Юна – единственная

– Да, Эндрю прав, я не знаю этого, – отчеканил, казалось бы не умеющий краснеть, но все же изрядно покрасневший пират.

– Капитан, а Каролин? – спросил Эндрю.

– Да, отдай ребенка ей, – чуть осмелел Бартоломью.

– Хорошо, – согласился капитан. – Позовите её сюда.

Фриман обернулся на скалящиеся улыбками лица моряков.

– А корабль кто чинить будет?! – рявкнул он. – А ну за работу! Ребенка никогда не видели?

Команду тут же, как ветром сдуло. Послышались приказы боцмана и все дружно принялись за работу.

Фриман взял нежную маленькую ручку девочки, тянущуюся в его сторону. Девочка обеими ручонками ухватилась за его пальцы, рассматривая их с явным интересом. Грубость бывшая доселе, сменилась неким сожалением. Он улыбнулся и произнёс:

– Единственный живой драгоценный груз, – проговорил Бартоломью.

Капитан вздрогнул. Что творилось в его душе, не мог понять даже он сам. Бартоломью давно не видел его таким.

– Она прелестна, – вздохнул Фриман.

В каюту вошла миловидная брюнетка двадцати четырёх лет.

– И что тут? – спросила она.

– Вот, – Фриман отошёл от кроватки.

– О боже, Дин – ты чудовище, – выпалила она.

– Знаю, – ответил он, приняв надменный вид. – Ты единственная женщина на борту и знаешь, как ухаживать за детьми.

– Я? – удивилась она.

– Да. Иначе я вас обеих выброшу за борт.

– Ты – чудовище, – она злобно глянула на него и подошла с улыбкой к девочке. – Какая же она хорошенькая, – она вновь глянула на капитана. – Хорошо, но что дальше ты намерен с ней делать?

– Понятия не имею.

– А как её зовут? – спросила Каролин.

– Не знаю, – пожал плечами Дин Фриман.

– Прежде чем убивать родителей, узнал бы имя, – с отвращением бросила Каролин. – Убийца.

– Кто ты такая, чтобы читать мне проповеди?! – взбесился Фриман и грубо схватил её за руку.

Девочка вновь заплакала. Бартоломью подошёл к кроватке и начал её качать.

Дин опустил руку Каролин, которая бесстрашно смотрела ему в глаза.

– Юна

, – проговорил Акулий Зуб. – Единственная.

– Отлично, – одобрил Фриман. – Вот тебе и имя.

Капитан обернулся и направился к двери.

– Я и Юна будем на борту «Стрелы», – утвердительно проговорила Каролин. – В моей каюте достаточно места.

Капитан задержал шаг и не поворачиваясь ответил:

– Я не против, – Фриман тут же покинул каюту.

Каролин тяжело вздохнула и подошла к кроватке. Девочка мирно спала.

– Иметь детей от этого человека – грех, – тихо сказала она. – Не понимаю, что же происходит? – она глянула на Бартоломью. – Неужели и ты доволен такой жизнью? Ходить по лезвию ножа и каждый раз думать, что следующая вылазка окажется в лучшем случае галерной лавкой, а в худшем – виселицей. Кому он мстит?.. Зачем?..

Каролин ответов на свои вопросы не получила. Акулий Зуб только помялся, пожал плечами, но секретов своего друга выдавать не стал.

– При первом же случае я вернусь домой, во Францию, – утвердительно доложила она. – Лучше быть танцовщицей и певичкой на постоялом дворе, чем видеть, как убивают невинных людей за бочку рома.

– Я принесу сундук с одеждой, – сказал Бартоломью. – Наверняка там есть что-то для малышки.

– Да, – вздохнула девушка, кивнув головой. – И помоги мне перенести всё это в мою каюту, – она улыбнулась, смотря на тихо посапывающую Юну. – Я два года воспитывала дочь одной из наших танцовщиц, умершей от родов. Я называла Джульетту своей дочерью, но не смогла спасти её от чумы.

Бартоломью дошёл до двери, но остановившись, засунул руку в карман и вынул медальон, он вновь подошёл к девушке.

– Ты знаешь, что здесь написано? – спросил он, показывая ей.

Девушка внимательно разглядывала надпись.

– Шар-ло-тта Г-ре-йм, – по слогам прочитала Каролин. – Шарлотта Грейм, – она перевернула медальон, всматриваясь в лик святых. – Ювелирная работа. Чье это?

– Не знаю, – соврал пират, забирая у неё свою находку. – Досталась с прошлого дележа. Всегда было интересно, что это за надпись.

– Наверняка принадлежит какой-нибудь аристократке, – хмыкнула Каролин.

– Уже нет, – улыбнулся Бартоломью. – А ты не вини капитана, он тоже много потерял в своей жизни.

– Ну да, – гневно бросила она. – Например, совесть, стыд и сострадание.

Бартоломью Акулий Зуб только лишь вздохнул и покинул каюту.

2

Девятью годами ранее. Англия. Лондон. Июнь 1693 год.