшалась «гуськами» и свастиками из теста. Очень часто при приготовлении такого свадебного хлеба сначала лепили из теста свастику, а затем обкладывали её по контуру тестом. В результате после выпечки не только на внешней части пирога доминировала свастика, но она также хорошо просматривалась и на плоскости, лежавшей на полу.

Мы знаем о том, какую большую роль играют в индийской свадьбе венки, украшающие жениха и невесту. Но здесь, наверное, стоит вспомнить, что в восточнославянской архаической обрядности одним из важнейших атрибутов Купалы – дня, связанного с началом брачного периода, был венок, использующийся как средство продуцирующей магии и оберег. Даже сам термин «венчание» определяет свадьбу как некий ритуал, связанный с венком. В.К.Соколова отмечает, что: «У белорусов через костер перебрасывали венки, причем, если венок ловила девушка, то бросала обратно, если парень – рвал… Вполне вероятно, что это более ранняя, чем гадание форма действий с венком, связанная с брачной символикой, которая занимала в купальской обрядности видное место».

Таким образом, мы можем констатировать огромное количество схождений – образных, ритуальных, знаковых – в северорусской и древнеиндийской свадьбе.

Глава 6

То же самое можно сказать, сравнивая северорусские и древнеиндийские похоронные обряды. Так, Д.К.Зеленин отмечает, что: «По русским представлениям, умирающий должен окончить свою жизнь на соломе: украинцы и белорусы кладут его на овчины». Согласно этнографическим данным, полученным экспедицией Вологодского пединститута в Кич-Городецком районе Вологодской области от стариков 1911 и 1914 г.р., покойников моют на сене, которое затем выносят во двор к стойке, т.е. столбу, который держит переводы, для того «чтобы скотина затоптала» и чтобы «корень (семья) жил в достатке». Интересно, что «корень» не только семья, но и само сено, на котором мыли покойника.

Р.Б.Пандей отмечает, что в древнеиндийском обряде «умирающего клали на землю, обмазанную коровьим навозом и посыпанную священной травой,

 т.е. здесь также, как и в северорусской традиции, умирающий, солома и коровы взаимосвязаны.

Э. Тэйлор в своей широко известной книге «Первобытная культура» писал о том, что «индусы приносят в дар брахманам черную корову, чтобы обеспечить переход души через Вайтарани, реку смерти, и часто при смерти хватаются за хвост коровы, как будто хотят переплыть реку по способу пастухов. В числе верований Северной Европы упоминается, что человек, отдавший корову бедному, найдет корову на том свете, чтобы перебраться на ней через мост смерти, а обычай вести корову в погребальной процессии, говорят удержался до настоящего времени».

На Русском Севере до рубежа 19—20в. сохранился похоронный обычай, когда родственники покойного дарили корову нищему, говоря при этом, что это «коровка покойника.» 

В верованиях древних индийцев «отражено представление о предках, обитающих на Луне: «Поистине, те, кто уходит из этого мира, все идут к Луне. Благодаря их жизненным силам она растет в первую половину месяца и во вторую половину месяца заставляет их родиться (снова). Поистине, Луна – это врата небесного мира. Кто отвечает ей (должным образом), того она отпускает. Кто же не отвечает ей, тот, став дождем проливается здесь дождем; тот снова рождается здесь…

 Вспомним вновь слова русского комментатора 12—13 в. к христианскому поучению «О вдуновении духа в человека, который, противопоставляя языческого Рода христианскому Саваофу, пишет: «То ти не Род, седя на воздесе мечеть на землю груды и в том рожаются дети… всем бо есть творец бог, а не Род!» о том, что славянский Род – аналог ведического Рудры – является, судя по всему, лунарно-водным божеством, говорилось ранее. Таким образом и в древнеиндийских, и в раннесредневековых русских представлениях умершие связаны с месяцем (луной) и возвращаются в мир живых (чтобы родится вновь) дождем или росой. До наших дней на Русском Севере сохранились заговоры, в которых месяц связан с миром мертвых: «Месяц, ты, месяц, высоко ты ходишь, много ты видишь, где-то ты был, на том свете, видал там мертвеца…» или «На небе светел месяц, на море белый камень, в поле сырой дуб; они три брата…«

 Согласно древнеиндийским представлениям, так как «предки живут на другой стороне Луны, то жертвоприношения и просьбы предкам удобно отправлять в новолуние, когда у них полдень».