Клуша

Алина притащила с собой пакетик с разными штучками, которые Клаве не терпелось разобрать. Коробочки, флакончики, тюбики, баночки, россыпь пробников.

Она украдкой разглядывала Алину. Не такая уж красивая. Да, волосы хорошие и одевается со вкусом, и красится, но секрет больше в ухоженности, чем в обаянии или правильных чертах лица. Зубы с щербинками, а поставить скобы так и не решилась. Уши торчат, подбородок тяжеловат. А собрать все вместе – красавица так, что даже продавщицы в магазинах провожали ее завистливыми взглядами. И при всем при том – мечтает выйти замуж, а не уже замужем. Странно.

– Ноги болят, – пожаловалась Клава, когда девушки присели отдохнуть в кафешке. – А мне еще завтра на работе целый день на ногах.

– Болят – не отвалятся, – сказала Алина.

Клава покосилась на Алинины каблуки. Чудо-женщина.

– Ты после родов насколько потолстела? – спросила Алина, помешивая сахар в чашечке.

– Ни на сколько. Я и так была полновата, так что быстро вернулась к своему обычному излишнему весу.

– Понятно, – сказала Алина. – А то я ужасно боюсь потерять фигуру.

– Ого, мужа нет, но уже думаешь о ребенке? Сначала надо отца найти, а потом уже бояться чего-то там потерять, – заметила Клава. – С чего начнем? Как ты и говорила, с прогулок в парке?

– Там обитают только пьяницы да молодые папаши. В зависимости от времени суток, поморщилась Алина.

– О, а иногда это одни и те же люди, – усмехнулась Клава.

– Надеюсь, что иногда.

– Кстати, о парнях. Помнишь Вологдуева?

– Кого?

– Ну парня твоего школьного.

Лицо Алины выразило сложную гамму чувств, в которой припоминание не

доминировало.

– Нет, – сказала она, – не помню.

– Оболдуева не помнишь?! – поразилась Клава. – Ну как же, он тебе даже стихи писал.

– А, этот.

– У вас же такая любовь была! Вы же всегда были вместе. еще до того, как начали встречаться.

– Мы были детьми, – сказала Алина, тихонько постукивая ложкой о край чашечки.

– А он тебя, может быть, все еще любит, – сказала Клава.

– И что с того? Мы выросли, изменились.

– Ну, ты-то только красивее стала, да и он тоже… такой же пухленький, – Клава усмехнулась. – Как медвежонок.

– Поэтическое сравнение. Ты в школе, вроде бы, тоже че-то там строчила? Поэтическое.

– Было дело, но кто по детству не увлекается?

– И Вологдуев тебе нравился.

Клава закашлялась.

– С чего ты взяла? – спросила она наконец. Алина бросила на нее быстрый взгляд.

– Ты танцевала с ним на выпускном.

– И что? – Клава незаметно начал злиться, от безмятежного удовольствия после похода по магазинам не осталось и следа.

– Ты ведь знаешь, как тебя называли в школе? Клуша.

Клава кивнула. Глупо отрицать.

– Все называли, даже я и Борька. Только не обижайся, но ты и в самом деле походила на клушу. Толстенькая, одевалась стремно, можно принять за заучку, но…

– Но училась я тоже так себе, не в первых рядах. Успевала по некоторым предметам, и только. Дальше.

– Но ты не обижаешься, да? Это же давно было. На тебя из парней никто тогда не смотрел, кроме как посмеяться.

Клава смотрела в сторону, иначе от ее взгляда Алина могла б подавиться.

– Курочка всегда доставал тебя. Его самого доставали, вот он и нашел крайнюю, чтоб перетянуть внимание на тебя.

Клава помнила "Курочку". Прозвище ему дали за худые цыплячьи ножки. В седьмом классе он смешно бегал, подпрыгивая, в ребячьих шортах. Физрук, человек уставший от жизни и недалекий, покрикивал на него: "Чо бежишь как курица? Руки к телу прижми, не размахивай". К старшим классам внезапно вытянулся, отпустил волосы и ходил в грязных футболках. Курил за школой как и все одноклассники, визгливо смеялся.

– Он безобидный был, но мерзкий, – Алина передернула плечами.

Безобидный, как же. Нет хуже изгоя нашедшего кого-то, кого можно гнобить самому.

– Он за Борькой хвостом ходил, трепался всем, что лучшие кореша, – Алина не заметила, как перешла на язык средней школы. – Я говорила Борьке, что зря он с хмырем этим связался, но Борьке вообще было поровну. Он пацан добрый был, не знаю как сейчас.

– Ничуть не изменился, – сказала Клава.

– Ага, а потом помнишь, как Борьку обвинили будто он деньги украл? Шум стоял на всю школу, родителей вызвали.

Клава потерла переносицу. Меньше всего ей хотелось вспоминать те дни. Из сумочки классной руководительницы пропали деньги собранные на ремонт класса. Сумма небольшая, сдать успели всего пара человек, но Алина верно помнит, шум поднялся на всю школу. В кабинете находился только их класс, никто больше не заходил, так что круг подозреваемых оказался очень узок, всего тридцать человек.

– Я с самого начала знала, что это Курочка! Он всегда на крысу был похож, – Алина сделал большой глоток подстывшего кофе. – Но он вывернулся так, что я даже не поняла, как так получилось, что все стрелки перевелись на Борьку! Помнишь, то ли у него деньги нашли, которые он на ремонт сдать не успел, то ли еще что-то было…

Было. Клава как наяву увидела красное, замершее лицо Вологдуева, когда классная выуживала из его рюкзака мятые купюры. Никого не волновало, что их не хватало, никто не хотел слушать сбивчивые объяснения подростка, очевидно же, что врет. Его поймали практически за руку.

– Было собрание, – сказала Клава.

– Да, еще какое, типа всем классом осуждаем и ай-яй-яй, – Алина фыркнула.